И он позволяет мне это. В этот раз не прерывая и без странных комментариев, вроде “ты все не так делаешь”.
Мне хочется задать вопрос, все ли я нормально делаю, но я забываю о нем, когда чувствую, что Камиль чуть отстраняется от меня. Я хочу убрать было руки, но он перехватывает резко и сильно меня за запястья, возвращая ладони обратно. Видимо, чтобы в тот момент, когда он меня целует без предупреждения, я смогла от неожиданности тихо застонать и вонзить ногти ему в кожу.
Потому что это настоящее безумие. Дышать им, чувствовать, как вместе с парализующим ощущением опасности тело прошивает дрожь от горячего возбуждения, которое он выдыхает мне в легкие. Чувствовать, как он поднимает меня, сажает на столешницу и вынуждает обхватить его бедрами, прижимаясь так тесно, что одежда между нами кажется слишком тонкой преградой, чтобы сдержать следующий порыв. Да и я задираю ее, когда запускаю ладони выше под водолазку, обнимая Камиля за спину и вжимаясь в раскаленную, твердую кожу.
Я случайно кусаю Камиля за губу в порыве чувств — не знаю, как так выходит, и он едва отдергивается. Испуганно распахнув глаза, я смотрю, как он облизывает языком маленькую ранку, и выдыхаю едва слышное “прости”.
— Забудь, — произносит он, — просто от тебя это достаточно неожиданно.
— Я случайно, — пытаюсь оправдаться я, — я растерялась.
— Я же сказал — забудь, — темный взгляд впивается в мое лицо, — можешь повторить, если захочешь.
— Если тебе не нравится, то я не стану.
— Мне многое нравится. Скорее тебе из этого многое не понравится. Сделай мне лучше еще кофе, — он отпускает меня, скользнув ладонью по моему бедру напоследок, и отходит. Я с сожалением чувствую, как я теряю возможность его обнимать дальше. Мир сразу становится каким-то холодным и пустым, и появляются подозрительно откровенные мысли, что я могла бы быть и смелее — у меня был шанс. Надо было трогать другие части тела. Которые ниже.
Камиль так резко переводит тему на кофе… Мне кажется, что он решил выбрать другую тактику — дать мне шанс постепенно привыкнуть к нему. И даже начать желать большего, потому что когда я спрыгиваю со столешницы на немного ватные ноги, я чувствую в очередной раз отчетливый, горький привкус разочарования на языке, от того, что Камиль умеет так хорошо держать себя в руках.
Эпизод 48
Ледяной ветер забирается мне под халатик, пока я стою у двери дома Камиля и всматриваюсь в темноту впереди. В руке тлеет сигарета, которую я стащила. На языке противный привкус от дыма, но почему-то только он может меня успокоить.
Я редко курила, очень. Просто, может быть, один плохой случай психологически привязал меня к этому сигаретному ритуалу? Камилю я сказала, что пробовала давно.
На самом деле я пробовала не просто так — в прошлом году Ляля упала, разбив себе висок, и попав с сотрясением в больницу, а я чуть не умерла от страха, думая почему-то, что потеряю сестру, что ее отберут… Потому что именно я приехала в больницу, а не отец. Я долго объясняла врачу и полиции, отчего так случилось, умоляя не сообщать в опеку.
После я стрельнула у одного из пациентов сигарету и выкурила ее почти что залпом — настолько меня трясло.
Я длинно выдыхаю дым, задрав голову вверх. Напряжение после телефонного разговора с отцом, постепенно покидает меня. Я сказала очень много плохих вещей, из-за которых мои и так прохладные отношения с папой наверняка испортятся совсем. Да и плевать уже. В конце концов, я уже выросла, а так и не ощутила — каково это, когда о тебе заботятся. На моих плечах была только бесконечная ответственность. С самого детства. Еще мне не хватало стоить в угоду отцу из себя хорошую дочь. Я и так уже заменила Ляле маму и папу, пока он заливал бесконечное горе алкоголем.
“Не придешь спать домой — можешь вообще не возвращаться”.
— Пф, — вырывается у меня, и я щелчком отправляю сигарету в мокрые кусты, — отлично. Чувствую себя использованным презервативом.
Продрогнув окончательно, я возвращаюсь в теплый дом.
Потом босиком иду к спальне. Что-то тормозит меня возле двери Камиля. Я останавливаюсь, закусив губу.
Он отослал меня в свою комнату. Прямо сказав, что хочет выспаться, а не смотреть на мой зад в кружевных трусах, и всю ночь… черт, нет, я даже мысленно не смогу повторить, что он сказал. Я наслушалась многое от дворовой шпаны, но у Камиля даже самые отвратительные вещи, которые он произносил, заставляли меня краснеть и смущаться.
Сейчас мне меньше всего хотелось спать в одиночестве. Черт, я вру сама себе! Я не только хочу спать рядом с кем-то, а не в полном одиночестве, как в детстве, боясь, что меня снова начнут мучить кошмары. Мне безумно необходимо чувствовать себя нужной. Вызывать какие-то эмоции хоть у этого человека, бесить, раздражать, привлекать.
Как бы я не заботилась о Ляле, она всегда мечтала, чтобы именно отец вернулся и стал прежним. Я ей не нужна. Я не могу ее в этом винить — я всего лишь ее сестра! Но из-за этого я ощущаю себя сейчас абсолютно покинутой.
А когда Камиль сказал мне, что у него есть причины оставить меня рядом со мной… глупость, но я тогда ощутила, что мне снова есть, за что держаться в этом мире.
Я неуверенно смотрю на дверь.
Он, наверное, уже уснул. Ладно. Я все решаюсь это сделать.
Осторожно и тихо приоткрыв дверь в спальню Камиля, я на дрожащих еще от холода ногах подкрадываюсь к кровати, на которой он спит. Мои глаза еще не привыкли к темноте, и я едва вижу очертания его тела. Решительно залезаю на постель, и в этот момент темнота передо мной оживает и неожиданно на моем горле цепко и жестко сжимается рука.
— А! Камиль, — испуганно выдыхаю я, схватившись за его запястье, понимая, что он мне сейчас переломает что-нибудь. Хватка мужчины тут же становится слабее. Мое сердце от испуга бьется так, словно хочет убежать из груди.
Вот это реакция. И сила. Пугает до дрожи.
— Твою мать, — ругается тихо Камиль, — крыша совсем улетела, коза? Я тебя случайно придушу в следующий раз.
— Я хотела просто поспать с тобой. Прости-прости, — заискивающе шепчу я, а он рывком притягивает меня ближе и вдыхает воздух.
— Ты курила, — констатирует он и от его голоса у меня мурашки бегут, — я тебе говорил, что сделаю с тобой за это? Адреналина в отношениях не хватает, Ева?
— Я взрослая девочка, Камиль. Что хочу, то и делаю. Сойдемся на том, что я очень плохая взрослая девочка. Отругай меня с утра и дай мне лечь, я замерзла, между прочим… ай!
Я вскрикиваю, потому что Камиль опрокидывает меня на спину и нависает сверху. Глаза привыкают потихоньку к темноте, и я могу рассмотреть его рельефное тело, от которого сейчас несет жаром, как от печки. Когда я отвожу коленку в сторону, которая блокирует Камилю возможность наклониться ко мне ниже, то чувствую, как задеваю кое-что твердое в районе его бедер. М-м.
— Судя по всему, тебе нравятся плохие девочки, — дерзко отвечаю я, — или тебя так завела мысль о моем убийстве?
Дразнить его и провоцировать мне кажется сейчас необычно волнующим занятием. Я даже не заглядываю далеко вперед. Меня не тревожат последствия моего поведения и я не загадываю, что буду делать с Камилем, который потерял контроль. Мне интересно — теряет ли он его вообще? Или он всегда настолько же хладнокровен, как и в своей мести?
— Пиздец ты сегодня смелая, Ева, — я вижу его усмешку и как взгляд становится жестким и темным, — терпеть не могу плохих девочек.
Он выдергивает поясок из моего халата. Я понимаю, что он собирается делать и рвусь к краю кровати, чтобы уползти и сбежать. Камиль хватает меня за лодыжку, я дергаюсь, как змея, вырываясь, но наши силы неравны. Он тут же меня подтягивает обратно, переворачивая на спину. Мой халатик сбивается окончательно, открывая ему обзор на нижнее белье. Я упираюсь Камилю в накачанную грудь ногой, пошевелив пальцами и пощупав еще раз его мышцы, и быстро произношу:
