Глава 29. Одна игра заканчивается, а другая начинается
— Так, — Елизавета подходит к нам, едва заметно пошатываясь, и заглядывает каждому в лицо, а затем обращается к Мирону, — о какой игре идет речь?
От нее веет сладким шампанским. В детском любопытстве щурит глаза и игриво упирает руки в боки. Она хочет хоть немного разрядить обстановку, а то мы с Мироном смотрит друг на друга дикими зверями.
— О той, в которой, Лизонька, тебе потребуется новое платье, — он щурится на меня, — а нам свидетели.
Меня оглушает восторженный визг и душат в рьяных объятиях. Уши закладывает гулом, и вижу только карие решительные глаза. Елизавета замирает, стискивая меня в крепкой хватке, и прислушивается:
— Лишь бы не разбудила. Нет, вроде, не разбудила.
— Чего кричишь? — с сердитым шепотом в гостиную входит высокий, плечистый и бородатый мужчина. — Я аж чуть с лестницы не навернулся.
— А тут такая радость приключилась, ты не поверишь! — Елизавета не торопится отпускать меня. — Я же говорила, что у меня сегодня было хорошее предчувствие! И оно меня не обмануло!
— Поделись, — он пожимает руку Мирону и с ожиданием смотрит на супругу, которая повисает на мои плечах.
Предпринимаю тщетную попытку высвободится из-под руки Елизаветы, но та прижимает к себе и воодушевленно улыбается:
— Угадай. Три попытки.
Что, мать вашу, тут происходит? Какие, черт вас дери, платье, свидетели и “угадай”? Я сейчас умру от ваших фокусов.
— Дай подумать, — приглаживает бороду и плюхается на диван, одернув полы пиджака. Изучающе смотрит на Мирона и вздыхает, — жениться, что ли собрался, в очередной раз?
— Да! — Елизавета взвизгивает и прижимает ладонь ко рту, кинувшись к мужу под бок.
— Нет… — тихо всхрапываю я и испуганно пячусь к дверям, — что… нет…
— Ты не представился Софье, — Елизавета пихает мужа в бок. — Невежливо.
— Егор, — ухает он, нахмурившись.
Походит на богатыря окладистой бородой, но вместо кольчуги на нем — модный и стильный костюм.
— Софья, — еще один шаг к двери, а затем срываюсь с места и бегу прочь из гостиной.
Меня охватил абсурдный страх перед Мироном и его родственниками. Пять минут назад я чуть ли не плакала из-за несправедливости мира, в котором нет места любви между мной и эгоистичным боссом, а теперь, когда он ляпнул о свидетелях, трусливо спускаюсь по лестнице, быстро, как никогда, перебирая босыми ногам.
Мирон продолжает меня топить в безумии и ошарашивает непростительными выходками. Была любовницей для утех, а буду женой для забав? Мы так не договаривались! Я уже все спланировала в голове: и громкие рыдания в грудь мамы, и жалобы отцу, и пару месяцев депрессии, а тут он взял и все порушил своим “взамуж”.
— Софья! Стоять!
Притормаживаю, схватившись за перила, и оглядываюсь. Мирон стоит на верхней ступени и подобен орлу, что увидел глупого сурка и собрался его сожрать вместе с потрохами.
— Не-а, Мирон Львович, — судорожно выдыхаю я.
— Мирон, — недовольно прищелкивает языком. — Без Львовича.
— Я выхожу из игры.
— Из одной вышла, в другую вошла.
— Хренушки!
Перескакиваю несколько ступеней и ускоряюсь. В вестибюле перевожу дыхание, и выбегаю на улицу под ночное небо. Сворачиваю на лево. Чуть поодаль от пафосного клубного дома на небольшой парковке другого не менее презентабельного жилого дворца курит и выпускает густой дым Виталий, облокотившись о капот машины. Удивленно приподнимает брови, и рявкаю:
— Задержите его! — и бегу по шершавой брусчатке. — У него шарики за ролики заехали!
— Чего?
— Виталий! — повышает голос за моей спиной Мирон. — Я же тебя просил не курить!
— Это электронная сигарета!
— Выбрось! — голос Мирона меня нагоняет.
— Да чтоб вас!
Заныриваю в темную подворотню, в пятку впивается острый камешек. Тихо вскрикиваю, и на меня голодным зверем набрасывается Мирон, который вжимает в стену и тяжело дышит.
— Вы пьяный!
— Перейдем на ты, Софья, — сверкнув глазами, приближает лицо. — На ты и на Мирона.
— Вам бы не мешало проспаться, — прошипев слова, фыркаю, — тебе.
— А тебе поумнеть, — скрипит зубами.
— Хороший и своевременный совет! — толкаю Мирона в грудь. — Он бы мне не помешал неделю назад!
Вновь нависает надо мной. Что, спровадил бывшую невесту и решил новую завести, а я вот не согласна! Вслух я этого, конечно, не говорю, потому что мне и дышать тяжело.
— Что ты творишь, Софушка?
— А вы? Ты? Хватит! — прижимаю кулаки к вискам. — Я устала! Прекратите… прекрати меня мучить! Ты… Вы…Ты…
Впивается под мое возмущенное мычание в губы, и я через секунду в ярости отвечаю на его поцелуй. Как же я его ненавижу за все жестокие шутки, издевки и унижения! Задирает юбку и бесчеловечно прерывает нашу отчаянную связь, развернув меня к себе спиной. Юркает рукой между бедер и проводит пальцами по мокрой промежности, отчего я со стоном вздрагиваю. По позвоночнику пробегает теплая волна, и закусываю губы.
— Софушка, надо сказать, что ты одна из тех редких женщин, что буквально текут ручьем, — собирает пальцами смазку и медленно массирует ноющию от желания половые губы.
— Мирон Львович… Прошу… Мы совершаем ошибку…
— Мирон, -- цедит он.
Сипло выдыхаю от уверенного толчка, который проникает в глубины разгоряченного чрева чуть ли не до пупка. По крайней мере, именно такое ощущение.
— Ты сегодня хочешь пожестче? — усмехается Мирон Львович и хватает за волосы, дернув тазом.
Нельзя кричать: разбужу спящих, а они вызовут охрану или полицию. Прикусываю кончик языка, запрокинув голову назад, и шумно с присвистом часто выдыхаю под беснующимся мужчиной, который рывками терзает меня. Вожделение клокочет, расплавляя внутренности жидким железом. Когда низ живота скручивает болезненным спазмом, Мирон Львович тянет меня за волосы, вынуждая выгнуться в пояснице. Прижав к себе одной рукой, другой ныряет между бедер и давит на клитор, пропуская его сквозь пальцы.