Войдя в мастерскую, я сразу же через стеклянную дверь в сад вижу Еву. Она меня не замечает, потому что сидит на корточках спиной к двери и занимается чем-то, что перед ней, на земле. Я вижу, как двигаются ее руки и плечи под красной обтягивающей майкой. На ней очень короткие шорты, открывающие незагорелые после зимы ноги.
Не шелохнувшись, я наблюдаю за тем, как она передвигает стоящий перед ней предмет, понимаю, что это большой цветочный горшок, и фокусирую свое внимание на ягодицах Евы, которые почти полностью бесстыдно выглядывают из коротко обрезанных штанишек, на напряженных мышцах ее бедер, на ее голых ступнях. Не меняй позиции, мысленно командую я, но она уже поднимается.
Тут меня замечает Да Винчи и начинает радостно мячиком скакать по клетке, требуя скорее выпустить его на свободу и поиграть с ним. Я прижимаю палец к губам, подавая ему знак сидеть тихо. Он останавливается и, склонив голову набок, смотрит на меня, будто старается понять, что я от него хочу.
– Не шуми, друг, – говорю ему еле слышно и открываю дверцу клетки. – Мы с тобой поиграем чуть позже, сейчас будут играть взрослые.
Зверек пулей вылетает из клетки и уносится в поисках приключений под стеллаж.
Я бросаю взгляд сквозь стекло: увлеченная своим занятием Ева никак не реагирует на его негромкий топот.
Я осматриваю комнату в поисках поводка Да Винчи. Он валяется рядом с клеткой. Я поднимаю его и выхожу в сад.
Я хочу воплотить в материале эту ускользающую химеру вечной женственности. Я хочу вырезать ее, высечь, насытить ею плоть и кровь дерева. И таким образом, наконец, овладеть ею.
Ева, переставив горшок к толстому стволу конского каштана, отряхивает с рук остатки земли. Я тихо подхожу сзади, одной рукой захватываю обе ее руки и прижимаю ее к себе, а другой зажимаю ей рот. Она сначала замирает и что-то возмущенно мычит, потом пытается вырваться. Пресекая ее попытки, я еще крепче прижимаю ее к себе.
– Это, моя дорогая, нарушение неприкосновенности жилища, – шепчу я ей в ухо.
Чувствую, как она мгновенно расслабляется.
– Да-да, это я, – продолжаю я, погружая лицо в ее мягкие кудри. – Но это не самая лучшая новость для тебя… Теперь слушай меня внимательно: я освобожу твой рот, но ты не произнесешь ни слова. Отвечать только кивком головы. Тебе понятно?
Она колеблется, затем кивает. Я медленно убираю руку. Ослабляю объятье и отпускаю ее. Она собирается повернуться.
– Не поворачиваться! – резко командую я.
Она вздрагивает от суровости моего тона и замирает.
– Сегодня не среда, тебе это известно? – спрашиваю я шепотом.
Она кивает.
– И, несмотря на то что сегодня не среда, ты явилась в логово волка… Это твое спонтанное желание?
– Да, – отвечает она чуть слышно.
– Стоп! Ты должна держать рот на замке! – одергиваю ее я. – Мне жаль, но ты должна быть наказана…
– Ты шути…
Она не успевает договорить, поскольку я снова решительно зажимаю ей рот рукой.
– Вот уж нет, – говорю я, качая головой. – Нужно научить тебя слушаться.
Я втыкаюсь носом в ложбинку между ее шеей и плечом, вдыхаю ее запах, а затем целую взасос. Она вздрагивает. Попробуй объяснить это своему жениху сегодня вечером, думаю я и легонько подталкиваю ее к дереву.
– Обопрись руками о ствол, – командую я. – Ниже… Еще ниже. Вот так и замри.
Она стоит передо мной, переломившись пополам, как заключенная. Я слегка раздвигаю ей ноги, поглаживая внутреннюю часть бедра. Расстегиваю ее штанишки и стягиваю их до лодыжек, открывая маленькие красные, под цвет майки, трусики, похожие на детские и одновременно невероятно сексуальные.
Я и так уже возбужден, но при их виде у меня прямо-таки закипает кровь. Я торопливо сбрасываю с себя всю одежду, прижимаюсь лобком к ее ягодицам и сую руку под тонкий красный лоскут. Она истекает желанием. Я слегка отодвигаюсь, складываю вдвое поводок и наношу хлесткий удар по одной из ягодиц. Она вскрикивает, скорее от изумления, чем от боли.
– Это, – говорю я, – за то, что ты плохая девочка, которая полезла в волчье логово.
Хлещу по второй ягодице. Еще один вскрик. Но она не меняет позы.
– А это за твое бесстыдство, выраженное в непристойном желании быть оттраханной у ствола дерева. Я правильно говорю?
Она явно получает наслаждение от того, что я делаю с ней. Она этого явно не ожидала. Ее грудь вздымается, дыхание становится учащенным. Она вся в моей власти.
Она кивает, встряхивая кудрями.
– Теперь отвечай громко: я правильно говорю?
– Да…
Я снова хлещу ее:
– Я не слышу! Громче!
– Да! – задыхается она в крике.
Я вижу, как капля влаги стекает по внутренней части ее бедра.
– Выпрямись, повернись и обопрись спиной о ствол, – приказываю я.
Она подчиняется. Ее блестящие, широко раскрытые глаза устремлены на мой возбужденный член, она поднимает голову, и ее взгляд встречается с моим суровым взглядом. Она закусывает нижнюю губу. Она явно получает наслаждение от того, что я делаю с ней. Она этого явно не ожидала. Ее грудь вздымается, дыхание становится учащенным. Она вся в моей власти.
– Подними руки, – коротко велю я и одним движением срываю с нее майку.
Затем поводком связываю ее перекрещенные запястья и вешаю этот импровизированный аркан на торчащий из ствола ржавый железный штырь. Он вбит довольно высоко, поэтому она практически висит на нем, все ее тело напряжено, плечи развернуты назад, соски отвердели. Сейчас на ней только маленький красный треугольник и красные босоножки на каблуках, те, что были вчера. Она похожа на святого Себастьяна в порноверсии. Но я собираюсь пронзать ее вовсе не стрелами.
– Разведи слегка ноги, моя дорогая, – шепчу я.
– Луис… нас могут увидеть. Если на стройку придут рабочие… – робко протестует она, но я прекрасно вижу, что эта мысль ее здорово заводит.
– Ну и пусть смотрят, – отвечаю я хрипло.
Делаю к ней шаг, срываю трусики, оставляя розовый след на ее белоснежной коже, встаю перед ней на колени и принимаюсь ласкать ее языком.
Она кончает почти сразу же, с животным криком, какого я от нее прежде не слышал, крутой дугой выгибая спину. Я продолжаю жадно ласкать ее, пока она не кончает еще раз. После чего я встаю с колен и, завладев ее губами, крепко целую, смешивая вкус ее лона со вкусом ее губ. Одновременно я ввожу в нее два пальца одной руки, а другой до боли стискиваю ее грудь. Она опять кричит, снова теряя контроль над собой и требуя большего.
Я приподнимаю ее ноги и, прижав спиной к стволу, с остервенением вхожу в нее все глубже и глубже. Я хотел бы длить наслаждение до бесконечности, но ее нежная плоть, ее искаженное вожделением лицо быстро приводят меня к финалу. Никогда и ни с кем у меня не было ничего подобного, этого желания не отрываться от нее, затеряться в ее глубине, и это приводит меня в смятение. Я тоже теряю контроль над собой: существует только она, ее тело и наслаждение, которое раз за разом взрывается вокруг нас, в наших венах, топя нас в волнах восторга.
