— Там есть подземные бензобаки, — один полицейский сказал парню, который собирался пересечь улицу. — Они рванут, и тебя размажет. Так что отойди назад.
Мужчина отошел, и я тут же шагнула на его место, чтобы увидеть то, что я итак уже знала — Ист-Сайд Моторс был в огне.
Я вернулась к своей машине, примерно зная, где был дом Антонио, но он находился слишком близко к магазину, а пожарные машины уже перекрыли эту часть улицы. Он не мог выйти незамеченным, равно как и я.
Я стала искать в телефоне, в том, который без Пуччини и Верди. Был ли у меня номер Паули? Ло? Будет ли кто-то из них слушать меня или они почувствовали облегчение от того, что я ушла? Мне нужен кто-то, кому я могла бы доверять. Кто-то, кто был достаточно связан с Антонио, чтобы я могла рассчитывать на его верность.
Я чувствовала, что вот-вот взорвусь. Мне нужно было сказать Антонио о разговоре с Даниэлем. Я не собиралась ничего говорить по поводу каких-либо улик, оставленных у него дома. Я не собралась оправдывать себя за преступление. Я просто хотела сделать все, что в моих силах, чтобы он не попал под подозрение.
Это пришло мне в голову поздно, слишком поздно. Слишком поздно для меня, чтобы оправдываться.
Я была наживкой. Я делала именно то, что от меня ждали — собиралась идти к Антонио и привезти власти прямо к нему.
— Даниэль, ты гребаный ублюдок.
Я никогда в своей жизни не чувствовала себя настолько использованной, словно шлюха.
Я ехала с открытым верхом так быстро, как только могла на запад Мармиона. Отслеживался ли мой телефон? Кто знал, что сделал Даниэль, пока мы были вместе. Если он не испытывал угрызений совести, отслеживая мои покупки по кредитной карте, почему бы ему не отслеживать мой телефон?
Остановившись на красный свет, я записала нужный мне номер и выбросила телефон в мусорное ведро на автобусной остановке. Он ударился задней стенкой о проволочную сетку и упал на кучу кетчупа, покрывающую пакеты с фаст-фудом.
Я открыла телефон Антонио и набрала номер на следующем светофоре. Если его телефон не был безопасным, я не знаю, что могло случиться.
— Алло?
— Марина? Это Тереза Дразен. Я хотела бы встретиться с тобой.
Она отрывисто расхохоталась.
— Зачем? Яговорила тебе, что он никогда не будет с тобой.
Мое сердце подпрыгнуло к горлу, как будто решив, что его лучше съесть, чем терпеть все это. Я с трудом сглотнула.
— Это бизнес.
— Я не занимаюсь бизнесом.
— Именно поэтому я хочу поговорить с тобой.
Она не сразу ответила.
— Что потом?
— Это не то, что ты думаешь. Где бы мы могли встретиться?
— Без понятия. Все мужчины стали немного ненормальными сейчас.
— Я знаю. Я на Мармион, если это тебе поможет.
— Да, — сказала она резко, как будто приняла решение. — Хорошо, да. Приезжай к Йес Кафе на Ла-Карна. Десять минут.
— Спасибо.
Она не слышала меня, видимо, потому что повесила трубку.
В Йес Кафе были пластиковые на вкус сэндвичи и паршивый кофе. Разбавленные сливки в маленьких пластиковых стаканчиках с потертым верхом. Я присела на деревянный стул и выглянула в окно, вертя в руках телефон Антонио. Это было единственное воспоминание о нем, хотя в нем не было ничего кроме музыки и короткой истории звонков. Он дал его мне, он оставил меня, и теперь это было все, что у меня было.
Я читала местную газету, в которой сообщалось то же самое, что и в большинстве газет: всплеск насилия в городе. Мерзкая история Бруно Юволи, который может иметь или не иметь отношение к смерти своего кузена, Доменика Юволи. Склонность Вито Оливери к молодым девушкам. Ничего нового.
Марина опоздала на двадцать минут. Она появилась со стороны стоянки на шпильках, в узких джинсах, с макияжем и блестящими волосами. Я не ожидала, что она так молода, наверно ей было около двадцати. Утренняя свежесть будто витала вокруг нее, и я почувствовала укол ревности, что она была так свежа и красива.
— Привет, — сказала она, вцепившись в ремень своей сумочки, перекинутой через плечо.
— Я сожалею, что приходится беспокоить тебя.
Она пожала плечами и села.
— Все нормально.
— Ты сказала Антонио, что пошла на встречу со мной?
Она посмотрела на меня смущенно.
— Это нормально, в любом случае, — ответила я.
— Я должна скоро уйти, так что, если ты хочешь что-то сказать…
Я сделала глубокий вдох.
— Я доверяю тебе и хочу, чтобы ты донесла это до Антонио, потому что ты заботишься о нем.
— Ему не понравится, что ты меня вовлекаешь во что-то.
— Я знаю. Он может отыграться на мне, если захочет, — я наклонилась вперед, сложив руки. — Я знаю, что окружной прокурор собирается получить ордер на обыск casa di tuorlo.
Она посмотрела вниз, похоже, ухмыляясь.
Я продолжила:
— Я не знаю, когда он это сделает. Сегодня вечером, завтра, на следующей неделе. Так что, если ты можешь сообщить об этом Антонио лично, то стоит сделать это как можно скорее.
— Ну, магазин как бы сгорел. И, эээ, я слышала, что дела стали серьезными у некоторых других парней. Другой, гм, группы.
Она была такой неопытной, такой незрелой, я не знала, что чувствовать — угрозу или сожаление, из-за ее наивности.
— Ты кажешься не такой, как по телефону в тот вечер, — сказала я.
Она порозовела.
— Ты запугиваешь меня лично.
— Ну, в моих интересах не создавать тебе неудобств, мне больше нечего сказать, — я взяла свою сумку.
— Подожди, — сказала она. — Ты должна сказать ему лично то, что сказала мне. Я даже не понимаю, о чем ты говоришь. У тебя есть немного времени?
Я? Была ли я уже втянута достаточно во все это? Женщиной, которая воспринимает меня, как угрозу? Хочу ли я домой, в мой пустой лофт? Или начать обзванивать друзей и родственников, чтобы убедиться, что у меня есть чем заняться и куда пойти следующие нескольких дней? Или я хочу побыть в мире Антонио еще час?
— Конечно, — ответила я.
* * *
Она ехала вверх по холму в своем Range Rover. Я следовала за ее огнями на неосвещенной дороге. Мы были в нескольких милях к западу от автомобильного магазина. Она остановилась на вершине холма. Бетонная насыпь реки Лос-Анджелес была точно под нами.
— Это? — спросила я.
Ниже были самодельные лачуги, занимаемые бездомными, некоторые были больше похожи на жилища, чем другие. Через реку был лягушатник, но никто не будет ходить по грязи высохшей реки.
— Марина? — я повернулась, чтобы спросить ее, куда мы идем, но осеклась.
Она держала в руках маленький серебряный пистолет.
— Господи Иисусе, — я подняла руки.
