― Хм, и впрямь ничего нового.
Они проговорили полночи. Браун заметно ободрился и начал с теплом отдаваться воспоминаниям. К рассвету оба уморились и легли. Дом накрыла умиротворяющая тишина.
― Хах, я всё-таки был прав, ― с сонной улыбкой произнёс вдруг Райнер.
― Ты о чём?
― Что на моём месте ты поступил бы так же. Спасибо.
Эрен покинул дом Брауна лишь в середине следующего дня, удостоверившись, что друг в относительно хорошем настроении и не потянется вновь глушить переживания алкоголем. Идти домой не хотелось, а заняться было нечем, и он решил заскочить на полчасика в ресторан Рафаэля, чтобы проведать Зика: брат остался работать в аспирантуре своего факультета, но иногда помогал отчиму в ресторане, чтобы подзаработать больше денег.
— Сегодня вроде тихо у вас, — заметил Эрен, когда вышел вместе с братом покурить на террасе.
— Так жара ведь. Все мотаются за город или сидят по тенькам в парках. — Зик задумчиво почесал бороду. — Слышал, ты хорошо окончил год, поздравляю: в школе раздолбай такой был, а тут на тебе! Ещё и на какие-то лекции по мировой художественной культуре вписался… Чего это на тебя нашло?
— Наверное, я просто… понял, что хочу говорить с некоторыми людьми на одном языке.
— Ты про ту бабульку, у которой волонтёрствовал? Ей вроде отсутствие у тебя тонкого вкуса никогда не мешало питать родительские чувства.
— Не знаю, зачем мне это понадобилось именно сейчас. Уже и того человека-то рядом нет.
— А-а, я понял, — протянул Зик с ехидной ухмылкой, — дело в бабе. Лучше не трать время на подобные пустяки! Если она тебя не ценила тупым, то умным тем более не заслуживает.
— Так дело в том, что и тупым ценила. Я просто идиот. Торгуюсь с судьбой, подсознательно питая надежду, что если буду стараться в пустоту, это что-то изменит.
— Однако рядом её всё же больше нет… Ладно, хорошо, что хотя бы всё понимаешь. В противном случае, это означало бы, что ты так и остался тупым! — Он гулко захохотал.
— Уж что может быть тупее ебучей жидкой бородёнки, которую ты отпустил? — Эрен насмешливо скривил брови и выпустил густую струйку дыма. — Она такая омерзительно белая: ты с ней похож на обезьяну-извращенца.
— Что за детский лепет обиженной мелюзги? Я так выгляжу старше и солиднее. Девушкам вообще-то нравится.
— Да ничего им не нравится. Только во время орального секса колется.
— Тоже мне, экспертное мнение подъехало! — Зик со всей силы вдавил окурок в балюстраду и бросил в урну. — Какая же ты всё-таки уже взрослая дылда, мелкий. Я порой забываю…
— Мне и самому слабо верится, что аж до двадцати дожил.
— Спасибо, что зашёл. Рад был повидать твою настырную харю!
— Взаимно, борода.
Обнявшись, братья разошлись. Разморённый жарой город медленно прятал за домами закатные лучи, шум пыльной листвы слышался всё отчётливее рёва автомобилей. Эрен гладил взглядом каждый домишко, каждую ограду и цветущий кустарник, надеясь, что новостройки не сумеют убить подлинное очарование родного края: «Наверное, это очарование умрёт с последним дирижаблем. Хорошо, что все они до сих пор на ходу».
В палисаднике у дома вовсю цвели фрезии, розовые кусты, нарциссы и гиацинты с разноцветными шапочками. Эрен вспомнил, как малышом носился вдоль грядок и клумб с крохотной жёлтой лейкой, чувствуя себя невероятно важным, что помогает маме сажать цветы. Улыбнувшись, он переступил порог и устало сбросил кеды в прихожей. Прошёл в гостиную — отцовское святилище, где старший Йегер поклонялся вечернему просмотру телевизора и болтовне с родственниками по домашнему телефону: он обожал это старьё всей душой, ведь оно было «как в американских сериалах» — с автоответчиком и определителем номера; даже мобильные телефоны были не в силах заставить его предать любимый древний аппарат. На узком бирюзовом дисплее светилось напоминание об одном не прослушанном сообщении. Эрен без интереса включил его, и бабуля Йегер радостно оповестила, что купила на распродаже потрясающий электрический чайник.
Плюхнувшись на диван, Эрен стал от скуки щёлкать старые сообщения, и в его уши вливались захватывающие истории о новых рецептах, походах в лес, последних деревенских сплетнях и жалобы на старческие болячки. Они почти убаюкали его, пока из недр проводов не донёсся сладкий голос полузабытого призрака:
«Привет, Эрен».
Словно маленький кулачок внезапно постучал к нему в дверь. В грудь вонзился острый нож упоительного страха. Эрен в растерянности поглядел на телефон и не мог пошевелиться.
«Я потеряла зарядку от телефона и пишу тебе сообщение сюда… Господин Йегер, я знаю, что вы первым его заметите. Не слушайте, пожалуйста, это для Эрена… — Её ласковый застенчивый смех. — Так вот, твоя мама сказала, что ты спишь, а я ужасно соскучилась! Сейчас уже почти ночь, но я всё равно приду, я ведь обещала! Просто не хотела будить. Не выношу тревожить твой сон: ты и без того вечно беспокойный и шебутной. Я, кстати, люблю это в тебе. Вот… Глупо так… Я вырядилась как кукла в платье, которое мне купили мама с дядей Мишелем. Тебе оно точно понравится, ты ведь обожаешь, когда на моей одежде цветы. Я знаю. В общем, жди. Через полчасика буду у тебя! Завари много чая. Я уже лечу! Лечу!..»
«Всего полчаса? И ты будешь здесь?» — только и спросил себя Эрен.
Он помнил ту ночь. Помнил, как до утра слонялся с Микасой по омытым тёплым дождём улицам. Тем самым летом. Летом, в которое он был счастлив. Эрен помнил белое платье с красными цветами и туфельки с ремешком вокруг щиколоток: Микаса с непривычки устала от каблуков и таскала обувь в руках до рассвета, причитая, что надо было надеть балетки. Полумесяц солнечного луча касался её щеки, а вокруг щебетали едва проснувшиеся птицы.
Но этого сообщения он не помнил. Оно не успело до него дойти: Микаса «прилетела» раньше.
Эрен отмотал запись. «Я, кстати, люблю это в тебе…»
Вновь надавил на кнопку повтора.
«…люблю…»
«…люблю…»
Открыл окно, впустив внутрь дыхание засыпающих цветов. Улицы были темны и непроглядны. Эрен сел на подоконник, поставив рядом телефон, и погрузился в обволакивающие грёзы.
«Сейчас уже почти ночь, но я всё равно приду, я ведь обещала!»
Вдалеке прокричал соловей. «Тоже, видать, кого-то ждёт», — по-детски решил Эрен, смыкая веки.
И он ждал её. Микаса непременно придёт. Она ведь обещала ему.
***
Армин предвкушал празднование Рождества в приятной компании лучшего друга: выходные в его загородном домике, где днём будут прогулки по любимым заснеженным местам, а по вечерам кино и приставка. Но когда Эрен сообщил, что хочет взять с собой Энни, радость Арлерта мгновенно испарилась. Он практически не общался с этой угрюмой богатенькой девицей, острой на язык и способной навалять даже разъярённым здоровякам, и искренне не понимал, как Эрен вообще нашёл с ней общий язык.
«К тому же она совсем не Микаса!» ― сокрушался про себя Арлерт, тоскуя по минувшим денькам, когда поездки в его загородный дом с лучшими друзьями были чем-то привычным. Насколько мог он старался не говорить о них по телефону с Микасой и не упоминал в беседах с Эреном. Но боль от расставания близких людей не раз выбивала у него почву из-под ног и становилась причиной спонтанной хандры.
Армин молча ел имбирное печенье, пока Эрен и Энни заливались смехом, обсуждая общих знакомых из качалки. Он всё глядел в окно, на пробирающую до мурашек черноту небес и неуклюже повесившуюся на электрическом столбе луну: «Как я тебя понимаю, подруга!» ― подумалось ему. В конце своих редких жестикуляций Энни клала руку на одеяло так, что касалась ею бедра Армина. Он вздрагивал от неловкости и слегка пятился в сторону. Его раздражала её милая улыбка: «Она такая покладистая только с Райнером и Эреном, а на деле сущая дьяволица! Ловко же ты прикидываешься хорошей, Энни, когда в других видишь стрёмных недоумков».
― Ты очень непривычный со стрижкой, ― задумчиво произнесла Леонхарт, потрепав Эрена по макушке. ― Какой-то, не знаю… невинный, что ли.
