Я ухмыляюсь все время, пока иду к нему, что только заставляет его хмуриться еще сильнее. К тому времени, как я устраиваюсь в кресле напротив него, он переходит в режим полного отвращения.
— Боже, какой ты веселый. Я могу только предположить, что ты регулярно трахаешься.
— Я влюблен, — заявляю я, не боясь сказать это. Хоть раз в жизни. — В твою сестру.
Рука Уита тут же взлетает в воздух, махая близстоящему официанту. — Для этого разговора нам понадобится крепкий напиток.
Мы заказываем напитки, и как только официант уходит, Уит откидывается на стуле, внимательно изучая меня своими всегда оценивающими глазами.
— Мне не нравится то, что произошло в твоей квартире в субботу.
— Мне тоже, — соглашаюсь я.
— Моя мать переходит границы дозволенного. Она не понимает, почему никто не хочет быть рядом с ней. В частности, Сильви, которая всю жизнь была ее маленькой марионеткой. — Уит наклоняется вперед, опираясь предплечьями на край стола. — Я тоже этого не понимаю. Что произошло между ними двумя? Ты знаешь?
Я неловко ерзаю на своем стуле. — Не мне рассказывать. Ты должен поговорить с Сильви.
— Я пытался. Она уклоняется от ответа при каждом удобном случае.
— Возможно, она больше не будет. Если ты скажешь ей, что говорил со мной, она может немного раскрыться.
— Она пыталась причинить ей боль? Моя мать, — уточняет он, когда я хмурюсь. — Когда Сильви постоянно болела, это было из — за… из — за нашей матери?
Я не хочу раскрывать то, что не является моей историей, но я предлагаю ему отрывистый кивок в ответ.
Из Уита вырывается неровный вздох, и он смотрит вдаль, его челюсть работает. — Я ненавижу это.
— Я тоже.
— Саммер рассказала мне кусочки своих разговоров с Сильви, когда мы все были в старших классах, и мы пришли к собственным выводам, хотя мне было трудно их понять. Зачем нашей матери пытаться причинить ей боль? Почему она намеренно держала мою сестру больной? Потом Саммер начала присылать мне ссылки на статьи о Мюнхгаузене по доверенности, и, прочитав их, я понял, что это очень похоже на отношения моей матери с Сильви, — объясняет Уит, его голос понижен.
— Это жестокое обращение с детьми. — Я провел собственное исследование, и то, что я прочитал, вызвало у меня отвращение. — Твоя мать — абьюзер.
— Я никогда не замечал. Не тогда, когда я был младше. Не совсем. — Он смотрит вдаль. — Я должен был знать. Я должен был что — то сделать.
— Мы были детьми. Что ты мог сделать?
— Я не знаю. Я должна был поговорить с отцом. Я должен был помочь сестре. — Он качает головой. — Я чувствую себя виноватым.
— Не надо. Она ни в чем тебя не винит. Это вина твоей матери, и никого другого.
— Именно поэтому мы не позволяем ей проводить время наедине с Августом. — Выражение лица Уита слегка побледнело. — Я никогда не смогу простить себе, если с ним что — то случится, пока он находится под ее присмотром.
— Я думаю, так лучше, — соглашаюсь я.
Официант появляется с нашими напитками и принимает наш заказ. Когда он уходит, и мы выпиваем по несколько глотков, я решаю быть полностью честым со своим лучшим другом.
— Я хочу жениться на Сильви.
Уит едва скрывает улыбку, кривящую его губы. — Я так и предполагал.
— Я хочу попросить ее выйти за меня замуж в ближайшее время, но я не знаю, не тороплю ли я события. — Я чувствую себя идиотом, даже признаваясь ему в этом.
— Вы двое танцуете вокруг этого уже много лет. Я не думаю, что ты торопишь события. — Его слова мгновенно развеивают мое беспокойство.
В основном.
— Она все еще вдова в глазах общественности, — напомнил я ему. — Мы должны это учитывать.
— Пожалуйста. Этот брак едва состоялся. И она была вынуждена сделать это.
— Твоя мать.
Еще один вздох покидает моего друга, и он медленно качает головой. — Моей матери нужна помощь. С ней что — то не так, и, похоже, ей не становится лучше.
— Она одержима Сильви. — Я видел текстовые сообщения от ее мамы на старом телефоне — мы смогли просмотреть сообщения в ее iCloud. Они не были нормальными. Даже близко нет. — В нездоровой манере.
— Это вежливый способ сказать, что наша мать сошла с ума. — Уит берет свой стакан и осушает его. — Я поговорю с ней.
— Правда? — Я вскидываю бровь.
Он кивает. — Я не знаю другого способа затронуть эту тему, кроме как прямо сказать об этом. Этой женщине нужно посмотреть правде в глаза — то, что она делала с Сильви на протяжении многих лет, неправильно. Моя мать всегда грелась вниманием, а мой отец редко давал ей его. Как будто он знал, что она преуспевает в этом, и не хотел видеть ее преуспевающей.
Их брак был разрушен, но я не утруждаю себя говорить об этом. Уит и так знает.
— Я думаю, не использовала ли она так называемую болезнь Сильви как способ привлечь к себе внимание. От моего отца, семьи, врачей. Я не знаю. Очевидно, ей нужна помощь. Психотерапевт. Лицензированный психиатр, все равно. Возможно, ей нужно принимать лекарства.
— Все это следует рассмотреть, — говорю я.
— Я согласен. — . Он изучает меня на мгновение. — А что насчет Сильви? Она все еще не пришла в себя из — за этого? Нужно ли ей обратиться к психотерапевту? Принять лекарства?
— Возможно, — говорю я. — Хотя я не хочу отвечать за нее.
— Это нужно обсудить с ней. Я знаю, что она уже проходила терапию. А еще она принимала кучу таблеток на протяжении многих лет. Различные лекарства, которые, казалось, никогда не помогали.
— Я не думаю, что это легко — быть Сильви Ланкастер, — заметила я. — Она борется с этим больше всего.
Тоскливое выражение на лице Уита обнадеживает. Это значит, что он заботится о своей сестре. — Я знаю. Быть Ланкастером вообще нелегко.
— У богатых тоже есть проблемы, — говорю я, поднимая свой бокал в его сторону.
Он поднимает свой пустой бокал, соприкасаясь с моим. — Действительно.
Глава 29
Сильви
Прошло несколько недель после чаепития. С тех пор, как моя мама явилась без приглашения и напугала меня до смерти. С тех пор я прячусь в квартире Спенсера, сопровождая его только когда мы идем куда — нибудь поесть, но даже тогда мы обычно берем еду на вынос и в итоге остаемся дома. Если кто — то хочет меня увидеть, он должен прийти в квартиру.
Я не выхожу на улицу одна. Она знает, где я нахожусь. Она может задерживаться, прятаться неподалеку, когда я выхожу из здания, готовая наброситься в тот момент, когда я окажусь достаточно далеко от швейцаров и всех остальных, кто потенциально может меня спасти.
Это странно — не доверять человеку, на которого раньше полагался больше всего. Я думала, что уже справилась со своими чувствами по этому поводу, но, похоже, не до конца. Я записалась на прием к новому психотерапевту и надеюсь, что все получится. Трудно найти кого — то, с кем можно найти общий язык, с кем чувствуешь себя достаточно комфортно, чтобы поделиться всеми уязвимыми чувствами, которые редко обсуждаешь с кем — то еще.
Единственный человек, которому я доверяю больше, чем кому — либо другому, — это Спенсер. Он оставался верным на протяжении всех лет. Рядом со мной, верный и поддерживающий. Он безоговорочно дарит мне свою любовь, и я не знаю, что бы я без него делала.
Я начинаю становиться слишком зависимой, но мне все равно. Я влюблена в него. Он влюблен в меня.
Ничто не может разлучить нас.
Секс тоже феноменальный. Не то чтобы я могла сравнить его с кем — то еще, поскольку он практически единственный мужчина, с которым я когда — либо была, но он так хорош. Он точно знает, чего я хочу и когда я этого хочу. Он может быть нежным и милым, или взрослым и немного грубым. Это мои любимые моменты, когда он выходит из — под контроля и делает со мной то, чего я никогда не ожидала.
Мы лежим в постели после особенно страстного момента, оба лежим на спине, задыхаясь и глядя в потолок. На улице жарко, лето пришло и сделало все снаружи душным и жалким.
Внутри меня сейчас тоже душно, хотя я точно не несчастна. Но моя голая кожа липкая от пота, а волосы прилипли к шее. Пальцы скользят по моей руке, достаточно легкие, чтобы заставить меня дрожать, и когда я смотрю налево, то обнаруживаю, что Спенсер уже наблюдает за мной.
