— Что ты сделал, Мишель? — Я сама чувствовала себя слегка опьяненной.
Лина не до конца заснула. Колени у нее были сжаты. Мишель взобрался на нее и осторожно попытался их раздвинуть, но она не раздвигала колен. Тогда он просунул свое колено ей между ляжками и раздвинул их. Увидев столь расслабленную и раскрытую Лину, я возбудилась. Я принялась ее ласкать, начала раздевать. Она сознавала, что я делаю, но ей это было приятно. Она не отрывалась от моих губ, хотя глаза у нее были закрыты, и она позволила нам с Мишелем полностью себя раздеть.
Лицо Мишеля утонуло в ее пышных грудях. Она позволила Мишелю целовать себя между ног и потом ввести туда пенис, а я тем временем целовала и ласкала ее груди. У нее были на удивление округлые ягодицы. Мишель продолжал раздвигать ей ноги и впивался губами в ее мягкую плоть, пока она не начала стонать. Ей хотелось только одного — пениса. И тогда Мишель овладел ею, и, после того как она получила от него наслаждение, ему захотелось взять меня. Она же приподнялась, раскрыла глаза, некоторое время удивленно за нами наблюдала, потом извлекла из меня пенис Мишеля и уже больше не позволяла его туда вводить. В сексуальной ярости она бросилась на меня, лаская меня губами и руками. Мишель снова овладел ею — на этот раз сзади.
Когда мы с Линой вышли на улицу, обнимая друг друга за талию, она делала вид, что не помнит ничего из того, что только что произошло. Я не возражала. На следующий день она уехала из Парижа.
Две юные сестры были совершенно разными. Одна была крепкой, темноволосой, бойкой. Другая же — утонченной, изящной. В Дороти чувствовалась сила. У Эдны был прекрасный, чарующий голос, и она мечтала стать актрисой. Они были из состоятельной семьи, проживавшей в Мэриленде. В подвале их дома отец произвел торжественное сожжение книг Д. Г. Лоуренса. Это являлось ярким подтверждением того, насколько отсталой была их семья в плане чувственной жизни. Тем не менее их отец, мужчина с влажными и сверкающими глазами, любил сажать девочек себе на колени, запускать руку им под платья и ласкать их.
У них было два брата — Джейк и Дэвид. Еще до того, как мальчики узнали, что такое эрекция, они любили затевать любовные игры со своими сестрами. Дэвид с Доротеей всегда были одной супружеской парой, а Эдна с Джейком — другой. Утонченному Дэвиду нравилась его здоровенная сестра, а более мужественный Джейк обожал почти растительную хрупкость Эдны. Братья вкладывали свои вялые пенисы сестрам между ног, но этим все и ограничивалось. Все происходило в страшной тайне: они лежали на ковре в столовой и при этом сознавали, что совершают самое страшное из сексуальных преступлений.
И вдруг их игры прекратились. От одного мальчика братья узнали про существование иного мира секса. Сестры, предоставленные самим себе, тихо взрослели. Пуританизм царил в их семье. Их отец боролся против любых вторжений внешнего мира. Он ворчал, когда к ним в гости приходили молодые люди. Он ворчал по поводу танцев, вечеринок. С фанатизмом инквизитора он сжигал книги, которые обнаруживал у своих детей. Он перестал гладить своих дочерей. Но он и не подозревал о том, что они проделали себе в трусиках щели, через которые, когда они встречались с мальчиками, их можно было целовать между ног, о том, что они уединялись с мальчиками в автомобиле и сосали их пенисы, о том, что сиденье их семейного автомобиля всегда было испачкано спермой. И тем не менее он отшивал тех молодых людей, которые звонили слишком часто. Он делал все для того, чтобы его дочери никогда не вышли замуж.
Дороти решила стать скульптором. Эдна хотела стать актрисой. Но потом она влюбилась в человека, который был намного старше ее. Это был первый мужчина, которого она познала. Все же остальные для нее оставались мальчиками; они вызывали в ней материнские чувства, желание защитить их. Но Гарри было уже сорок, и он работал в компании, которая устраивала круизы для богатых людей. Он нес полную ответственность за эти круизы, и в его обязанности входило следить не только за тем, чтобы гости развлекались, встречались друг с другом, сполна расслаблялись, но и за их интригами. Он помогал мужьям избегать бдительности жен, а женам — ускользать от мужей. Его рассказы о путешествиях с этими избалованными богачами возбуждали Эдну.
Они поженились. Потом вместе отправились в кругосветное путешествие. За время путешествия Эдна обнаружила, что ее супруг сам оказывается вовлеченным во многие сексуальные интриги.
Из путешествия Эдна вернулась охладевшей к своему мужу. В сексуальном плане он ее не волновал, хотя причину она понять не могла. Иногда она думала, что виной всему его принадлежность слишком многим женщинам. Уже в первую ночь ей показалось, что он владеет не ею, а просто одной из сотен женщин. Он не проявлял никаких эмоций. Раздевая ее, он сказал:
— О, какие у тебя толстые ляжки! А ты казалась мне такой хрупкой, что я даже не подозревал, что у тебя могут быть такие толстые ляжки.
Она ощущала себя униженной, нежеланной. От этого она утратила всякую уверенность в себе, сразу исчез прилив любви и желание отдаться ему. Отчасти из желания отомстить, она начала смотреть на него с такой же холодностью, с какой он смотрел на нее, и тогда увидела перед собой сорокалетнего лысеющего мужчину, который скоро окончательно растолстеет и вот-вот начнет вести степенную и размеренную жизнь. Он перестал казаться ей человеком, который повидал весь мир.
И тогда появился Роберт — тридцатилетний, темноволосый, со жгучими карими глазами, как у зверька, которые смотрели на нее одновременно с жадностью и нежностью. Его привлек к себе голос Эдны, околдовала его мягкость. Он был совершенно ею очарован.
Он только что получил стипендию от одной театральной компании. Как и Эдна, он любил театр. Он помог ей вернуть веру в себя, в свою притягательность. Он еще не вполне сознавал, что влюблен. Он относился к ней скорей как к старшей сестре, пока наконец однажды за сценой, когда все ушли и Эдна репетировала с ним, слушала его и высказывала свое мнение, все не завершилось затяжным поцелуем. Он взял ее прямо на театральном диване, неуклюже, поспешно, но с такой яростью, что она ощущала его так сильно, как этого никогда не бывало с мужем. Его слова ободрения, восхищения, вопли восторга распаляли ее, и она расцветала в его объятиях. Они рухнули на пол. Пыль лезла им в горло, но они продолжали целоваться, ласкать друг друга, пока у Роберта не наступила повторная эрекция.
Эдна с Робертом были неразлучны. Для Гарри же имелось алиби — она берет уроки театрального мастерства. Это было время опьянения, слепоты: она жила только руками, ртом и телом. Эдна позволила Гарри одному отправиться в круиз. Теперь она на шесть месяцев осталась свободной. Они с Робертом тайно сожительствовали в Нью-Йорке. В его руках был такой магнетизм, что стоило ему коснуться ее руки, как по всему телу расплывалось тепло. В его присутствии она была открытой и чувственной. То же самое испытывал он, когда слышал ее голос. Он постоянно звонил ей, исключительно ради того, чтобы услышать ее. При звуке ее голоса все прочие женщины переставали существовать.
