Коннор перестает теребить лего.
— Да. Мне здесь очень нравится.
— А тебе нравится твой новый дом? Тебе было грустно, что ты не возвращаешься в свою старую квартиру? Ту, в которой жил с мамой и папой?
Коннор откладывает конструктор и поднимает голову, глядя Филдингу прямо в глаза.
— Нет, мне не грустно. Мне нравится новая квартира. Из окна моей спальни виден парк. И река тоже.
Многое произошло после того, как мы с Салли покинули Кэмп-Хаан. Ресторан был безопасным, и мама твердо решила быть независимой. Я боялась сказать ей, что собираюсь навсегда переехать в Нью-Йорк, но когда набралась храбрости и выпалила это, она была очень рада за меня. Тетя Симона переехала в дом через пару домов вниз по улице, и собиралась помогать маме управлять рестораном. С дополнительными деньгами, оставшимися от выплаты, которую Линнеман положил на мой банковский счет, было достаточно наличных, чтобы ребрендировать место и действительно дать ему новый старт. Теперь «Дом Умберто» был «Домом Джорджа», и я не могла быть счастливее.
Когда вышла из самолета в аэропорту Кеннеди, Салли стоял рядом со мной, мягко улыбаясь. На мой взгляд, в тот момент он совсем не был похож на своего брата. Он был Салли — новый человек. Высокий, темноволосый, потрясающе красивый, и весь мой. Он поднял меня и заключил в свои объятия, держа так, словно боялся, что я была каким-то миражом и могла исчезнуть в любую секунду, и крепко поцеловал меня. Мир остановился. Аэропорта не было. Как и вещающих по громкоговорителю дикторов. Не было толп людей, ожидающих своих близких или спешащих на свои рейсы. Были только я и он, и наше будущее, лежащее перед нами, и это был самый прекрасный момент.
— Готова идти домой? — спросил он.
— Боже, да. Готова.
И вот мы сели в такси и ехали сквозь пробки и суматоху Нью-Йорка, пока не добрались до нашего нового многоквартирного дома в Нижнем Манхэттене. После того, как он запихнул меня в лифт, продолжал щипать и катать мои соски под свитером и целовать мою шею, пока мне не пришлось шлепнуть его и заставить остановиться.
Наша квартира безупречная: высокие потолки и красивый интерьер. Паркетные полы и солнце на южной стороне в течение всего дня. У нас было всего две спальни, но и этого было достаточно. Более чем достаточно. Неожиданно Роуз решила переехать вместе с нами. Она записалась на вечерние курсы в Колумбийском университете и заканчивала бакалавриат по английской литературе, что означало, что днем она поднимала детей и отвозила их обоих в школу. Позже я забирала их и однажды привела в наш дом, но вместо того, чтобы отвести в квартиру, которую делила с Салли, поднялась еще на один этаж, в гораздо более просторное помещение, которое «Флетчер Корпорэйшн» купила для Коннора и Эми: четыре спальни и вид, за который можно было умереть.
Все были счастливы. Всем понравилась эта договоренность. Мы все еще чувствовали себя семьей, все жили вместе, разделяя обязанности и повседневные радости совместного проживания, но Салли и я получали уединение, когда нам это было нужно, и Роуз тоже.
— Ты скучаешь по острову? — спрашивает Филдинг, снимая с полки книгу.
— Иногда да, — отвечает Коннор, и это меня удивляет. Он был совершенно счастлив вернуться в Нью-Йорк — это было все, что он когда-либо знал, прежде чем Ронан выкорчевал его и поместил на крошечный остров у побережья штата Мэн. — Иногда мне не хватает шума океана, — продолжает он. — И тишины тоже. Здесь довольно шумно.
Филдинг улыбается.
— Это точно. Но думаю, что ты снова привыкнешь к этому. Тогда тебе будет казаться, что вы вообще никуда не уезжали.
— Наверное.
— А как насчет того, чтобы проводить время с Офелией? И Салли, и Роуз? Тебе нравится проводить время со всеми ними дома?
—Да. Нравится. Мне они все очень нравятся. И Эми тоже, — выпаливает он быстро, как будто слегка запаниковав.
Служба защиты детей провела очень тщательное, ужасающее интервью со всеми нами, когда мы объяснили, что планируем, и с тех пор Коннор беспокоился, что ему и Эми придется уехать. По мере того, как проходили дни, он становится все более и более уверенным, проявляя больше индивидуальности и больше эмоций, чем когда-либо прежде. Тем не менее, он знает, что у Филдинга есть сила, чтобы вернуть соцзащиту в нашу жизнь, и он действительно не хочет этого.
Филдинг кивает, успокаивающе улыбаясь, что, кажется, успокоило Коннора.
— Это действительно замечательная новость. Я очень рад это слышать. Есть что-нибудь, о чем бы ты хотел поговорить со мной сегодня? Тебя кто-то беспокоит? Может быть, ты хочешь поговорить со мной наедине? — говоря это, Филдинг бросил небрежный взгляд, почти не обращая на меня внимания, и мне захотелось врезать этому человеку. Но я все понимаю — безопасность Коннора была его главным приоритетом. Если Коннору нужно поговорить с Филдингом наедине, то он, конечно, может это сделать. Но намек на то, что я, или Салли, или Роуз могли сделать что-то не так, был довольно раздражающим.
Коннор отклоняет его предложение.
— Нет, спасибо. Завтра мы идем в Музей Естественной истории, чтобы показать Эми скелеты динозавров. Настоящие! А потом мы поедим блинчиков на обед. Сегодня день рождения Эми.
— Похоже, это будет особенный день, Коннор. Надеюсь, вам понравится.
Позже, держа Коннора одной рукой, а Эми — другой, я ловлю такси и мы едем на Трайбек, на склад Салли. Он открыл магазин, производящий уникальные предметы мебели ручной работы для нью-йоркской элиты. Он мог бы легко жить на деньги, которые Ронан отложил для него, чтобы заботиться о детях, но Салли отказался прикоснуться хоть к центу из них. Он сказал, что деньги принадлежат детям. Что несмотря на своего брата, он прекрасно продвигался в этом мире и не планировал, что-то менять в ближайшее время.
Мы находим Салли, покрытого опилками и пахнущего свежесрубленной сосной, в задней части его студии. Коннор и Эми закричали, побежали к нему и бросились его обнимать. Он поднял руки, глядя на двух маленьких человечков, цепляющихся за него, и засмеялся.
— Вау. Можно подумать, что вы рады меня видеть, — говорит он, ухмыляясь.
— Мы рады! Мы рады! — кричит ему Эми, хихикая. — Пора домой ужинать!
— Тогда идем домой.
Салли посмотрел на меня, и его улыбка стала мягче. Его лицо наполнено светом там, где когда-то была только тьма и гнев. Как будто он стал совершенно другим человеком. Он был все так же игриво высокомерен, как и всегда, и его ответные реплики были такими же резкими и едкими, как и тогда, когда я впервые встретила его. Но теперь в нем было такое тихое спокойствие, что я влюбилась в него еще сильнее.
Мы поехали домой, Салли на переднем сиденье с водителем такси, а я на заднем с детьми. Все шесть миль от склада до квартиры Салли держал руку за спиной, просунув ее в щель между сиденьем и дверью, нежно поглаживая мою ногу, касаясь пальцами моей лодыжки.
Мы поужинали с Роуз и детьми, а потом остались купать детей и укладывать их спать.
— Расскажешь нам историю, дядя Салли? — просит Эми. — Историю о том, как вы с папой были маленькими, как мы с Коннором? — Салли на секунду смутился, а потом сел на край кровати Эми, скрестив руки на груди.
— Ладно. Мы с вашим папой часто попадали в разные неприятности вместе, так что вы должны пообещать, что не будете брать с нас пример, хорошо?
Эми и Коннор торжественно кивнули.
— Ладно. Что ж. Был один раз, когда мы с Ронаном были, может быть, немного старше, чем Коннор сейчас, может быть, лет десять, и мы сделали что-то очень плохое. Мы сожгли магазин кормов МакИннеса…
Я попятилась из комнаты, съежившись от того, что доверила Салли рассказать им что-то совершенно неуместное вроде этого. Хотя он так хорошо относился к детям. Ему нравилось быть их дядей. Узнал бы он их когда-нибудь, если бы Ронан и Магда были еще живы? Сомнительно. Скорее всего, они бы повзрослели и ни разу не встретились с ним. Теперь, несмотря на то, что их родители умерли, у Коннора и Эми были любящие дядя и любящая тетя, которые заботились о них, а также была я. Возможно, у меня и не было фамильного титула, чтобы они называли меня так, но то, как они произносили мое имя — с любовью и нежностью — было достаточно.
