— Он все выкинул. И сильно кричал. Я боялась, что он снова пойдет и начнет пить, — у сестры извиняющийся тон, словно она сделала что-то плохое, а не отец.
Я закрываю глаза, чувствуя, как кружится голова. Потом провожу пальцем по экрану, сбрасывая вызов — сил говорить нет. Ну что, черт его побери… ну что происходит?! Я не понимаю отца. Совершенно. Вероятно, это становится последней каплей, переполнившей чашу моего самообладания — и она проливается. Моими слезами.
Хлопает за спиной дверь. Сквозь слезы в отражении я вижу Камиля — он заходит в душевую кабинку в чем и спал… то есть, без всего. Спустя секунду начинает шуметь вода. Он что, даже ничего мне не скажет?.. А, черт, я стою к нему спиной и с щеткой в руках. Конечно, он думает, что я чищу зубы и не могу разговаривать.
— Камиль, — произношу я. Голос звучит глухо из-за забитого носа, — можешь отвезти меня к дому отца?
— Плачешь, что ли? — я слышу короткий смешок, будто бы это кажется очень веселым Камилю — плакать.
— Да. Отец выкинул вещи, которые мне дороги.
Он молчит в ответ. Я вздыхаю, решив, что ему немного плевать на все эти дурацкие семейные разборки, умываюсь, полощу как следует рот и закрываю воду. Камиль тоже выходит из душа, обмотав полотенце на бедрах в тот момент, когда я поворачиваюсь к нему. Я закусываю губу, поймав себя на мысли, что мокрым он выглядит отпадно и тут же ойкаю — кое-кто прикусил ее ночью так, что до сих пор болит.
— И эти вещи стоят твоих рыданий? — интересуется он, — я пошлю кого-нибудь, чтобы забрали их, если еще не растащили бомжи.
Камиль, видимо, на автомате хлопает себя по боку, пытаясь достать телефон. Уголок его губ внезапно изгибается в улыбке. Ироничной.
— Хотел позвонить Хазару, потому что он о тебе знает подозрительно дохрена и живет там же, где и ты. Но вспомнил, что он сейчас слишком далеко. Жаль.
— Смешно, — я фыркаю, — он, кстати, надолго… уехал?
— Зачем тебе это? Хочешь дождаться?
— Нет, — я хмурюсь, — ты что, до сих пор ревнуешь к нему?
— Вряд ли, — Камиль приподнимает бровь, — пройдет много лет, прежде чем он вернется. Подозреваю, что ты уже выйдешь замуж и родишь кучу детей к тому времени, — я тут же прищуриваюсь, услышав его "выйдешь замуж". Я и так замужем. За ним. Он что, собирается развестись? Но Камилю плевать на мое выражение лица, потому что он его не замечает, продолжая говорить. — Он, ко всему прочему, взял на себя то убийство, с которым полиция хотела докопаться к тебе. Кстати, я решил не позволять ему быть благородным и заплатил еще и за это. На всякий случай говорю. Чтобы он не решил тебе ссать в уши спустя десятки лет.
— Боже, — вырывается у меня пораженным выдохом. Я пытаюсь подобрать слова, — но ведь он и убил того ублюдка. По факту это он и сделал, а не я. И у полиции не было доказательств…
— Да, он мог не говорить об этом. Но не хотел, чтобы у меня остался шанс тебя шантажировать.
— А ты собирался меня шантажировать?
— Нет, — усмехается Камиль, — я уже забыл про тот случай. У тебя сейчас слишком радостное и вдохновленное лицо. Лучший подарок для девушки — отсидеть за нее срок, да?
— Иди ты, — восклицаю я, передернувшись, — у тебя странные шутки. Я пойду лучше приготовлю что-нибудь поесть, — пробормотав это, я направляюсь к двери. Чувствую себя я странно. С одной стороны, я действительно рада что с ублюдком Витей все разрешилось и что эта тема больше не будет меня беспокоить. С другой стороны, поступок Хазара и Камиля слабо укладывается в голове. А перед Хазаром я вообще теперь буду чувствовать себя неуютно. Думать, что лучше бы мы больше никогда не встретились — так отвратительно с моей стороны, после всего, что он для меня сделал, но глубоко в душе я на этот исход надеюсь.
— Эй, Ева, — окликает меня Камиль, — я отправлю кого-нибудь за вещами и их обязательно откопают. Я скажу, чтобы обыскали всех бомжей в округе. Тебе необязательно ехать.
— Я собираюсь ехать не только из-за вещей, а из-за отношения отца, — произношу я, притормозив и схватившись за ручку двери, — он ведет себя мерзко. Честно говоря, я прошла через ад, пока он напивался и пытался в моменты проблесков наладить свою жизнь. А теперь он делает вид, словно… — я заминаюсь, — словно ничего не было и он имеет право мне приказывать, как жить. Но если бы не было меня и Хазара — он бы не вылез со дна, на которое упал. Я хочу сказать ему все, что о нем думаю.
— Забудь, — произносит Камиль, и я поджимаю губы, — слышала выражение “делай добро и бросай его в воду”? Жизнь слишком короткая, чтобы тратить даже десять минут на таких людей, как он.
— Я…
— Он никогда не станет тебе благодарным. Не пытайся.
— Я, все-таки, хочу с ним поговорить, — упрямо произношу я, хотя, в словах Камиля есть зерно истины.
— Твое дело. Но для начала ты съездишь на обследование, — следует ответ и я, вздохнув, ухожу из ванной комнаты. Еще и это. Черт. Будто бы мало мне нервов!
***
— Камиль, я боюсь, — произношу я, когда он отвозит меня к клинике, куда записал меня на обследование, не дав даже позавтракать как следует, — давай не будем?
— Давай-ка топай, Ева, — он абсолютно безжалостен и сегодня ко мне. Его тон не настраивает на споры, но мне так страшно обследоваться, что руки трясутся.
— Лучше не знать, что у меня что-то не в порядке и доживать спокойно отведенное время, — бормочу я и ошалело чувствую, как Камиль дает мне легкий подзатыльник. Так, мазнув пальцами, совершенно не больно, но обидно, — за что?!
— За хрень, которую ты порешь. Ты сильно ошибаешься.
Камиль отстегивается и выходит. Я смотрю, как он обходит машину, и мне хочется убежать на заднее сиденье от него. Он резко открывает дверь с моей стороны, схватив за плечо и вытаскивая на улицу. Ай-ай-ай. Ай-ай.
— Это нечестно, — завожу я ту же пластинку, что и вчера, — теперь ты будешь знать о моем здоровье все, а я о твоем — ничего.
Он пихает меня ладонью в направлении входа в клинику.
— Тебе двадцать лет, звездень ты мелкая, — произносит резко он. Берет под локоть и ведет решительно к ступенькам, — а ты стремишься отбросить коньки раньше времени.
— Не думаю, что это случится в ближайшее десятилетие.
— Ммм… самоуверенно. Не факт.
Спорить, похоже, бесполезно. Я делаю пометочку у себя в голове, что если этот человек что-то захотел — он это сделает.
В этой клинике пахнет немного иначе, чем в больнице, из которой я раньше не вылезала. Не могу сказать, что платная частная клиника, и, судя по интерьеру, недешевая, нравится мне больше, чем обычная. Скорее, наоборот. В обычной я чувствовала себя, как дома, из-за того, что там пахло едой. Тут меня передергивает. Виной всему холодный и неуютный запах.
— Давай, вперед, — произносит Камиль, передавая меня какой-то улыбающейся девушке.
Не хочу. Не хочу!!!
Но приходится смириться. Только его запах одеколона, который остался на рукаве водолазки меня немного успокаивает, пока меня водят по врачам, заставляют раздеться, клеят какие-то датчики… я в этот момент чувствую, что кончики ушей горят. Потому что врач — мужчина и он прекрасно видит засосы на моем теле, но у него, слава богу, выходит держать на лице нейтральное выражение.
Меня еще немного гоняют туда-сюда, осматривая, и потом я сажусь на диванчик, ожидая вердикт. Страшно. Вдруг у меня найдут какую-нибудь опухоль, которую я не замечала много лет и доходилась до последней стадии? Всегда этого боялась. В обычных больницах меня как-то особо не осматривали, но тут к делу подошли со всей дотошностью.
— Пролапс митрального клапана. Вторая степень, — слышу я голос врача и чувствую, как начинает кружиться голова.
— Что? Насколько это плохо? — сипло выдаю в ответ.
Все. Я же говорила. Я больна. Перед глазами сразу всплывает картинка гроба, украшенного искусственными цветами и венками. Даты, выбитые на гранитной табличке, от которых будут охать все случайные прохожие, фразы “слышали новость? Та самая заучка откинулась…” в переписках знакомых…
