Таня поймала ее взгляд через толпу, и дыхание перехватило.
Полли права, она та еще сука. Но также Таня знала, что Полли тоже та еще сука, поэтому, когда она посмотрела на нее, Таня улыбнулась виновато и поймала точно такой же взгляд в ответ.
После чего она поклонилась и двинулась в сторону двери, ведущей в служебное помещение. Таня шагнула за ней, чтобы догнать, но вдруг почувствовала прикосновение пальцев к своему локтю.
Горячих пальцев.
Псих держал ее так, что Таня чувствовала кожей – он ей скорее руку оторвет, чем отпустит.
Повернулась, приподнимая голову. Захотелось врезать ему.
То есть, ей и до этого хотелось, но теперь... Нет, ну какого хрена он явился сюда? Не нашел другого времени? Полли вообще ему никто, нефиг ему тут делать!
– Твои пальцы случайно зацепились за мой локоть, так что, – заявила Таня и сжала губы.
Псих прищурился. Он, сволочь, выглядел еще лучше, чем всегда, хотя, казалось бы, как это возможно?! Это бесило неимоверно.
– Не случайно, – ответил он.
Таня набрала воздуха в легкие.
– Отпусти.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Две недели было не нужно, а теперь вдруг стало нужно?!
Черт.
Таня не должна была говорить этого. Вообще-то она собиралась быть невозмутимой. Каждый раз, представляя себе встречу с психом, она думала о том, какой равнодушной будет выглядеть, и как сердце психа разорвется на кусочки и разлетится по комнате от одного ее вида, и вот вам. Обосралась на первой же секунде.
Псих сделал какое-то движение челюстями, как будто собирался вцепиться зубами Тане в горло, но тут же взял себя в руки и медленно выдохнул.
– В последний раз, когда я пытался поговорить, ты стояла у открытой двери и молча ждала, когда я исчезну вместе со своими вещами, так что... Я понял это, как нежелание общаться.
– Ты все понял правильно.
– Тогда в чем претензия?
– Нет никаких претензий. Отпусти меня.
– Таня, нам придется рано или поздно поговорить
Они как будто были на дуэли, и псих все еще надеялся, что оба пистолета не заряжены, но, в то же время, сгорал от желания Таню пристрелить.
– Я не хочу с тобой говорить.
– Хочешь.
– Ч... чего?
Никогда еще в своей жизни она не встречала человека самоувереннее, а ведь в ее окружении были исключительно люди с завышенным до небес мнением о себе.
– Ты хочешь со мной поговорить, просто выделываешься, но я позволю тебе это, потому что люблю.
Тане вдруг захотелось изо всех сил дать ему под яйца.
Ну просто нахрена? Нахрена говорить с ней о любви, когда она на грани нервного срыва? Когда она только-только прекратила искать по квартире забытые психом вещи и разговаривать с Джеком так, как будто у него какая-то своя, телепатическая связь с хозяином? Зачем тыкать ее лыжной палкой в рану, которая только начала покрываться пленкой?
Таня дернула руку так, что чуть не шлепнулась. Каким-то чудом успела схватиться за стоящий рядом стул и выдохнула, почувствовав, что пальцы психа исчезли с ее локтя.
– Тогда считай, что я собираюсь выделываться до конца дней своих, – выпалила она на одном дыхании и поспешила найти Полли, пока сердце ее не лопнуло в грудной клетке.
Полина вздрогнула и спрятала бутылку с виски за спину, когда Таня без стука распахнула дверь в гримерку.
– А, это ты, – сказала она с облегчением и отхлебнула из горлышка. Сморщилась, помахала у своего рта ладонью. Потом протянула бутылку Тане. – Будешь?
Она тоже сделала глоток. После чего осторожно покосилась на Полинин живот.
– А тебе можно?
Та вскинула брови, словно не поняла, к чему Таня клонит. После чего протянула «ааа» и махнула рукой.
– Не беременна. Это была ложная тревога. Я насрала тебе в душу из-за выдуманной беременности, ничего нового.
Они встретились взглядами.
Таня не считала, что Полли «насрала ей в душу». Она также и себя не считала виноватой в их ссоре. С каждым днем, обдумывая свой срыв на маму и на Полли, она все отчетливей осознавала, что не хотела и не пыталась кого-то из них обидеть. Она просто сорвалась, и было странно только то, что они не ожидали этого, с ее-то характером.
Сейчас, стоя напротив Полли, глядя в ее лучистые глаза, подведенные синей подводкой, Таня понимала, что никакой ссоры и не было. Был их обычный вечер, после которого они почему-то взяли паузу. И Полли считала так же, это было написано у нее на лбу, это отпечатывалось в уголках ее губ во время улыбки.
Таня протянула ей цветы и сказала вместо извинений и глупых слов примирения:
– Ты была великолепна. Ты мой любимый стендап-комик, ты в курсе?
Полли взяла цветы, уткнулась в них носом.
– А ты мой любимый зритель. И всегда будешь.
После чего они обнялись, но не так, как люди, едва не потерявшие друг друга. Они обнялись, как двое подруг, которые просто какое-то время не виделись. Это были их привычные, стандартные объятия, во время которых Таня вдыхала запах ее духов, а Полли – разбрасывала пальцами пряди ее волос в разные стороны.
Ничего не случилось. Не было никакой ссоры, боже.
Вот за что она любила Полину, вот за что она ценила их дружбу и знала, что она продлится до самой смерти.
Когда Полли поправила макияж и ответила на пару сообщений, они вышли из гримерки, чтобы выпить в баре.
– Если бы я знала, что ты придешь, то я бы не приглашала Егора, – сказала она, усаживаясь напротив нее за столиком. – Вряд ли вы помирились, зная тебя, да?
Таня улыбнулась.
– Неважно. Ты хотела его пригласить и пригласила. Это твое право.
– Я не хотела его приглашать, но Тим хотел, чтобы он пришел, и мне пришлось...
– Так вы с Тимом?
Таня поиграла бровями и к своему полнейшему ужасу заметила, как ее никогда ничего не смущающаяся подруга начала заливаться румянцем.
– Официально вместе.
– Господи-боже, нет! – выпалила Таня. – Ты же поклялась сжечь все свои вещи в тот день, когда заведешь серьезные отношения!
