За столиком с закусками, подальше от людей, сидел дядя Леви и нервно бухтел, попивая вино. Он держал на коленях супругу, задорно потряхивавшую кудрявой рыжей головой и без устали поглаживавшую его по плечу. Аккерману не нравился выбор племянницы, и только любовь заставила его прилететь с визитом на Парадиз.
Порой Микасе казалось, что взгляды гостей со стороны её мужа излучали презрение и недоумение. Она проглатывала непрошеные тревоги и гордо несла свой новый титул сквозь разномастную толпу. К ночи пришла усталость. Не хотелось видеть чужие лица и слышать скучные разговоры, в которых она поначалу принимала активное участие. «Неужели больше ни о чём другом не могут болтать? Только деньги, планы, сроки, конкуренты…» ― Микаса сбросила под стол розовые туфли, изрядно натёршие ноги, и прошла вглубь сада, где цвело много роз. Склонившись над кустом с белоснежными бутонами, она втянула яркий аромат и скользнула щекой по лепесткам ― бескорыстная нежность! В порыве чувств Микаса сорвала ветку, и шипы безжалостно оцарапали ей безымянный палец, залив багряной струйкой обручальное кольцо. «Какая мстительность, ― пронеслось в её испуганном сознании. ― Что ж, простите меня».
Припав губами к пострадавшим пальцам, вернулась обратно и принялась разыскивать мужа. Дементьев беседовал с родителями и встрепенулся сразу, как увидел Микасу.
― Ты чего? Поранилась уже где-то? ― он заключил в ладони её руку и утешающе поцеловал.
― Не стоило розы рвать.
― Дурацкие розы.
― Они не дурацкие… Но они рассердились на меня, ― виновато добавила Микаса.
― Хочу произнести тост за дражайшую падчерицу! ― рявкнул с небольшой круглой сцены Бруно, подняв трясущейся рукой бокал шампанского.
― Господи… ― Микаса тяжело вздохнула и отвернулась, спрятав лицо на груди Дементьева.
― Доченька, я за тебя счастлив и горд. Тебе невероятно повезло встретить такого… э-э, м-м… суженого! Я желаю тебе…
― Веселишься, папаша? ― спокойно, но громко произнёс Дементьев, прервав бурную речь тестя. ― Да если бы не я, ты, гнусный урод, ещё долго колотил и унижал бы свою «дражайшую падчерицу». Так что заткни пасть и продолжай нажираться за мои деньги молча. Я ясно выразился?
― Э-э… ну, да… предельно, ― жалко понизив тон, отозвался Бруно и стыдливо слез со сцены.
«Подонок! Мразь! Изувечу! Убью! Ещё хоть раз к ней притронешься, хоть раз выдохнешь в её сторону, я тебя разорву! ― вспыхнуло вдруг в памяти ошеломлённой Микасы, пока муж гладил её плечи в попытке утешить. ― Хм… Ну, конечно, если бы не ты… ― мысленно ответила она Дементьеву и издала печальную усмешку в его грудь. ― Если бы не ты…»
Гости в молчаливом шоке наблюдали за происходящим, не зная, как уместнее отреагировать.
― Чего так тихо? Праздник ещё не окончен! Подумаешь, первая небольшая семейная ссора! ― простодушно пояснил Дементьев и сделал большой глоток из своего стакана. Затем склонился к жене и заботливо прошептал: — Ты в порядке?
— Почему ты так поступил? Здесь полно твоих коллег и партнёров по бизнесу. Эмоциональные выходки вредны для репутации.
— Даже интересно стало, что ты думаешь о моей репутации, — с ухмылкой ответил он.
— Ну, ты же уважаемый человек и…
— Помилосердствуй! Они знают, что я козлина с замашками диктатора! Но вести со мной дела выгоднее, чем обращать на это внимание.
— Кажется, тебя это только заводит, — насмешливо прищурившись, заметила Микаса.
— Меня заводит держать всё и всех в кулаке.
— Если ты хоть немного ослабишь хватку, клянусь, я буду ласковее голодной кошки.
После свадьбы они улетели в Петербург. Всю дорогу Микаса глядела в окно и радовалась как девчонка. Она никогда не летала самолётом, да ещё и в такую даль. А ведь впереди её ждала Европа! Соборы, парки, дворцы и произведения искусства, которые она видела лишь в книжках и в сети.
За два месяца она сблизилась с родителями мужа и тётей Ниной, прочие же родственники приняли её весьма сдержанно и часто по ошибке называли Таней. «Не унывай, однажды они привыкнут к тебе. Грустить из-за таких мелочей не стоит», ― успокаивал её Вадим.
Микаса и не грустила. По ночам ей хватало утешения в супружеской постели. К тому же у них с Дементьевым была одна на двоих страсть к сарказму и остроумным шуточкам с культурным подтекстом ― то, чего не понимал её балбес Эрен. Дни стекали один за другим сладким сиропом и приносили всё больше открытий.
Спустя год развлечений, бесконечной траты денег и череды знакомств Микаса утомилась. Ей наскучило безделье. Она жаловалась мужу, что глупеет и срочно хочет поступить в университет. «Обожди. Отложи на годик, я хочу заняться американским филиалом, и ты летишь со мной. Это не обсуждается». Америка ― это здорово, утешала себя Микаса и задвинула собственные желания подальше. Она знала, что у Вадима шла фаза активного расширения бизнеса, и было необходимо наладить местное управление, назначить грамотных руководителей и рядовых работников, чтобы филиал мог существовать автономно. Ей следовало стать той, кого она так презирала, ― вдохновительницей мужских успехов, «хорошей женой». Микаса верила, что это временно, что скоро её жизнь снова встанет в прежнюю колею осуществления желаний.
Одиночество напомнило ей об Армине, вбило под рёбра тоску и чувство вины. Она могла часами выпивать на кухне, набирая и стирая сообщение с банальными вопросами, проклиная себя за трусость. Скука душила её однообразными деловыми ужинами в ресторане, где приходилось натянуто улыбаться и вести себя подобающе. Самым трудным было не переусердствовать с благосклонностью к мужчинам: Вадим требовал от неё надевать платья с глубоким декольте или разрезом от бедра, и ей нравилось выглядеть соблазнительно и дорого, но его ревность изрядно портила настроение. «Веди себя скромнее», ― повелительно шептал ей на ушко муж, если вдруг Микаса позволяла себе активно поддерживать беседу или чуть громче смеяться над чужими шутками.
«Ах, скромнее, значит!» ― озлобленно подумала она в один из таких обременительных вечеров и решила отомстить. В ту же ночь, пока Дементьев по привычке орудовал над её податливым телом, не позволяя брать инициативу, Микаса демонстративно зевала и наигранно погружалась в сон. «Прекрати издеваться, змея!» ― в сердцах бормотал он, утопая лицом в её разметавшихся по подушке волосах и хватая за горло. Она лишь рассмеялась над его отчаянием. Это стало её любимой игрой. Она не помогала образумить Дементьева, зато выводила его из себя. Некоторое время этого было достаточно.
Надежда заново обрести счастье в Америке не оправдалась. Микасе не нравилась жизнь ни в Нью-Йорке, ни в Сан-Франциско. Для девочки из размеренной, полусонной Сигансины не подходил бурный ритм штатов. Но Микаса осваивала всё новые виды манипуляций мужем, и ему пришлось позволить ей участвовать в делах своей компании. Совсем чуть-чуть, чтобы не зазнавалась. Суматоха позволила Микасе почувствовать себя нужной. Вадим знал, что у жены крепкий и практичный ум, что она не станет обузой, но это и страшило его ― он боялся потерять над ней контроль, допустить её независимость. Не мог потерять её.
В тот год Микаса набралась смелости и позвонила Армину. Она рыдала в трубку и просила прощения, а он извинялся в ответ и слёзно бормотал, что любит её и очень скучает. Возобновление связи с близким другом вернуло ей немного равновесия. Но признаваться, что не может поступить в университет из-за мужа, она стыдилась, особенно, когда Арлерт хвастался успехами в учёбе и планами по разработке с однокурсником собственной компьютерной игры. «Зато мой милый задрот стесняется болтать о том, что до сих пор девственник, ― хоть какой-то баланс!» ― печально смеясь, размышляла Микаса.
Они не говорили об Эрене. И Микаса не искала его фото в социальных сетях на страницах школьных друзей. Стоило ей лишь увидеть превью, где мелькало размытое родное лицо, она закрывала глаза и проматывала страницу. Она знала, что если позволит себе прикоснуться к нему хотя бы взглядом, то уколется больнее, чем шипом обидчивых роз. Микасе было страшно, что его весёлый взгляд напомнит ей о мечтах, от которых она отказалась, напомнит об отвергнутой искренности. Этот взгляд спросил бы её: «Ну, что, довольна своим проклятым выбором?»
