— Да, да, да, — смеялся он, подвергая ее сладостной пытке.
— Не могу, не могу, не могу…
— Можешь.
— Не хочу…
— Хочешь…
— О, Корт, Корт, не надо… Но жаркое наслаждение уже прострелило ее насквозь, от сосков до жаждущего лона.
— Да, — прошептал он, — не противься, отдайся мне, отдайся, пусть будет все…
— Не‑е‑ет, — выдохнула она, принимаясь тереться бедрами о скамью. — Не‑е‑е‑е‑т…
Но неустанные пальцы продолжали перекатывать ее соски, пока она не потеряла голову. Она стала бесстыдно вращать телом, все сильнее сжимая его плоть и тихо хныча, пока наконец расплавленная лава не прокатилась по жилам, сосредоточилась между ног и взорвалась в пожаре ее бесславной капитуляции.
— Нет, — прошептала она в последний раз, стискивая его твердый отросток. Но было уже слишком поздно. Для нее. И для него.
Он излился прямо в брюки, боясь, что умрет от наслаждения.
Всего несколько минут, показавшихся им часами, ушло на то, чтобы обрести некое подобие душевного равновесия. Немного придя в себя, он осторожно развязал узел, стянувший ее запястья, и медленно, нерешительно притянул Дрю к себе.
Она сжалась, попыталась отстраниться, такая же сбитая с толку и ошеломленная, как и он. Корт был в этом уверен. Пора окончательно приручить маленькую лань. Он может подождать… и скоро она осторожно, робко позволила окружить себя теплом и нежностью.
Солнце склонилось к закату. Корт отослал Дрю наверх понежиться в ванне. Перед этим он велел Эви расстегнуть ошейник и приложился губами к истертой коже.
Ему понравилось, как она трепещет от его касаний. Все в ней возбуждало его, и теперь, когда Дрю сдалась на милость мужа, он был готов согласиться на ее требования.
Ванна. Горничная, чтобы обмахивать ее опахалом. И никакого ошейника.
Она, похоже, поняла, что скоро он ею овладеет.
И, еще охваченная незабытым блаженством, не могла думать ни о ком, кроме него.
Она заставляла его кровь кипеть в жилах. Она властвовала над его мыслями. Доводила до безумия.
Господь Всемогущий, он не может без нее… он так и не впился губами в ее соски. Сегодня ночью… Сегодня.
Кончилось ожидание. Конец боли и мукам. Он устал от желания завладеть тем, что ему принадлежало. Устал бороться с собой. Устал от битвы за ее тело.
Сегодня ночью.
Его плоть распрямилась, как пружина, но он безжалостно подавил все стремления.
Мужчина не должен исторгать свое семя зря, когда у него есть такая женщина, как Дрю. Способная удовлетворить все его нужды. Он собирался держать ее привязанной к кровати неделю, месяц, год… обнаженную, молящую о ласках.
Сегодня ночью…
Наконец‑то он твердо определил, когда это случится. Когда он даст ей то, чего она хочет. И, как всегда, предвкушение обостряет любовные игры.
У них так много времени впереди… И он не станет торопиться, когда окончательно овладеет ею и возьмет девственность. Ах, как сладостен этот миг полного обладания, когда все преграды падут и она примет его в себя. Примет до конца.
Корт с шумом выдохнул воздух. Чресла опять заломило. О, с какой силой он стремится к ней!
Ни один мужчина не должен попадать в такую зависимость от женщины.
Дьявол, да ведь он не любит ее, только хочет подмять под себя, голую, извивающуюся…
— Хозяин…
Требующую еще и еще…
— Хозяин Корт…
Настойчивый визгливый голос, никак не дающий погрузиться в фантазии…
— Что тебе, Эви?
— У меня кое‑что… вам, наверное, интересно будет увидеть.
— Заходи, — проворчал он, выпрямляясь. — Ну, что тебе? Эви протянула конверт.
— Какой‑то парень отдал это Луизе, а она пришла ко мне.
— Понятно.
Он задумчиво повертел конверт. Адреса нет.
— А кому должна передать это Луиза?
— Хозяйке.
Каждое ее слово падало холодным камешком.
— Спасибо, Эви. Можешь идти.
Он подождал, пока служанка выйдет. И долго не мог заставить себя распечатать письмо, словно пытаясь угадать его содержание сквозь белую бумагу.
Три дня… не прошло и недели, как в доме поселилась измена… а она… она…
Корт медленно поднялся, вошел в кабинет и захлопнул дверь. И только тогда осторожно разрезал конверт и вынул листок бумаги, уже понимая, что там написано.
Он должен прочесть. Пусть и воображал, что ему все уже известно.
«Моя дражайшая любимая кошечка!
Больше я этого не вынесу. Сознание того, что три дня ты провела в объятиях этого чудовища, едва не свело меня с ума от гнева и ярости. Мы должны найти выход. Ты не должна принадлежать ему. Не должна.
Помнишь наши клятвы друг другу? Обещания? На свете есть много мест, где мы могли бы жить. Ты не обязана оставаться с ним. Приезжай. Жизнью клянусь, твой отец не пострадает. Если именно из‑за него ты согласилась на этот фарс, именуемый свадьбой, поверь, Саммервил не причинит ему зла.
Оставь его. Выходи за меня, как мы планировали с самого начала. Ни минуты не оставайся в этом проклятом доме. Скажи, что у меня все еще есть надежда владеть тобой, моя дорогая любовь. Скажи, что не забыла все, что было между нами. Все, чем мы были друг для друга.
Та, кто отдаст это письмо, обещала быть посредницей между нами. Пожалуйста, прошу тебя, ответь на мои мольбы, дай мне надежду! Пошли своему возлюбленному единственный ответ, который откроет врата рая. Для него и для тебя.
Твой возлюбленный Жерар».
Корт перечитал письмо несколько раз. Фразы били по глазам.
«Скажи, что не забыла все, что было между нами… Все, чем мы были друг для друга… Пошли своему возлюбленному…»
Корт едва удерживался, чтобы не перебить все, что было в комнате стеклянного. Но нужно воздать ему должное, он не пошевелился. Сидел неподвижно, как статуя, перебирая в памяти убийственные слова.
…все, что было между нами…
…все, чем мы были друг для друга…
…пошли своему возлюбленному…
Лживый ублюдок! Доказательства невинности Дрю неопровержимы! Ленуар никогда не был ее любовником!
В эту минуту он был готов на все. Даже на убийство. Ничего, он еще проучит сукина сына, чтобы впредь держал свои грязные лапы подальше от его жены!
Но Корт не мог забыть эту фразу — …все, что было между нами…
Он должен знать! Но не хотел знать. И желал только прикончить Ленуара, чтобы навсегда стереть из ее памяти все, что было между ними.
Для этого существует только один способ: объезжать ее до тех пор, пока она не потеряет сознание, с тем чтобы, очнувшись, она помнила только одно: его в себе.