Идиотские электронные письма продолжают наводнять мой почтовый ящик. Наверное, они нашли мой номер телефона, потому что теперь я получаю все эти голосовые сообщения и разглагольствования, безумные угрозы. Я должна проверять все свои звонки, удалять три четверти своих сообщений. Я решаю приостановить свою учетную запись Facebook и вообще закрыть Twitter.
Все это тоже должно быть задокументировано. Все должно быть отслежено. Но я уже устала от этого. Как бы мне хотелось просто выключить телефон, компьютер и не обращать внимания на всю эту реку мусора, в которую превратилась моя жизнь.
И, как будто этого недостаточно, Уэст не может дозвониться до своей мамы. Фрэнки уже несколько дней не присылает ему никаких сообщений. Он беспокоится.
А я ничего не могу сделать.
Я подавлена, устала от ненависти, измучена такой тяжелой работой.
Он тоже ничего не может сделать.
Мы держимся вместе, как приклеенные друг к другу.
Мы уже в пекарне, когда наконец звонит его телефон. Я смешиваю укроп, а он разрезает мешок муки, чтобы высыпать его содержимое. Поскольку я стою ближе к его телефону, я смотрю на экран.
— Это Бо.
Он роняет мешок на пол. Я встречаю его на полпути с телефоном. Знаю, он надеялся, что Бо, его мама, хоть кто-нибудь позвонит ему.
— Привет. В чем дело?
Я поворачиваюсь спиной, чтобы отрегулировать громкость музыки, и десяти секунд, необходимых для этой работы, вполне достаточно, чтобы краска сошла с лица Уэста.
— Как давно это было?
Он расхаживает вдоль стола, прислушиваясь.
— Ты пытался отговорить ее? Или… Нет, я знаю... Нет. Ладно. А как насчет Фрэнки, она...
Его плечи опускаются.
Его пальцы, сжимающие телефон, побелели.
— Хорошо. Спасибо. С твоей стороны было достойно позвонить мне. Я буду… Дальше я сам разберусь.
Когда он вешает трубку, он просто стоит там.
Он стоит так долго, что я боюсь к нему прикоснуться.
— Уэст?
— Она вернулась обратно к нему, — говорит он.
— Твоему отцу?
— Она, бл*дь, вернулась к нему обратно.
Это та возможность, которую он боялся назвать в течение последних нескольких дней.
Самое худшее.
— Как это случилось?
— Не знаю. Бо даже не... он не выгонял ее. Он пришел домой, а все ее вещи исчезли, с запиской, в которой говорилось, что она сожалеет, но должна следовать зову сердца. — Он стучит кулаком по столу. — Ее сердцу.
— Они уехали из города или...
— Они в трейлерном парке. Она и Фрэнки. Они переехали к моему отцу.
— Ох.
Я не знаю, что сказать. Нет никаких слов, которые могли бы исправить поражение в его позе. Тяжелый мертвый звук его голоса, как будто кто-то вырвал из него весь запал на борьбу.
Я знаю, что это плохо, потому что, когда я встаю перед ним и пытаюсь обнять его, он падает на меня так сильно, что мне приходится согнуть колени, чтобы удержать его.
Ненадолго. Он дает себе десять секунд, не больше, а потом отстраняется.
Он не смотрит на меня, когда говорит:
— Мне надо домой.
— Конечно. — Он должен убедиться, что они в безопасности. Поговорить с его мамой. Проверить, как там его сестра. — Скажи, чем я могу помочь?
— Мне нужно лететь. Собрать мои вещи. Сразу после окончания смены.
— Ты останешься на экзамен? — завтра в десять утра у него контрольная.
— Нет, в этом нет смысла. Слушай, ты можешь поискать для меня рейсы? Посмотреть, когда я смогу вылететь из Де-Мойна.
— Я так и сделаю, но, может быть, тебе стоит хотя бы сдать экзамен? Чтобы, когда ты вернешься ...
Меня останавливает то, как он отводит взгляд.
Это боль, которую я вижу, прежде чем он поворачивает лицо, чтобы я вообще не могла ее видеть.
— Уэст?
Он сжимает столешницу обеими руками. Я смотрю на его профиль: скрещенные руки, опущенная голова, прямая линия позвоночника.
Я знаю это раньше, чем он мне скажет.
Он не вернется.
— Это все равно никогда бы не сработало, — тихо говорит он. — Мне нечего было и думать, что так оно и будет.
— Что не сработает?
— Я не должен был позволять себе думать, что смогу это сделать.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Он качает головой.
— Это не имеет значения.
— Это имеет значение. Уэст?
Когда он смотрит на меня, он так далеко. Он находится в таком состоянии, в котором я никогда не была, в месте, которое я видела на фотографиях, но не могу себе представить, не могу почувствовать запах. Город на берегу океана, которого я никогда не видела.
Орегон. Я даже не могу правильно произнести это слово. Он должен был научить меня говорить это как туземец.
— Да ладно тебе. Поговори со мной.
— Прости, — говорит он. — Но она моя сестра, и я должен присматривать за ней. Никто другой этого не сделает, никто и никогда не делал. Это моя вина, что подумал… Это моя вина.
То, как он смотрит на меня, похоже на прощание, но этого не может быть.
Мы смешаем хлеб. Мы пробудем здесь еще несколько часов, будем топить печи, нарезать хлеб, выпускать пар. После того как мы закончим завтра, наступят весенние каникулы, и я, вероятно, не буду часто видеть его в течение недели, но потом у нас будет остаток семестра. Следующий курс. Выпускной год.
У нас еще есть все это время.
Этого не может быть.
— Ты не можешь просто уйти. Ты должен, по крайней мере, поговорить со своим консультантом, взять академический отпуск или...
Я как раз начинаю говорить, когда с другой стороны комнаты раздается резкий стук. Дверь в переулок открыта, как всегда, потому что на кухне становится очень жарко. Там стоят два полицейских в форме.
— Мистер Ливитт, — говорит тот, что впереди. Он блондин, средних лет, симпатичный. — Офицер Джейсон Морроу. Мы познакомились в декабре.
— Помню, — говорит Уэст. — Чего Вы хотите?
— У нас есть основания полагать, что Вы занимались незаконной продажей марихуаны в этом помещении. Мы хотели бы осмотреться.
Я придвигаюсь ближе к Уэсту. Он обнимает меня и целует в макушку.
— Молчи, — бормочет он.
А полицейскому говорит:
— Это не моя собственность. Я не могу согласиться на обыск.
— Эта молодая женщина — служащая?
— Нет. Она со мной.
— Значит, Вы здесь единственный работник, верно?
Уэст отступает от меня к двери и загораживает мне вид на офицеров.
Я бывала здесь раньше, так много раз, смотрела на его спину, когда он вставал между мной и неприятностями. Но на этот раз беда пришла за ним.
— Да.
— Как лицо, ответственное за помещение, Вы можете дать свое согласие.
— Вам придется позвонить Бобу. Он владелец. Все зависит от него.
— Мистер Ливитт, у Вас дома сейчас команда с дрессированной собакой. На данный момент в Ваших интересах сотрудничать с нашим расследованием.
Уэст берет дверь в руку и ботинком отодвигает деревянный клин, который Боб использует в качестве дверного упора.
— Пока Вы не вернетесь с Бобом или ордером, я не открою эту дверь.
А потом он закрывает ее и щелкает замком.
— Позвони Бриджит, — говорит он. — Я позвоню Кришу.
— Уэст, ты думаешь...
Но он даже не слушает. Он присел на корточки и роется в моей сумке. Он находит мой телефон и вкладывает его мне в руку.
— У нас ужасный беспорядок, и у нас не так много времени, чтобы разобраться в нем. Если они в квартире, мне нужно знать, что происходит. Позвони ей.
Мои пальцы делают всю работу.
Мне кажется, что я наблюдаю за всем происходящим с расстояния в несколько метром от своего тела, как будто я не могу сделать ничего, кроме стоящей передо мной задачи, и я недостаточно понимаю. Все это крутится у меня в голове.
Уэст уезжает. Снаружи полиция. Он закрыл дверь. Они обыскивают квартиру. Он должен позаботиться о Фрэнки. Его могут арестовать. И меня тоже. Я — соучастница. Я не могу этого сделать.
Все это так запутанно.
Телефон звонит и звонит, но никто не берет трубку. Уэст прижимает к уху свой телефон и смотрит куда-то вдаль.
