А теперь лишь ромашки на могилу клал.
Мама была бы счастлива, если бы он остепенился наконец, завёл семью, стал бы, как Саня, мужем и отцом. Но Витя лишь отшучивался от всех подобных разговоров, научился распознавать их по одному лишь мягкому маминому взгляду. Не нужна ему такая жизнь. С лета девяносто первого не нужна. Тут маме только смириться надо, хотя она не оставляла робкой надежды.
Витя ни в чём не оправдывал родительских ожиданий.
Но ему рано уходить. Слишком рано. Он не готов расставаться с привычной жизнью, которая давала ему целую гору возможностей. Хоть и плата за неё оказалась неизмеримо высока.
Лиза, если видела его, по счастью, это понимала.
Всё, связанное с ней, Витя сделал темой необсуждаемой, наложил табу, и парни как-то совершенно естественно приняли это правило. Лизина тень всё равно никуда не девалась — часто Витя, роясь в архивах документов «Курс-Инвеста», натыкался на начинавшие желтеть бумаги, подписанные ею много лет назад. Рассматривая терявшие цвет росчерки, задумывался, а о чём, и сам понять не мог толком.
Только мама нет-нет, да вздыхала протяжно, косила взгляд на книжную полку, где стояла небольшая чёрно-белая совместная фотография. Витя принимал снимок и его неизменное место, как данность, хотя в доме собственном все фотокарточки убрал в самый дальний и тёмный угол шкафа. Ему не нужны картинки, чтобы жить и помнить.
Пройдя в кухню, Витя грохнул опустевшую наполовину бутылку на стол и щёлкнул пультом. Показывали футбол, бубнёж комментатора оказался как раз к месту — нарушал тупое безмолвие. Открыв окно и пустив в помещение морозный воздух, схватил сигареты. Алкоголь постепенно начинал делать своё привычное дело, даря хоть какое-то расслабление.
Когда СОБРовцы ушли, оставив их с Косом и Шмидтом в яме, Витя не сдержался — дал волю эмоциям, только лицо ладонями вовремя закрыл. Чувствовал, как по щекам стекали горячие слёзы, и не имел силы их побороть. Лиза, его Лиза, как же близко она была! Что было бы, если бы автоматная очередь не по кустам ударила, а по его груди? Что ждало бы там, на той стороне? Обрадовалась бы Лиза встрече? Или не приняла бы, осуждая за всё, что совершить успел? Если второе, значит, Ад и впрямь есть.
Задумавшись, Витя вдруг осознал, что ждало его после смерти. За всю пролитую кровь, за всё причинённое зло, за прогнившую душу его ожидал лишь один исход — Лизино непрощение.
Плечи свело холодом, глубокая затяжка не принесла успокоения. Витя понимал, что возвращение на прежние дороги делало внезапную догадку более реальной. Он должен сделать всё, чтобы Лиза его простила. Бред какой-то, думать о прощении от девушки, которая много лет в могиле. Но, раз зацепившись за эту мысль, Витя понял, что отпустить её уже не в силах. Лиза его любила, любила до последнего вздоха, а он, храня в душе вину за то, что не успел исправить совершенную ошибку, лишь наделал новых, таких, за которые ни перед какими Богами прощения не вымолить. Но, если она, Лиза Черкасова, его всё-таки берегла, отдаляла неминуемую встречу, можно ли думать, что всё же не держала зла?
Затушив окурок, Витя сел на диван и вперился взглядом в экран. Мысли по-прежнему напоминали кашу, никак не желая упорядочиваться. Он уже знал, что завтра поедет на кладбище и будет долго рассматривать выгравированный на мраморе портрет. Будет тихо благодарить за спасённую шкуру и повторять слова, которые говорил ей слишком редко. И успокаивать себя, надеясь на то, что она его слышит.
Но это будет завтра.
Из коридора донёсся звон мобильного. Вздрогнув, Витя встал из-за стола, вытряхнул наизнанку остатки пальто и ответил на звонок. На том конце раздался Сашин голос, против воли возвращавший в реальность.
Завтра.
Всё завтра.
========== !!AU!! Драббл, R. Витя/Лиза, 1995-ый год. ==========
Комментарий к !!AU!! Драббл, R. Витя/Лиза, 1995-ый год.
Посвящается Veta Grimm, которая делает для «Живи и помни» едва ли не больше, чем делала когда-то я сама.
Ответы на давно просившиеся вопросы:
новой работе — быть.
когда? — бог его знает, но хотелось бы ориентироваться на конец лета — начало осени.
будут ли ещё драбблы? — вполне вероятно.
Последить за моими планами, размышлениями, хобби, а также приобщиться к прекрасному (арты, видеоролики, музыка и прочее) — здесь:
https://t.me/jane_lana_doe
https://vk.com/jane_lana_doe
Бумаги приятно шелестели, и монотонное их перелистывание вводило в состояние, напоминавшее чем-то транс. Взгляд блуждал по многочисленным сметам, цеплялся за суммы с невообразимыми количествами нулей, не заостряясь на печатных строчках дольше положенного. Подпись ставилась автоматически, привычные завитки появлялись на листках, сверкая тонкими синими линиями и практически не привлекая внимания.
Однажды подобный чёрный нал спас жизнь.
Промелькнувшая в сознании мысль заставила прервать монотонную работу и словно вернуться в реальность из странного небытия. Покрутив меж пальцев ручку, Лизавета откинулась на спинку кресла и метнула взгляд левее, привычно уставившись на две фоторамки. С первого снимка задорно смеялся Юрка — легкомысленный, задорный и… живой. С момента аварии минуло добрых семь лет, а группа «Мираж» до сих пор вызывала неконтролируемые слёзы и переключалась сей же миг.
Второй снимок был сделан возле Грибоедовского ЗАГСа двадцать четвёртого апреля девяносто четвёртого. Тогда Лиза распрощалась с собственной фамилией и связала судьбу с человеком, которого любила вопреки всему. Витя смотрел в объектив, клоня голову к пышной фате, а сама Лизавета улыбалась так легко и радостно, словно жизни их не пестрили испытаниями и вечным риском. Волосы её едва доставали до плеч тогда — даже причёску делать не пришлось, — а в руках красовалась, занимая добрую треть снимка, охапка ромашек.
Из Германии, невольно ставшей второй родиной, Витя тоже встречал с ромашками. Тогда Лиза едва брела по огромному зданию аэропорта, волоча за собой чемодан с пожитками, и, погружённая в собственные мысли, едва не прошла мимо. Только цветы, привлекшие замыленный взор, помогли сориентироваться.
Лечение длилось долгие десять месяцев; несколько операций, тяжёлая длительная реабилитация — страшно подумать, как дорого всё обошлось новоявленным владельцам «Курс-Инвеста». В новорождённую Россию Лиза вернулась совсем другой, и дело не во внешности, не в остриженных под мальчика волосах, не в изученном против воли немецком, который стал таким же привычным, как русский; что-то надломилось в ней самой, едва не шагнувшей за черту вечности. Только вот что именно, понять не удавалось до сих пор — оно плескалось в стали взгляда, в твёрдости голоса и резкости жестов, но оставалось неизученным и от того чуждым. Однако Лиза понимала, что это «нечто» помогало ей не сойти с ума от круговерти, в которую затянула их всех эпоха, на поверку оказавшаяся горькой и давившей на плечи незримым грузом.
Перебрав кончиками пальцев плетение цепочки, надетой поверх чёрной водолазки, Лизавета ухмыльнулась собственным мыслям и чуть головой качнула, словно выражая тем самым блуждавшие в сознании мысли.
Выжила бы она, окажись время иным?
«Курс-Инвест» рос не по дням, а по часам, и резкий его подъем сказывался на ребятах. Саша изменился больше всех — от бывшего одноклассника, всегда радевшего за справедливость и желавшего жить, как все, не осталось и следа; на смену ему пришёл властный «новый русский», не терпевший слова поперёк. Лиза, впрочем, частенько плевала на то, не собираясь оставлять свою позицию на произвол судьбы. Космос пристрастился к наркотикам, всё чаще отходя от дел бригады и впадая в пагубный дурман. Душа болела за него, всегдашнего балагура и хохмача, заплаканная Людочка вызывала ком в горле, да только кто же Холмогорову указ? Только Валера, казалось, почти не изменился с течением лет, оставался таким же мягким и верным другом, и Лиза сама не раз молила его о помощи, когда меж друзьями вновь наступал раскол. А случалось подобное всё чаще. Власть затмевала разум. Вечная истина.
