— Я еще не закончил с тобой, — бормочет он. И не успеваю я окончательно прийти в себя, вернуться в Сиэтл, на планету Земля, как он тащит меня с кровати к себе на колени, где уже приготовлено и ждет главное оружие.
Кристиан входит в меня, заполняет меня всю, и я тихо вскрикиваю.
— А… — выдыхает он и затихает, потом обнимает и целует. Он приподнимается, и наслаждение разгорается глубоко внутри меня. Он обхватывает меня сзади и, следуя за мной, ловит мой ритм.
— А-а, — стону я, и его губы вновь оказываются на моих губах. Мы движемся медленно, вверх-вниз. Я обнимаю его за шею, отдаваясь этому мягкому ритму, следуя за ним. Я поднимаюсь и опускаюсь. Отклонившись назад, я откидываю голову, и рот мой широко открывается в безмолвном крике наслаждения. Я упиваюсь его нежными и бережными любовными ласками.
— Ана… — выдыхает он и, наклонившись вперед, целует меня в шею и медленно скользит туда-сюда, подталкивая меня… выше и выше… так изысканно равномерно… Я ощущаю его тягучую чувственную силу. Блаженное удовольствие растекается внутри меня из самых глубин.
— Я люблю тебя, Ана, — хрипло шепчет он мне в ухо и снова качает меня — вверх-вниз, вверх-вниз. Мои пальцы вплетаются ему в волосы.
— Я тоже люблю тебя, Кристиан.
Открываю глаза: он с нежностью смотрит на меня, и все, что я вижу, — это его любовь, ярко и отчетливо сияющая в мягком свете игровой комнаты; его ночной кошмар, похоже, позабыт. И, чувствуя, как тело приближается к освобождению, я сознаю, что именно этого и хотела — этой связи, этой демонстрации его любви.
— Ну, же, детка, давай, — шепчет он.
Я крепко зажмуриваюсь, мое тело напрягается от сексуального звучания его голоса, и распадаюсь на части, достигая блаженной кульминации. Он затихает, прислонившись лбом к моему лбу, и кончает сам с моим именем на выдохе.
Кристиан бережно поднимает меня и кладет на кровать. Я лежу в его объятиях, опустошенная и счастливая. Он нежно водит губами по моей шее.
— Теперь лучше? — шепчет он.
— М-м-м.
— Пойдем в постель или ты хочешь спать тут?
— М-м-м.
— Миссис Грей, поговорите со мной. — В его голосе проскальзывают веселые нотки.
— М-м-м.
— Это все, на что ты способна?
— М-м-м.
— Идем, я уложу тебя в постель. Не люблю здесь спать.
Я неохотно поворачиваюсь к нему лицом.
— Подожди, — шепчу я.
Он моргает, глядя на меня широко открытыми глазами, такой расслабленный и невинный и в то же время такой чертовски сексуальный и довольный собой.
— Ты как? — спрашиваю я.
Он самодовольно, как подросток, улыбается.
— Теперь хорошо.
— Ох, Кристиан. — Я качаю головой и нежно глажу любимое лицо. — Я говорила о твоем дурном сне.
Выражение его лица моментально леденеет, он закрывает глаза и сжимает кулаки, прячет лицо у меня на шее.
— Не надо, — шепчет он хрипло и сдавленно. Сердце мое снова переворачивается в груди, и я крепко обнимаю его, глажу по спине и волосам.
— Прости, — шепчу я, встревоженная его реакцией. Ну и как мне поспеть за этой стремительной сменой настроений? Что, черт побери, ему приснилось? Мне не хочется причинять ему еще больше боли, выспрашивая подробности. — Все хорошо, — мягко шепчу я, отчаянно желая вернуть того игривого мальчишку, каким он был минуту назад. — Все хорошо, — успокаивающе вторю я вновь и вновь.
— Идем в постель, — тихо говорит он спустя некоторое время и высвобождается из моих объятий, оставляя во мне чувство пустоты и сердечной боли. Я неуклюже поднимаюсь, обернувшись атласной простыней, и наклоняюсь за своей одеждой.
— Оставь, — говорит он и подхватывает меня на руки. — Не хочу, чтоб ты споткнулась о простыню и сломала шею.
Я обвиваю его руками, дивясь тому, как быстро к нему вернулось самообладание, и нежно целую в шею, пока он несет меня вниз, в постель.
Открываю глаза. Что-то не так. Кристиана рядом нет, хотя еще темно. Гляжу на электронный будильник: двадцать минут четвертого. Где же Кристиан? И тут я слышу звуки фортепиано.
Быстро выскользнув из постели, хватаю халат и бегу через холл к гостиной. Мелодия, которую он играет, такая печальная — жалобная песня, что он уже играл раньше. Я останавливаюсь в дверях и наблюдаю за ним в круге света. Берущая за душу, печальная музыка наполняет комнату. Он заканчивает и начинает сначала. Почему такая грустная мелодия? Обхватив себя руками, я зачарованно слушаю. Но сердце болит. Кристиан, почему так печально? Неужели из-за меня? Неужели это моя вина? Он заканчивает, но только чтобы начать в третий раз, — и я больше не выдерживаю. Не поднимает глаз, когда я приближаюсь к фортепиано, но подвигается, чтобы я могла сесть с ним рядом на стул. Снова звучит музыка, и я кладу голову ему на плечо. Он целует мои волосы, но не останавливается, пока не доигрывает пьесу до конца. Я поднимаю на него глаза, и он настороженно смотрит на меня.
— Я разбудил тебя?
— Только потому, что ушел. Что это было?
— Шопен. Одна из его прелюдий миминор. — Кристиан на мгновение замолкает. — Она называется «Удушье»…
Я беру его за руку.
— Ты сильно потрясен всем этим, да?
Он фыркает.
— В мою квартиру забирается псих, чтобы похитить мою жену. Жена поступает не так, как ей сказано. Она сводит меня с ума. Пользуется паролем. — Он на мгновение закрывает глаза, а когда снова открывает, они уже застывшие и холодные. — Да, я здорово потрясен.
Я сжимаю его руку.
— Прости.
Он приникает лбом к моему.
— Мне приснилось, что ты умерла, — шепчет он.
Что?
— Лежишь на полу, такая холодная, и не просыпаешься.
Опять Пятьдесят…
— Эй, это был всего лишь дурной сон. — Я сжимаю его голову ладонями. Глаза его горят, прожигая меня насквозь, а мука в них отрезвляет. — Я здесь и замерзла без тебя рядом. Вернись со мной в постель, пожалуйста.
Я беру его за руку и встаю, не зная, последует ли он за мной. Наконец он тоже поднимается. На нем пижамные штаны, низко сидящие на бедрах, и мне хочется пробежать пальцами вдоль пояса, но я сдерживаюсь и веду его назад в спальню.
Когда я снова просыпаюсь, Кристиан мирно спит рядом. Я расслабляюсь. Наслаждаюсь окутывающим меня теплом его тела, его близостью. Лежу очень тихо, боясь потревожить.
Уф, ну и вечерок выдался! Я чувствую себя так, словно меня переехал товарняк, в роли которого выступил мой муж. Трудно поверить, что этот мужчина, лежащий рядом со мной, выглядящий во сне безмятежным и юным, так страдал и терзался прошлой ночью… и заставлял страдать и терзаться меня. Смотрю в потолок, и мне приходит в голову, что я всегда думаю о Кристиане как о сильном и властном, а на самом деле он такой слабый и ранимый, мой потерянный мальчик. И ирония в том, что он смотрит на меня как на слабую, а я не считаю себя такой. В сравнении с ним я — сильная.
