Гермиона в порыве гнева выскочила за портрет, а вот что делать дальше она совершенно не знала. Но и желания возвращаться в гостиную у девушки не было. Гермиона не имела понятия, куда ей идти. Так хотелось закрыть глаза и оказаться в своей комнате. Мама бы принесла так не любимый горячий шоколад, папа бы просто сидел рядом и гладил бы ее по волосам, совсем как в детстве. У Гермионы появились слёзы на глазах, настолько она это все прочувствовала. Вспомнив, что в этом году есть комендантский час, Гермиона решила пойти на восьмой этаж, там все-таки редко можно было кого-то встретить в это время, разве только мило целующихся парочек.
Но как только девушка поднялась наверх, то увидела, что он оказался совсем тускло освещен, а подоконник, на котором Гермиона решила поплакать, оказался уже занят. Но пускать слезы в туалете Плаксы Миртл тоже не хотелось, как и встретить старост, которые могли бы застукать ее за столь ярым нарушением правил. Или же наткнуться на группку слизеринцев.
«Астрономическая башня, – подумала Гермиона и удивилась, почему столь простое решение не пришло ей в голову сразу».
Преодолев несколько пролетов, Гермиона оказалась на верху Астрономической башни, вдыхала свежий вечерний воздух полной грудью. Она сбросила сумку и подошла к перилам. Было страшно вот так стоять на самом верху и смотреть вниз, поэтому девушка закрыла глаза. На неё потоком полились воспоминания.
«Как же ты мог, Рон? – внутри просто все ныло от обиды».
Да, Гермиона Грейнджер испытывала нежные чувства к своим друзьям, но Рон ей нравился ещё с третьего курса. Именно его она всегда корила или пеняла чаще всего на него, его пыталась перевоспитать, подсказать, но парень был просто глух к ее заботе. Но этим летом, к ее удивлению, у неё появилась небольшая, но все-таки грудь. И этим же летом, в Норе, Рон попытался ее поцеловать. Не как обычно, неуклюже в щечку, а совсем по-взрослому. Гермиона сразу же вывернулась из его огромных объятий, но Рон ее уверил, что у него к ней самые серьёзные намерения, и он хочет быть с ней навсегда вместе. А спустя пятнадцать минут прижал ее к дереву, запустив руку ей под платье. Отрезвить его смог только удар Поттера, который прибежал на истеричные крики своей подруги. Через два часа Гермиона собрала свой чемодан и, заверив миссис Уизли, что все хорошо и она просто соскучилась по родителям, шагнула в камин. И сегодня он снова это повторил, что и тогда. Что она никому не нужна, что с ней дружат только потому, что она зубрила и ее любят учителя. В ушах до сих пор звенели крики Рона.
На крыше было прохладно, но Гермиона буквально изнутри горела. Слёзы горячим потоком покрывали ее лицо. Гермиона даже не успевала их промокать платком, в итоге она смирилась и рыдала молча, подставив лицо прикосновениям ветра. Скинув свою мантию, она медленно сползла на неё, держась за перила. Девушка думала, что она одна в своём горе, что сейчас она даст себе слабину, а уже утром будет всем улыбаться с высоко поднятой головой, с легкой улыбкой примет неискренние извинения Рона и продолжит ругать своих мальчиков.
Но у ее горя был свидетель. Высокий блондин с самого начала ее прихода был скртыт в темноте. Сначала он хотел ее окликнуть и выгнать с башни, потому что он считал ее «своей» башней – он уже второй год приходит сюда, чтобы побыть одному. Но потом увидел ее истерику и просто завис, он не мог к ней подойти, но и уйти тоже не мог – она бы услышала стук его каблуков и могла испугаться, а ведь она все-таки на краю стоит и убийство грязнокровки совсем ему не нужно сейчас.
Драко вспомнил, как сам сидел тут первые два месяца, совсем один, на холодном ветру. И ежился. Может от холода, может от дождя, а может от душевной пустоты, которую совсем нечем было заполнить. В один из таких дней к нему подошла Панси и накинула на его плечи плед, а потом просто села рядом и обняла его за плечи, положив его голову на своё плечо. Она гладила его по волосам и говорила, что все будет хорошо, что она всегда будет рядом, что они друзья. Спустя двадцать минут ее утешений, Малфой взял ее на этом же пледе. А спустя ещё столько же он застегнул ремень и ушёл, оставив Паркинсон одну. Этот момент был решающим. Нет, он не стал встречаться с Панси, но периодически брал ее то в одном тёмном уголочке, то в другом, а пару раз даже в ее комнате.
После того случая он перестал себе сочувствовать и жалеть себя. Он понял, что не один, что есть люди, которые просто могут быть рядом. Он был благодарен Панси. И сейчас он чувствовал боль Грейнджер и совершенно не понимал, с чем это может быть связано. Уверенными шагами он быстро дошёл до плачущей девушки, накинул ей на плечи свою мантию и сел рядом – Панси в свое время поступила примерно также.
Гермиона даже не подняла голову, просто прошептала «спасибо», и рыдания полились с новой силой. Малфой совершенно не знал, что делать, когда женщины плачут, поэтому начал гладить ее волосы, вроде бы Паркинсон делала также. Пять минут. Целых пять минут они так вдвоём и просидели. Она выплакивала всю свою обиду, а он был полностью ошарашен от происходящего.
Рано или поздно это должно было закончиться.
– Ты? – удивленно спросила девушка. – Как ты смеешь? – она мигом вскочила на ноги.
Момент был упущен, с Малфоя тоже спало оцепенение. Он поудобнее уселся:
– Я считаю, это не уместно и не красиво. Ты плакала минут двадцать, восемь из которых держала меня за руку, – Малфой улыбнулся своей фирменной улыбкой.
– Это не считается! – Гермиона замахала руками. – Я думала, что это пришёл… ну не ты, – Гермиона не стала называть имя, ведь Рон точно бы не пришёл, а Гарри остался с Роном, а Джинни ещё не в курсе их маленького скандала. Девушка не хотела выглядеть в глазах Малфоя еще более жалкой, чем представлялась сама себе в эти минуты.
– Ну что-то я не наблюдаю твоих вечных защитников, Грейнджер, – парень самодовольно улыбнулся. – Или девочка выросла и по тёмным коридорам Хогвартса ходит одна? – плотоядная улыбка.
– Я… – девушка нервно облизнула губы, – я не одна. Просто решила подышать воздухом.
– Я так и понял, – хохотнул парень.
Две минуты они провели в тишине, но Гермиона больше не могла выдержать:
– Малфой, – жалобно начала девушка, – давай никому об этом не расскажем? – Малфой рассмеялся, не как обычно, а раскатисто, красиво:
– Ты думаешь, в это кто-то поверит? – Драко было правда смешно насчет ее страхов. Он был готов поверить, что она боится остаться с ним наедине, что он готов скинуть ее с башни, но вот этого?
Драко краем глаза заметил, что девушка хочет ему что-то сказать, поэтому продолжил:
– Во имя Салазара, Грейнджер, помолчи! Я вообще-то прихожу сюда побыть один и подумать. Я готов смириться, что провёл полчаса с какой-то грязнокровкой, готов принять, что даже пришлось ее трогать, чтобы успокоить, готов провести часа три в ванной, как спущусь в подземелья. Я даже готов смириться с тем, что ты настолько тупая, грязнокровка, что тебе не хватает мозгов оставить меня сейчас одного! – парень начинал конкретно злиться.
– Что, боишься мыла не хватит? – припомнила Гермиона его слова.
Парень утвердительно кивнул:
– Еще днем закончилось.
Гермиона затихла. Было крайне неудобно вот так вот просто сидеть, стоять, находиться в одном помещении с этим слизеринцем. Она кожей чувствовала опасность, все ее нутро кричало: «Беги, дурочка, спасайся, пока не поздно». Но девушка снова села на свою мантию и уставилась на горизонт.
Секунды превращались в минуты, минуты плавно становились пятью минутами, а они молчали. Наконец Драко взмахнул рукой и прямо перед ним появилась бутылка пива. Он тут же ее открыл и сделал глоток, уткнувшись лицом в ограждение на башне.
– Малфой! – Гермиона кипела от шока.
– Грейнджер! – парень удивленно приподнял бровь. – Позволь я заткну твой грязный рот. Я знаю два способа. Можешь выбрать, – он снова сделал глоток, медленно растягивая слова. Он наслаждался ее гневом и беспомощностью. – Первый, где я, как староста, отнимаю балы с твоего факультета и рассказываю профессорам, что их пай-девочка по ночам гуляет по Хогвартсу, нарушая все правила, и второй… – Малфой снова взмахнул палочкой и из ниоткуда взялась еще одна бутылка пива. – Какой ты выберешь?
