Какой-то совершенно чужой человек вломился в мой дом, чтобы взять негативы, чужой человек взломал двери в мастерскую и фотолабораторию, чужой человек рылся в моих вещах. Но когда все это случилось? Какова точная дата вторжения? И как долго мы с Белиндой продолжали жить, ошибочно считая, что нам ничего не угрожает, в то время как тот, чужой, следил за нами и выжидал момент, когда он сможет пробраться внутрь?
Я положил негативы во внутренний карман пиджака, а затем снова опустился на стул. Все мои действия сопровождались суетливыми движениями, характерными для человека на грани нервного срыва.
Я пытался вспомнить все, что говорил мне Дэн. Ладно, допустим, они ничего не скрыли от Бонни, но для чего-то ведь им все же понадобилось прикрытие!
Бонни вернулась на диван, и я вздохнул с облегчением, когда она отошла подальше. Мне не хотелось, чтобы она дотрагивалась до меня. Мне было крайне неприятно, что наши руки соприкоснулись в момент передачи негативов.
— Мистер Уокер, я могу платить определенную сумму, чтобы покрыть ваши расходы на мою дочь…
— Я не нуждаюсь в деньгах. Раз уж вы следили за мной, то могли бы и выяснить, что я вполне обеспеченный человек.
— Да, знаю. И все же мне хотелось бы дать вам деньги, поскольку это мой ребенок и он не должен ни в чем нуждаться.
— И каковы же нижние временные границы вашего шантажа, нашей маленькой торговой сделки?
— Это не шантаж, — нахмурилась Бонни. Образовавшиеся при этом морщинки каким-то чудом сразу исчезли, и лицо ее снова стало гладким и безжизненным, как и ее голос. — И я вам уже говорила: оптимальный вариант — до достижения ею двадцати одного года. Но совершенно обязательно — до ее восемнадцатилетия. Пока ей не исполнится восемнадцать, по закону она еще ребенок. Что бы там она себе ни думала, она не может жить самостоятельно…
Тут она остановилась. Похоже, опять кончился внутренний завод. И все же что-то изменилось. Казалось, она вот-вот заплачет. Я видел, как рыдала Белинда, как ее лицо, точно по волшебству, сразу становилось помятым. Но с Бонни ничего подобного не произошло. Лицо ее оставалось абсолютно неподвижным, а вот глаза слегка затуманились. Она смотрела на меня, но, могу поклясться, не видела меня. А выступившие на глазах слезы катились по щекам так медленно, что напоминали пленку. Казалось, ее внутренний свет потух.
— Вы вполне разумный человек, — медленно произнесла она. — Вы богатый, вы психически устойчивый, вы хороший. Вы не способны причинить ей зло. Вы приглядите за ней. И естественно, себе вы тоже не желаете зла.
— Три месяца, мисс Бланшар. Вот и весь срок нашего знакомства. Как только ей надоест, она встанет и уйдет.
— Она никогда этого не сделает. Уж не знаю, что она вам там наговорила, но я могу поспорить на все свои деньги, все, до последнего цента, что, пока она вас не встретила, жизнь ее была настоящим адом. Она никогда не вернется к прежнему. Она наконец получила то, о чем всегда мечтала. Так же, как и вы.
— И теперь вы можете преспокойно возвращаться в Лос-Анджелес в приятной уверенности, что у вас все тип-топ. Так ведь?
За стеклами очков снова заблестела тонкая пленочка слез, а лицо ее стало еще более усталым. Рот ее был слегка приоткрыт. Она глядела куда-то мимо меня, будто напрочь забыла о моем присутствии. Она сидела, уставившись в стерильную пустоту комнаты, словно меня там и не было вовсе.
— Но что произошло? Почему она убежала? И черт возьми, что заставляет вас вести себя подобным образом: вручать ее судьбу в руки человека, которого вы совершенно не знаете?
Но ответа я не услышал. Она как сидела, так и осталась сидеть.
— Мисс Бланшар, — продолжил я. — С первой же минуты, как я увидел вашу дочь, я не перестаю задавать себе первые два вопроса. Они стали для меня как наваждение. Прошлой ночью я у нее за спиной порылся в ее личных вещах. И нашел фильмы, где она снялась вместе с вами. А сегодня утром я прочел вашу биографию в одном из дешевых изданий. Я знаю о вашем замужестве, о стрельбе, о съемках в сериале…
— И конечно, кое-что знаете от своего адвоката, мистера Дэна Франклина, — перебила она меня и продолжила безжизненным голосом: — Не забудьте о своем адвокате, который ездит по Лос-Анджелесу и задает вопросы…
Прекрасно! Как же я мог об этом забыть?
— Хорошо, — кивнул я. — Я действительно попросил своего адвоката кое-что для меня выяснить. Но я так и не смог понять, что заставило Белинду убежать. И если вы надеетесь, что я покину эту комнату, не узнав правды…
— Мистер Уокер, вы не в том положении, чтобы со мной торговаться. Надеюсь, вы не забыли о негативах? Мне ничего не стоит поднять трубку и позвонить в полицию.
— Ради бога, — сказал я.
Бонни даже не шелохнулась.
— Вызовите полицию, как вы это сделали, когда она сбежала из дому, мисс Бланшар. Можете и газетчиков позвать!
Очень медленно, невероятно медленно она поднесла сигарету к губам. На ее длинных ресницах, словно хрустальные бусинки, повисли слезы. Ее безупречное лицо слегка раскраснелось, губы чуть заметно дрожали.
— Почему вы не сообщили полиции, когда это случилось? Если бы ее фотографии появились в газетах, вы уже через неделю нашли бы ее. Но вы позволили ей бродяжничать в течение девяти месяцев.
Бонни осторожно положила в пепельницу недокуренную сигарету, точно бомбу, которая вот-вот взорвется. Потом она перевела на меня глаза, блестевшие от слез и на секунду превратившиеся в два луча света.
— Наши люди разыскивали ее повсюду, — произнесла Бонни. — Я сама ночь за ночью искала ее. Я ездила на Голливудский бульвар. Я исходила там все вдоль и поперек, расспрашивая местных ребятишек и раздавая ее фотографии. Вы и представить себе не можете, в каких только притонах и ночлежках мне пришлось побывать!
— Но теперь, когда вы ее нашли, то почему-то не хотите принять обратно.
— Да, не хочу. И никогда не хотела. Перед тем как она сбежала, я пыталась отправить ее в закрытую школу. Я даже упаковала ее вещи и все подготовила к отъезду, но она уперлась и не поехала. Все было напрасно. Хотя в школе никто не собирался сажать ее под замок. Когда она была маленькой, то мечтала быть похожей на других детей. А теперь даже слышать об этом не желает.
— Мисс Бланшар, неужели то, что она стала взрослой, такое тяжкое преступление? Конечно, тем самым она, сама того не желая, ввела вашего мужа в искушение попробовать то, чего ему раньше не удавалось!
— Если вам угодно знать, мистер Уокер, то тяжкое преступление состоит в том, что она буквально соблазнила моего молодого мужа под крышей моего же собственного дома. Я их застукала. И попыталась ее за это убить. Я направила на нее пистолет, но мой муж загородил ее собой. И все пять пуль угодили в него. А иначе я убила бы ее, как и собиралась.
