когда я приехал на рождественские каникулы. И я решил с ним сразиться - мне было любопытно. Я думал,
он станет стаей крыс… А он превратился в моего отца, - Драко помолчал. - Мне не хотелось, чтобы это
увидели мои одноклассники. Наверное, - тут он скривил рот в легкой усмешке, - сейчас бы он выглядел
совсем по-другому…
Эта беседа произвела на Гермиону очень тягостное впечатление, и она дала себе зарок больше с Малфоем
по возможности не разговаривать.
Гермиона дошла до опушки Запретного леса и неторопливо побрела вдоль кромки. Она прошла не более
десяти шагов, когда поняла, что здесь есть люди - эта способность чувствовать человеческое присутствие
появилась в ней совсем недавно, когда она углубилась в свой анимагический проект. Похоже, что скоро
она сможет определиться со зверем…
Пройдя еще пару шагов, она узнала присутствие - рядом была Сольвейг. И еще кто-то.
Они вынырнули из-под завесы деревьев ей навстречу: Сольвейг в своей роскошной черной мантии с подбоем
и воротником из меха черно-бурой лисы ("Вот объясни мне, Грейнджер, откуда у простого преподавателя
такие деньги?! Может, он наркоту там у себя мастерит втихаря?"), а рядом с ней, доставая рослой
слизеринке своей рыжей макушкой только до плеча, шла Джинни.
Сольвейг что-то говорила, изредка бросая на спутницу короткие взгляды - Гермиона знала, что так
Сольвейг пытается удостовериться, что ее слушают. Джинни иногда кивала головой. Потом она что-то тихо
спросила, и Сольвейг, не расслышав ("Грейнджер, говори громче, я глухая. Не стоило в детстве так
громко включать музыку в наушниках…"), наклонилась к ней.
"Да что же это…"
Гермиона остановилась, глядя на пару. "Нет же, Господи, какая они пара!.." Она вдруг почувствовала
себя очень нехорошо - ощущение неприятно напоминало тошноту, и еще в животе стало как-то одновременно
тяжело и пусто.
"Что происходит?.."
Сольвейг подняла голову и посмотрела на Гермиону. Улыбка, как луч солнца из-за плотно задвинутых штор,
скользнула по ее лицу, и она произнесла:
- Привет, Грейнджер.
- Привет, - напряженно ответила Гермиона.
- Привет, Гермиона, - сказала в свою очередь Джинни. Она выглядела чрезвычайно довольной, и Гермионе
захотелось ударить ее. Интересно, почему это она раньше не замечала, как неприятна улыбка этой рыжей
девицы? - Спасибо, Сольвейг, - она кивнула слизеринке и медленно, словно в раздумьях, пошла в ту
сторону, откуда пришла Гермиона.
- Вы старые друзья? - Гермионе не удалось скрыть раздражение, и в синих глазах снова заплясали эти
проклятые светляки-смешинки.
- Почему же старые? - она скривила рот. - Что это у тебя, Грейнджер? Очередное домашнее задание? Как,
кстати, твой анимагический проект?
- Это не домашнее задание, а анимагический проект поживает очень хорошо, - буркнула Гермиона. - Это
книга, я хотела тебе показать…
- Я уже видела несколько книг, если что, - заметила Сольвейг.
- Это не смешно.
- Жаль, я пыталась пошутить.
- Это книга, которую я подарила Гарри на день рождения.
- У тебя нет фантазии, Грейнджер, - Сольвейг вытащила из рук Гермионы книгу. - Подарить парню книгу -
что может быть…
- Не смей говорить, что у меня нет фантазии! - неожиданно для самой себя вспылила Гермиона. Брови
Сольвейг изумленно взлетели. - Какое ты имеешь право?! Что ты обо мне знаешь?!
И, словно подхватывая ее гнев, налетевший порыв ветра швырнул россыпь гермиониных волос в лицо
слизеринки. Сольвейг вскинула руку, ловя непослушные пряди, завела их Гермионе за ухо - и забыла свою
руку на затылке гриффиндорки, запуталась пальцами в растрепанных кудрях, нежно перебирая тонкие,
похожие на пружинки волосы. Гермиона приоткрыла рот - изумленно и еще оттого, что незнакомое ощущение
давило ей грудь, и надо было выпустить его вместе с выдохом, иначе сердце ее просто разорвалось бы.
Поглаживая затылок Гермионы, Сольвейг опустила голову ниже и еще ниже, пока ее странные, темные,
ищущие глаза не оказались так близко, что, казалось, взгляд ощущается на коже как прикосновение. Потом
тяжелые веки, чуть дрогнув, опустились, скрывая темно-синюю радужку, и губы Сольвейг невесомо
коснулись гермиониных. И тут же скользнули к уголку рта, потом вверх по щеке, по скуле, по виску,
порхнули по лбу, пролетели по переносице на кончик носа и вновь, словно вслепую, нежно, неуверенно
опустились на чужие губы. Разомкнули их. Накрыли полностью. И поцелуй из робкого и целомудренного
вдруг стал страстным и почти грубым. Руки Гермионы помимо разума ожили, взлетели вверх и сцепились
пальцами на лопатках слизеринки. Вторая рука Сольвейг обвилась вокруг тонкой талии Гермионы.
Поцелуй был горячим, со вкусом шоколада, пыли и крови. И тело Сольвейг вдруг оказалось горячим, словно
у девушки был жар. От сильного запаха железной дороги и пыльной травы у Гермионы вдруг защипало в
глазах и заныло сердце. Но это не было воспоминанием. Это был ЕЕ запах. Это всегда был ее запах, вдруг
поняла Гермиона, потому что никогда не было в мире никого, кроме Сольвейг, и все прочее было лишь
воспоминанием о ней, воспоминанием о будущем. Это чувство пронзило насквозь ее сердце, и Гермиона
вдруг заплакала, прервав поцелуй и уткнувшись лицом в плечо слизеринки.
- Ну, вот, - раздался над головой растерянный голос. - Шшш… Гермиона… Ну, хорошо, прости, больше не
буду… О Боже, я понимаю, почему мужчины не понимают женщин!
Это было сказано с таким неподдельным отчаянием, что Гермиона рассмеялась сквозь слезы.
- Прости… - произнесла она, оторвавшись от плеча Сольвейг и шмыгая носом. - Все замечательно. Это я
просто… ненормальная…
- Так ничего, да? - спросила Сольвейг, потом пожала плечами и добавила: - Я не уверена, что умею
целоваться.
- Ох… - Гермиона подобрала упавшую книгу, внезапно почувствовав себя неловко. - Зря ты это сказала…
Глядя на помрачневшее лицо Сольвейг, она снова рассмеялась.
- Сольвейг, ну я же сказала, что все замечательно! Ну что ты…
- Тогда чего ревешь? - сердито спросила Сольвейг.
- Потому что я поняла одну вещь, - Гермиона произнесла это так тихо, что практически не расслышала
сама себя. Но, видимо, Сольвейг была вовсе не глуха, когда ей это требовалось.
- Какую?
- Что я тебя люблю, - буркнула Гермиона, пытаясь не поднять глаз на девушку. Но не удержалась и все же
подняла. Сольвейг смотрела на нее с неописуемым выражением в глазах, а на ее щеках, к величайшему
восхищению Гермионы, расцветали два ярко-розовых пятна. До этой минуты Гермиона понятия не имела, что
