— А ты?
Дрожащей рукой я отыскала ленту в кармане халата и, собрав волосы в хвост на затылке, сказала:
— Я в норме! — Я обошла Эксула и вошла в кухню. — Что нужно делать, Гилья?
— Вы уверены, что справитесь? — насторожилась та, хотя сама дрожала как осиновый лист на ветру.
— Командуй!
Гилья кашлянула и, рассеянным взглядом проводив из кухни мужчин, поспешивших на подмогу к Шеймасу и на оборону замка, которая может понадобиться, сказала:
— В подвальных камерах есть наручники и цепи. Остались от Стражей. Принесите.
Еще двое переглянулись, но заторопились выполнить просьбу. А я, подкравшись к столу, осторожно обхватила ладонями вялое запястье Вейца.
— Зачем тебе наручники и цепи? — тихо спросила я, борясь со слезами.
— Я, может, и не специалист в узкопрофильной медицине, но знаю о непереносимости гибридами наркотиков. Слабое обезболивающее ему не поможет, а сильное только наркотическое. Вколю ему дозу — и он умрет от аллергической реакции раньше, чем от ранений. Сейчас у него болевой шок. В любой момент он может очнуться. Ненадолго. Или надолго. — Гилья подвинула к столу этажерку с приготовленными средствами, материалами и инструментами. — Его будет ломать от жуткой боли, и он может навредить себе и нам.
Я склонилась над Вейцом, аккуратно погладила его по разбитой щеке и прошептала:
— Держись, дорогой.
Гилья, услышав это ласковое обращение, на мгновенье замерла.
— Будете меня ассистировать, — сказала она через секунду.
Разведя порошки и заварив травы, Гилья принялась обрабатывать ушибы и ссадины. Я, смачивая мягкое полотенце в обеззараживающем растворе, вытирала кровь с тела. Полотенца летели на пол одно за другим, так же, как и ватные тампоны, остатки шелковых нитей, кусочки бинта. Гилья постоянно повторяла быть осторожней, ворчала, что парни могли нанести ему куда больший вред, чем избившие его сволочи.
— Принесли его, как мешок с зерном. Нельзя так с раненым.
— Кажется, он приходит в себя, — проговорила я, заметив, что грудь Вейца стала вздыматься чаще. — Гилья, это хорошо?
— И да, и нет. Цепи!
Парни подбежали к столу, закрепили концы цепей на ножках и принялись надевать на Вейца наручники, присоединенные к другим концам.
— Осторожней! — прикрикнула Гилья. — Эта нога сломана. И та рука тоже.
— Оставьте! — Я оттолкнула их, когда они собрались заковать сломанную руку. — Он ею даже мухе не навредит.
— Госпожа, это опасно, — забеспокоилась Гилья, но я ее не слушала.
Держа Вейца за запястье, я гладила его по голове и всматривалась в лицо. Вскоре его веки задрожали, рот приоткрылся, и он хрипло вздохнул. Распахнув один глаз (второй заплыл от воспаления), Вейц попытался сфокусировать зрение. Сосуды в глазном яблоке лопнули, и оно почти полностью было красным.
— Вейц, Вейц, — зашептала я, не обращая внимания на текущие по щекам слезы. — Слышишь? Все будет хорошо. Потерпи, родной. Шеймас скоро привезет браслет, и тебе сразу станет легче.
Вейц содрогнулся в конвульсии.
— Отойдите, госпожа! — заорала Гилья, оббегая стол.
— Что это? — ужаснулась я, выпрямившись.
— Отойдите! — настойчивее повторила служанка и едва схватила меня за руку, как Вейц выгнулся и взвыл от боли.
Пальцы его сломанной руки сомкнулись на моем запястье мертвой хваткой. Вены на его шее и плечах вздулись, зрачок стал вертикальным, вылезли клыки.
— О, нет! Он трансформируется! — Гилья потянула меня на себя, но я не могла освободиться от хватки Вейца. — Помогите мне! — крикнула она застывшим в стороне мужчинам.
Те не успели подбежать на помощь, как Вейц утробно зарычал и, взмахнув другой рукой, разорвал цепь. Последнее, что запомнила я, это как Вейц резко сел и занес когтистую руку надо мной. В следующее мгновенье все померкло…
Приходила в себя я медленно и болезненно. Голова раскалывалась, а еще адски жгло щеку и першило в горле.
— Тише, тише, — услышала я шепот Шеймаса. — На, попей.
Я почувствовала на своих губах соломинку и присосалась к ней. Сделав несколько глотков, выдохнула и приоткрыла глаза. Я лежала на своей кровати в комнате. Шеймас сидел рядом. Одетый в майку и штаны.
— Вейц? — первым делом спросила я.
— Я привез браслет. Он будет в порядке. — Шеймас через силу улыбнулся. — Гилья наложила тебе швы и готовит мазь. Надо избавиться от этого до того, как Вейц очнется.
— Швы? — недопоняла я и поморщилась от резкой боли. На щеке что-то мешало. Я приложила к ней ладонь и нащупала повязку. — Что это?
— Ты мне скажи.
Я попыталась вспомнить произошедшее, но все было как в тумане. Я четче помнила историю своей расы, чем события последней ночи.
— Я же сказал тебе уйти к себе. Никогда не слушаешь!
— Что случилось, Шеймас?
— Ты получила неплохой хук справа от лапищи гибрида. Ударилась головой и отключилась.
— Он же случайно… Я хотела помочь. Понадеялась на память расы. Должна же я хоть что-то знать, уметь.
Шеймас покачал головой и, сжав мою руку в своих ладонях, произнес:
— Память расы не так работает, Мариэль. Она как энциклопедия по истории в твоей голове. Ты помнишь и знаешь ее зарождение, особенности, быт, культуру, гибель. Но ты не властна над привитыми навыками и умениями. Ты не можешь знать медицину, инженерию и остальное. Это индивидуальные качества, а не общие.
Я огорченно вздохнула.
— Как он?
— Получше.
— Долго я была в отключке?
— Уже утро, — сообщил Шеймас.
— Где он?
— Там же. Гилья запрещает переносить его, пока кости не окрепнут.
Я приподнялась. Шеймас подложил мне под поясницу подушку. Я удобно села.
— Где ты достал браслет?
— У флиомов. Где же еще?
— Что они запросили взамен? Деньги их вряд ли заинтересовали.
Шеймас немного помолчал.
— Ничего важного, — ответил он, пытаясь улыбнуться.
— Так я и поверила. Говори.
