А тишина казалась бесконечной.
Количество Дней, Когда Я Не Разговаривала С Найлом Стеллой:
Один.
Семь.
Пятнадцать.
Тридцать два.
Пятьдесят девять.
***
В июне я получила письмо из Оксфорда о зачислении в программу Мэгги.
Когда пришла домой с работы, меня ждал безобидный на вид конверт. В последние несколько дней мне было труднее обычного сопротивляться и не приблизиться к дому Найла. В другие дни я бы притворилась, что просто заслушалась песней, или зачиталась новостями на айфоне, и сама мысль, что я могла бы случайно задержаться у него на ступенях и дождаться его, послала резкий удар между ребер. Но сегодня эти игры ума были мучительны. Значит ли это, что я поборола мой гнев? И если да, и если бы я пошла к нему, откроет ли он дверь и, непонимающе глядя на меня и неловко извиняясь, скажет, что я была права, и все закончилось? Что он исчерпал свой запас импульсивности, чтобы снова связываться со мной? Что его жизнь была лучше будучи упорядоченной, нежели с сумасшедшей эмоциональной девушкой?
Проблема была в том, что я одинаково ярко могла представить, как он обнимает меня и как отталкивает. Я знала распорядок Найла, факты его жизни и предпочтения в еде, кофе и одежде. Но я не была уверена, что достаточно знала, что творится у него в душе.
С колотящимся сердцем я вскрыла конверт и трижды перечитала письмо, стискивая его в дрожащих руках. Казалось, я несколько минут не могла дышать и моргать, потому что все случилось. Я еду в Оксфорд и буду учиться у Мэгги. Этот говнюк Энтони не разрушил мои планы.
Еще раз перечитав письмо, я запомнила даты и мысленно вписала их в свой календарь. Осенний триместр программы начинается в сентябре. Это означало, что я могу проработать остаток июня, июль и начало августа, вторую половину которого потрачу на поиск квартиры в Оксфорде.
Конечно же, моим первым порывом было желание позвонить Найлу.
Вместо этого я набрала моей девочке Лондон.
– Руби!
– Ни за что не угадаешь, что произошло! – сказала я, ощущая, что улыбаюсь впервые за пятьдесят девять дней.
– Гарри Стайлз [участник группы One Direction – прим. переводчика] твой новый сосед, и ты купила мне билет?
– Очень смешно, попытка номер два.
Она издала задумчивое «хм-м-м».
– Ну раз ты сейчас гораздо счастливее, чем за последние месяцы, я предполагаю, что ты наконец позвонила Найлу Стелле, он принял тебя с распростертыми объятиями, и ты сейчас лежишь по уши в озере посткоитального блаженства. И под «озером блаженства» я, конечно, имею в виду…
В груди резко заныло, и я ее перебила, больше не в состоянии играть.
– Нет.
Ее тон смягчился.
– Но это звучало очень даже хорошо, правда ведь?
О да. Но перспектива увидеть Найла не могла быть лучше, чем содержание письма в моей руке.
Не могла же ведь, да?
Но едва она это произнесла, я знала, что идея вернуться к Найлу будет ничуть не хуже. Я хотела его так же сильно, как и работать с Мэгги. И впервые с тех пор как меня уволили, я не почувствовала неловкость от того, что предала свою феминистскую сущность, признав, насколько глубоки были мои чувства. Если я вернусь к Найлу, в какие-то дни он будет всей моей жизнью. Другие займет аспирантура. Они будут равными по важности. И это понимание – что я смогу найти баланс, и что, возможно, мне наконец нужно отделить сердце от головы – ослабило напряжение, которое поселилось в моей груди в последние несколько недель.
– Я попала в группу Мэгги, – сказала я. – Только что получила письмо.
Лондон закричала, и с того конца послышались шумы, которые я поняла как победный танец; она уронила телефон, потом подняла и закричала снова.
– Ты едешь в Оксфорд!
– Еду!
– И будешь учиться у женщины свой мечты!
– Знаю!
Она глубоко выдохнула, будто упала на диван, и сказала:
– Руби, я собираюсь задать тебе вопрос, и ты не обязана на него отвечать. Хотя, если честно, я месяцы мирилась с твоей хандрой и заслуживаю ответ.
Понимаю, к чему она ведет, я застонала.
– Мы можем продолжить обсуждать Оксфорд?
Проигнорировав меня, она спросила:
– Была ли я первым человеком, кому ты захотела позвонить, получив письмо?
Ничего не ответив, я сосредоточилась на выбившейся нитке из моего свитера.
– Почему бы тебе просто не поделиться с ним? – мягко спросила она. – Он будет безумно рад за тебя.
– Наверное, он даже не помнит меня.
Ее недоверчивый смех превратился в рычание.
– Ты меня бесишь.
Я подошла к дивану и села.
– Я просто нервничаю. И что мне сказать? «Ой, привет, я была зла, но мы все еще вместе?»
– Нет. «Привет, я собираюсь работать с Мэгги, есть какие-нибудь советы?» Такое начало куда лучше.
Закрыв глаза, я ответила:
– Даже учитывая все, что я о нем знаю, понятия не имею, что он мне скажет, если позвоню…
– Но ты же не звонишь, Золотце. Иди к нему по своей обычной дороге домой, жди его на крыльце, пока он не придет, а когда увидит тебя, у него встанет, и ты расскажешь ему, что попала в группу Мэгги, да, и кстати, любишь его и хочешь от него гигантских детей.
– Что, если я приду к нему, а дверь откроет Порция?
– Не откроет.
– Или, ну я не знаю, он обдумал все, что я сказала, и пришел к логическому выводу, что я была права. И тут справляйся, Руби, с эмоциями, как хочешь.
– Ты меня вообще слушаешь? – спросила она. В ее голосе сквозило разочарование, и я достаточно хорошо знала Лондон, чтобы понимать: она на грани. Она всегда терпела, как могла, но когда теряла его, то все.
– Да, слушаю. Но…
Лондон начала тыкать в кнопки телефона, и в трубке послышались громкие звуки, от чего я вынуждена была заткнуться и слушать.
– Ты закончила с этим? – спросила она, возвращаясь к разговору.
– Да.
– Тогда слушай: это реальная жизнь, Руби. Это не кино, где двое одиноких людей начинают отношения с плохим опытом у каждого, а они типа на самом деле веселые и беззаботные, и становятся сильнее и выносливее. В реальной жизни в отношения приходят с багажом из бывших жен, мужей и приемных детей, с домашними животными, которых другой ненавидит. Иногда у людей есть душевные раны или нет родителей-психологов, кто помог бы со всем справиться. А бывшие жены – особенно те из них, кто оставляет своих мужей в не особенном восторге от самих себя – этого достаточно, чтобы просто о них забыть.
