- Отче Аббакум, принёс я, отроче Габриэль, тебе поесть. Оторвись от труда своего тяжкого, помолись перед едой и вкушай с Богом.
Эти слова, неожиданно, для Снейпа, пропел слащавый, молодой голос сзади, в келье старца - хронописца.
- Небось, всё вкусное по дороге сам умял, ишь, брюхо какое, а ведь от силы двадцать годочков этому грязнокровке - вольноотпущеннику какого-нибудь старого ромея, не имевшего наследников, отца этой рожи.
Вон, носище какой, а сам черноволосый, да черноглазый, а глазки и красные губки аж масляные, эка дрянь! - подумал профессор.
Он внимательно вглядывался из-за приоткрытой двери в новое, непрошенное, действующее лицо.
-А вот мой Квотриус тоже имеет и чёрные волосы, и блестящие глаза, но не масляные даже в момент страсти, тогда они словно бы светятся, и рот у него целомудренный, но… какой же умелый! Да и я, оказывается, сам не промах - довёл парня до потери рассудка ласками своими черезчур уж страстными.
А вот мне хотелось бы испытать такую ласку, которую я подарил сегодня ранним утром - боги! Как же же давно это было! - моему возлюбленному…
Так, Сев, не о том ты думаешь, не за похотливыми мечтами ты сюда пришёл, погляди-ка на вощёные таблички - что там?
- Демон-искуситель являлся мне в отсутствие твое, отроче Габриэль, под видом невидимого глазу ангела Господня, искушал он меня встать и пойти, как говорил Господь наш Иисус Христос расслабленному, и поддался я искусу сему, встал, но вцепился в пюпитр, однако не удержался и упал. Только много времени спустя поднялся я на табурет свой, как делаю обычно, если засну, грешный, за работой, да и свалюсь на пол.
Потому поститься и молиться начну я прямо сейчас, а работа, так уж и быть, подождёт - душа важнее. Прошу, не искушай меня яствами, а съешь всё, что принёс для меня, да поскорее, не томи меня.
- Ишь, нашёл, тоже мне, дьявола… Какие же они пустобрёхи, эти монахи! То им ангелы мерещатся, а как упадут с табурета - сразу дьявол. А, может, я - весёлый чертёнок, не более? Так ведь нет, подавай им полноразмерного дьявола, Адского Сатану, на меньшее они не согласны!
Так, посмеиваясь про смебя, думал Северус, стараясь разобрать скоропись, совсем уж нечитаемую на вощёных дощечках.
Он перебирал их, стараясь перекладывать из стопки в стопку аккуратно, как лежали они чуть правее.
- Ладно, возьмём, к примеру эту, и постараемся вникнуть в титлы, о которых я только слышал, но их церковники, как видно, используют уже вовсю.
«Лта от Рства Г-ня И-са Х-а четыреста д-сят-о» Так, лета от Рождества Господня Иисуса Христа четыреста десятого, это можно разобрать. Вот бы сличить дощечку с хроникой на пергаменте, которую я читал!
Профессор с головой ушёл в изучение скорописной вощёной дощечки, через некотое время он почувствовал, что мозги его закипают, страшно разболелась голова, но Северус прорывался сквозь процарапанные на воске немногочисленные буквы и множественные титлы, пока не стал читать ясно о… Всё том же набеге Снепиуса Малефиция на уэскх`ке и трагедии, свершившейся во время переправы через Канал.
Он бросил читать, поняв, что сначала создавалась по «горячим следам» скоропись на воске, а потом она разворачивалась в более подробную хронику на пергаменте.
Больше в хранилище письменной мудрости делать было нечего, и начало, как-то подозрительно рано для июня, темнеть, и простая, ясная, как море, освещаемое закатом в штиль, догадка поразила профессора:
- Я попал не в июнь, а в начало августа, поэтому такие длинные, тёмные, то душные, то грозовые ночи, поэтому так поздно светает и рано темнеет, поэтому солнце не доходит до точки зенита, а обретается довольно низко от него в полдень. От того и духота, что гроза одна уже была, но по этакой жарище придут и новые, более холодные, и погода сменится на обычную сентябрьскую. Только вот каков сентябрь в… этом времени?.. Вот поживём и увидим.
Толстяк Габриэль закрыл снаружи дверь в хранилище разума, если его можно так назвать, но это действительно самое «умное» место в монастыре, и Северусу ничего не оставалось, как сконцентрироваться на образе спальни Квотриуса, где сейчас должен был лежать недостающий ингредиент для Сыворотки Правды, и приготовиться к аппарации в опочивальню младшего брата.
- Ульций Снеп в далёком десятом веке продиктовал своему сыну Корусу явную ложь, быть может, и непреднамеренно, если до самого почтенного старца и главы большого семейства лордов Снеп дошли уже искажённые факты, - думал Северус перед аппарацией.
Он старался превозмочь жуткую головную боль, терзавшую его мозг, рассуждениями на интересующую, насущную тему.
- Но, быть может, у составителя «Хроники семьи благородных чистокровных волхвов Снеп» были и свои причины так резко изменить историю рода.
Скорее всего, недостаточно «чистое» происхождение Квотриуса тому виной или… внезапно, невесть откуда взявшаяся боевая магия и волшебная палочка у моего возлюбленного, вместе взятые.
В любом случае, искажение имеет место быть, а уж о способностях и волшебном оружии возлюбленного… брата я сам позабочусь.
… Да так ли уж линейно время?..
____________________________________________________
* Надпись означает : «Иисус Христос - Победитель. Имеется в виду «Победитель Смерти»
* * Один ярд равен трём футам и составляет девяносто одну целую и около сорока десятых сантиметра.
* * * Палудаментум - пурпурный плащ полководца.
Глава 20.
Тох`ым нёс хворост, прижав кучу веток к груди и от жутких видений, охватывающих его поражённый лихорадкой мозг, чувствовал, что сходит с ума. Эти воспоминания из прошлой жизни были настолько ужасны, что иногда Тох`ым выл, как зверь, и плакал, как неразумное дитя, в надежде на то, что станет легче.
… Вот он сидит на резном деревянном, изукрашенном хитроумными вкраплениями кусочков кости, высоком сидении, не опираясь на тоже высокую и изукрашенную также, как и сидение, спинку. Тох`ым знает, что всё это деревянное сооружение называется «тх`рон», и на нём имеют честь восседать только величайшие вожди.
И всё бы хорошо, но Тох`ым испускает луч из своей деревянной палочки, вполне подчиняющейся ему, произносит непонятно, что обозначающее, но такое знакомое слово: «Крусио», и маленькая девочка, стоящая перед ним, падает навзничь и бьётся в судорогах непонятной боли.
Да, ей больно, ужасно больно, но тут к Тох`ыму подходит бледный человек с чёрными, до плеч, волосами, и пустыми чёрными же глазами - омутами, но совсем непохожий на Истинных Людей, губы его бесцветны и тонки. Человек этот в чёрной одежде, ладно облегающей его стройное тело, подаёт Тох`ыму что-то маленькое, при ближайшем рассмотрении оказывающееся ёмкостью для жидкости с густым, пряным, горьковато-сладчащим, непонятным, ни на что известное Тох`ыму не похожим, ненастоящим каким-то запахом. Но Тох`ым,
