Северус прибавил шаг и почти скатился, чуть не поранясь о рапиру, со склона, подбежал к воротам, волшебная палочка услужливо скользнула ему в руку, и произнёс, взмахнув ей «по уставу»:
- Alohomora!
Дверца для пеших посетителей, врезанная в створку главных ворот, отворилась с гнусным, громким лязгом и грохотом, разносящими эхо - эх, о нём-то я и не подумал! - по всей обширной горной котловине. Монастырь справа имел огороды и сад за небольшим заборчиком, спереди был спуск холма, а сзади и слева стоял стеной вековой, несокрушимый, прекрасный хвойный бор.
Снейп осторожно ступил на освящённую землю и притворил дверцу, издавшую, на этот раз, жалобный стон, но привратник затем и закрыл ворота, что тоже пошёл в трапезную.
Северусу на пути встретился только один, совсем молоденький, монашек с перекошенным на левую сторону лицом, перебирающий чётки и картаво произносящий «Pater noster» себе под нос, бубня молитву с такой яростью, словно это была Avada kadavra. Снейп ухмыльнулся про себя, но монашка на всякий случай пропустил, а потом бегом ринулся к подножию лестницы, ведущей в башню. Через минуты две активного подъёма он, запыхавшийся, стоял у закрытой на огромный, амбарный замок окованной стальными - да! - не железными, листами дверцы, в которую мог бы войти, только согнувшись. Это на случай осады врагами дверца - единственное отверстие в башне, находящееся на высоте почти трёх с половиной ярдов* * над землёй. Снейп, посмотрев вниз, обнаружил у себя небольшое головокружение и поспешил перебраться со всего лишь приставной, хоть и крепко сделанной, лестницы, в уверенно стоящую почти вертикально башню.
Северус произнёс Отпирающее заклинание снова, и дверь, на этот раз хорошо смазанная, и потому без шума, открылась, а замок остался висеть на стене, раззявив дужку.
- Господь с тобой, инок, спасибо, что принёс поесть старцу. Назовись, Бога ради, упомяну я сегодня имя твоё во святом крещении пред отходом своим ко сну. Ты ли это, отрок Габриэль, как обычно? Подошёл бы ты поближе, а то и яствами праздничными не пахнет, - раздался тихий, но уверенный голос монаха - хронописца.
Хронописец говорил на вполне правильной латыни.
- Есть я ангел Господень, пришёл сказать тебе, дабы спустился ты и разделил трапезу с остальными братьями во Христе, а не ждал, когда милостиво принесут объедки тебе за благородный труд твой, - выдал, улыбаясь про себя, Северус.
Он исчерпал, кажется, весь свой запас знаний о церковных маггловских «чудесах» и ожидал, что монах тут же вскочит, как ошпаренный и побежит к собратьям сообщить о «чуде», которого он удостоился.
Но монах только испуганно обернулся на голос и, не увидев никого, горько улыбнулся сам себе, бормоча:
- Вот, сторый дурак, ангела Господнего узреть хотел. Может, ещё и ноги новые ты взамен старых, неходячих, попросил бы?
- Так не можешь ходить ты, старче?
Снейп увидел теперь, что хронописцем был дряхлым старцем, как ни странно, из ромеев, что было хорошо заметно по его всё ещё прямой спине и гордым, хоть и покрытым густой сетью морщин, чертам лица.
Что же могло привести римлянина к христианству не там, на Континенте, где вовсю шли непрекращающиеся жестокие набеги варваров, а здесь, на Альбионе, где римляне сами других, конечно, варваров, но притесняли, беря с них дань мехами, каменьями, овцами, коровами, людьми, ышке бяха, да диким мёдом и грубыми шерстяными и валяными тканями, в которые одевали и обували своих рабов?
… Ведь уже тридцать лет тому, в триста девяносто пятом году единой Римской Империи не стало, сыновья Кесаря Феодосия развалили её на две почти равных по территории, но не по стратегическому положению, части - Западную, заполонённую варварами, вконец оккупировавшими Рим и ближайшие к нему земли, которые вскоре ассимилируют ромеев, и Восточную, на основе которой развивается новое греческое, «ромейское» государство - Византия.
Но на Альбионе, отгороженном от людских страстей и напастей полчищ варваров Каналом, время ещё века полтора-два будет течь по-прежнему, пока англов и саксов - переселенцев из лесов Германии, да небольшого числа ютов из будущей Дании не станет так много, что они образуют семь варварских королевств от границы со скоттами - северными родами и кланами бриттов, до юго-востока к тому времени уже Британии…
- Встань и ходи.
В голову пришла эта цитата из Библии, которую Северус немедленно озвучил.
Старик рванулся, уцепился за край пюпитра, на котором лежал недописанный свиток, и попытался встать на давно высохшие ноги, но рухнул, как подкошенный, воскликнув:
- О, ангел, не смейся над монахом старым, молю тебя! Родился я таковым, услышал потом проповедь доброго странствующего пастыря, и когда исполнилось мне шестнадцать, упросил родителей, а у них были ещё сыновья, отвезти сюда меня, где и принял я, девственник безгрешный, святое крещение. И ещё скажу тебе…
Но Северус не слышал уже ничего, кроме стука крови в висках, гулом отзывавшегося в голове - он увидел приоткрытую дверь, ведущую в камору с округлыми стенами, вроде библиотеки. Там на многочисленных полках лежали свитки, а в другой стороне каморы несколько полок было отведено под аккуратно лежащие друг на друге стопками вощёные таблички.
Снейп ринулся туда, стараясь громко не дышать и взял один из свитков наугад:
«Лета четыреста тринадцатого года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа месяца июля… " Так, это слишком рано. Надо искать май, ну, или, в крайнем случае, июнь, пока дошли вести, четыреста двадцать второго, да, их нет уже больше четырёх лет… Где же, а посмотреть дощечки я успею, обязательно, хоть бы мне пришлось заночевать в этом хранилище - так оно обширно, где же?
Вот что-то не такое пожелтевшее от времени. Так, «Лета четыреста двадцать первого года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа меся… ". Нет, не то, но как же близко!
Постой, Сев, они же по хронологии лежат, слева направо, значит, примерно этот свиток. Спокойствие, только спокойствие, смотрим: «Лета четыреста двадцать второго года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа месяца июля… "
[i[Ну вот, совсем близко, можно и просмотреть[/i]:«набег пикты теи, сожигаше церковь Божию и развороваше мозаики кои в баптистерии… ", ещё- «в конце месяца сего пришедше добрые пастыри от гвасинг вождя его Нордре сказаше же тои нечестивый Нордре не хотим имати веру чужую но даже нашей не исполняем хотя боги наши живяше на небесах и на земли в деревах священныих рощ… рабам е быхом прочитано слово Божие и бе середи племени Гынга нечестиваго народца гвасинг тое двое рабы со сумяшеными древесными палочками и ежели приходяше вои племени сего поглумити ся над рабами семи читаше нараспев на чистой латыни и иных языцех неведомых но не знаше бо раб тот зачем творяше волхвование сие без толку один из них сотаршый лет осьмнадцати вельми лепый ни ликом ни власы ни сотроением не схожий с гвасинг одеяние ево бе длинным но прореженым цвета кесарского багреца иной же лет десяти имаше глаза не как у людей гвасинг но ако смарагды хоть и щурившись бываше часто месяцы того бе набег пикты но не сожигаше оне церкви Божией а лишь унесше паникадила церко… "
