Он прошел мимо замершего за занавеской Тома, задев его краем мантии. Сквозь щелку мальчик успел заметить, как опекун повел в его сторону головой, словно почувствовал чужое присутствие. Но в следующий миг хлопнула картина, и Най вышел. Том недолго прислушивался, дабы убедиться, что опекун ушел, а потом выдохнул и сделал шаг вперед. Ему хотелось поговорить с Долоховым. Он был все еще немного напуган, растерян и смущен. Одновременно с этим ненависть к Антонину вспыхнула неожиданно сильно. То, что Найджелус, нет Гарри… То, что Гарри рассказал этому мужчине правду о себе, было гораздо хуже, чем если бы он переспал с ним. Мракса немного мутило от всех этих эмоций, держать себя в руках, идти не пошатываясь, говорить спокойно казалось невозможным.Но он смог. Долохов развалился на диване и разглядывал на свет содержимое своего бокала, на появление Тома он отреагировал вздернутой бровью.
– Подслушиваем?
– Куда он едет? – прямо поинтересовался наследник.
– Я обязан отвечать? – издевательски спросил секретарь.
– Почему он рассказал тебе?
– Что? – состроив невинное выражение лица, полюбопытствовал мужчина. Том прекрасно знал, что тот понял вопрос, впрочем, Мракс не ожидал, что поговорить с Долоховым будет легко.
– То, откуда он пришел. Почему он тебе так доверяет? Больше, чем мне. Кто ты для него?
– Я его секретарь и друг, – откровенно ответил Тони. На его лице на миг, промелькнуло странное выражение, а потом он вдруг словно расслабился, будто бы уже выбрал тактику этого разговора, которая будет ему выгодна.
– Там, кто ты для него? В его прошлом мы враги, а ты кто?
– Я? – усмехнулся Антонин. – Он говорит, что там я был твоим другом.
– Но ты не веришь?
– Нет. Скажу тебе честно, ты меня раздражаешь. И то, что я знаю, каким ты мог стать, не делает тебя привлекательнее. Не понимаю, что я нашел в тебе тогда, но друзьями мы точно не были.
– И что же во мне так тебя раздражает? Наверное, то, что я тебя почти убил? – прищурился Том.
– Не столько это, сколько твоя самовлюбленность, – поморщился мужчина. – Умненький мальчик Марволо, лучший в учебе, хороший друг и лидер, самоуверенный, упрямый, высокомерный. Считаешь, что ты особенный, что тебе нет равных. Вбил себе в голову, что влюблен и теперь терроризируешь объект любви.
– Терроризирую?
– Любовь это самоотдача, никогда не слышал?
– Я отдаю.
– Ты берешь, даже то, что тебе давать не желают. Что хорошего Гарри получил от твоей любви?
– Хочешь, чтобы я оставил его в покое и освободил тебе дорогу? Перебьешься! – прошипел Мракс.
– Хочу, чтобы ты сел и подумал о том, что чувствуешь. Это не любовь, – убежденно заявил Долохов. В его словах было столько силы и уверенности, что юноша невольно сделал шаг назад и нахмурился. Однако он колебался всего мгновение, прежде чем продолжить спор:
– Отчего же?
– Ты ничего не знаешь о Гарри.
– А ты, очевидно, знаешь больше, – фыркнул Том и ядовито добавил. – Называешь его по имени.
Долохов внимательно посмотрел на него и вдруг спросил:
– Ты знаешь, к примеру, что он любит, есть на завтрак?
– Бекон, – без заминки ответил мальчик.
– А его любимый напиток?
– Тыквенный сок, хотя он в этом никогда не признается, – улыбнулся Том и с торжеством глянул на собеседника. Но Антонин не собирался сдаваться так просто.
– А еще ты знаешь, что он любит черный цвет и квиддич. Это все детали. Он лучший целитель-аллерголог в Европе, это тебе известно? Волшебники с аллергией в очередь становятся и бешеные деньги платят, чтобы к нему на прием попасть. Знаешь, что он ненавидит зельеварение? Что лучшим подарком за всю его жизнь была метла последней модели от крестного? А ты знаешь, что его крестный отец был первым человеком, которому удалось сбежать из Азкабана? И по чьей вине он там оказался?
– Ставить мне в вину то, что я еще не совершил, а может, и никогда не совершу, глупо, и Най этого не делает, в отличие от тебя, – резко ответил Том, хотя внутри все трепетало. Он действительно не знал. И, о Мерлин, крестный Сириус, самый любимый идорогой для опекуна человек, страдал по вине Реддла. И пусть Марволо ни в чем не виноват, как же все-таки Най переносит его присутствие?
– Ты не улавливаешь мою мысль, Том.
– Не называй меня так…
– Ты ничего не знаешь о Гарри, ясно? – жестко повторил Антонин. – Ты видишь симпатичную картинку и любишь ее. Нет, даже не любишь, это просто одержимость. Часть твоего дурного характера. Кто знает, может, знай ты о нем все, ты ненавидел бы его, так же, как и ты из будущего.
– Это не так.
Том был уверен, что знает причины той ненависти. По крайней мере, до сегодняшнего дня так и было. Но на самом деле, ведь опекун ничего ему не рассказывает. Как все обстояло? Он же сам не раз думал об этом. Да и его собственные чувства, Най и Долохов отчасти правы: он ведь ребенок, а человеческие эмоции столь многогранны. Это может быть не любовь. Или как Певерелл любил Регулуса, но считал это не той любовью.
– Да что я говорю, ты ведь даже видел-то его раньше только на каникулах, – продолжал давить старший волшебник. – Подумай головой, ты же прекрасный логик,кто он тебе и кто ты ему. И поймешь, что вы чужие люди.
– Чепуха! – уже не так уверено, из чистого упрямства возразил Том.
В тот же момент Долохов сделал быстрый шаг вперед, схватил мальчишку за плечи и яростно встряхнул пару раз, словно надеясь таким образом привести в порядок его мысли.
– Ты. Ничего. О нем. Не знаешь.
Том стряхнул его руки и, не отвечая, покинул комнату. Он просто не представлял, что мог бы сказать в этой ситуации. Гордость и самоуверенность сражались с так вовремя упомянутой Долоховым логикой. Мракс не привык отказываться от своих решений и убеждений, но если его они ошибочны, не глупо ли придерживаться их? Юноше надо было подумать, хорошенько подумать обо всем этом.
Едва Том покинул комнату, Антонин весело засмеялся и не мог остановиться до тех пор, пока не заметил краем глаза какое-то движение. Он резко обернулся в ту сторону и увидел, что на холсте одной из картин появилось изображение некрасивой старухи в пыльном темном платье. Она вприщур, недобро смотрела на Долохова. Тони знал эту женщину, старуха жила на портрете в кабинете Гарри. Поттеру она нравилась, хотя причины симпатии он объяснить затруднялся. Ее звали леди Певерелл, и Долохова старуха пугала. Хотя это, конечно, было невероятно глупо, ведь портреты не могут причинить кому-либо вред.
– Не стоило так говорить, – вздохнула она. – Знание научных званий Гарри не заставит Марволо любить его меньше. Не в них суть. Не нужно знать о человеке все, для того, чтобы любить.
