– С Робертом рыбачат. Он обещал покатать их на лодке.
Позади родительского дома есть небольшой причал. Папа купил себе лодку и обустроил спуск к воде. Девчонки таскаются за дедом, как два хвостика. Копают с ним червей, ходят в магазин, на рыбалку, в гости к соседям. Стоит ему утром встать, и они уже тут как тут. Готовы за ним идти хоть на край света.
Первое время не знала, куда себя деть, потому что дети переключились на дедушку. Сейчас уже привыкаю к тому, что практически их не вижу. Только вечером слушаю рассказы об удивительных открытиях за день и читаю сказки перед сном.
Иногда они спрашивают про папу, но чаще про Алекса. Не знаю, что им отвечать, поэтому увиливаю, как могу. Если про Андрея могу им точно сказать, что он не хочет с ними увидеться и нам без него будет лучше, то про Сашу такое язык не поворачивается сказать.
Вздрагиваю от истеричного стука по воротам. Кружка с молоком улетает на пол и разбивается.
– На счастье, – улыбается мама. – Иди. Проверь, кто там, а я приберусь.
Встаю, а у самой поджилки трясутся. Это же может быть соседка? Или кому-то что-то понадобилось? Выхожу из дома и машинально бросаю взгляд в щель под воротами. Колёса. Он приехал? Сердце бухает где-то у горла. От волнения ноги еле переставляются.
Рядом с колесом встаёт тонкая ножка в туфле. Не приехал. Волнение уступает место горечи. Не он. Как заворожённая смотрю на чьи-то лодыжки. Поправляю на себе безразмерную кофту. Стук повторяется, и я открываю дверь.
– Так вот ты какая, – у ворот стоит кудрявая русоволосая девушка. Она смотрит на меня своими пронзительными синими глазами. Мы изучаем друг друга всего несколько секунд, но они кажутся вечностью. Узкие чёрные джинсы, кожаная куртка и элегантные лодочки ни в какое сравнение не идут со спортивными штанами, старой футболкой и растянутой кофтой, в которых стою перед ней я. Мои волосы затянуты в небрежную култышку. Её кудряшки идеальными локонами спускаются ниже груди. – Лаура Аннабель Риверс, – протягивает она мне руку. Смотрю на её ладонь с изумлением. Риверс? Жена? Перевожу взгляд на лицо девушки. – Мне тоже не хотелось с тобой знакомиться. Даже ехать сюда не планировала, – практически на чистом русском говорит девушка. – Бабушка настояла. Ах. Ты же не понимаешь. Я – та самая неблагодарная, избалованная, ужасная, эгоистичная дочь Алекса Риверса, – словно припечатывает меня к земле каждым словом.
Дочь?
– Дочь, – подтверждает она ещё раз. – Может, пройдём в дом и поговорим?
Всё, что могу сейчас сделать – это кивнуть. Дочь. Она его ребёнок. Как так? Почему я не знала? Так в шоковом состоянии и иду в дом. Почему он не рассказал? Мысли вертятся по кругу и резко прерываются. Дура! Какая же я дура. Сбежала. Не поговорила. Не поверила.
– Кто там, милая? – Мамин голос доносится из зала.
– Здравствуйте, меня зовут Лора. Я – дочка Александра Риверса, – как ни в чём не бывало представляется юная особа. Теперь-то я понимаю, что ей и двадцати нет. Мама прикрывает рот ладошкой и с испугом смотрит на меня.
– У меня тоже шок, – отвечаю на её немой вопрос и присаживаюсь на диван.
– Сделаю нам всем чай, – именно от него нам всем станет легче. Да. Твою мать! А есть такой, который может отмотать время назад?
– Я помогу, – вскакиваю с места, чтобы сбежать хоть ненадолго от собственной неловкости.
– Обе придёте, когда поговорите, – отрезает мама и закрывает перед моим носом двери в кухню.
Мне приходится вернуться на место. Девушка устроилась в кресле и внимательно смотрит на меня. В её глазах замечаю слёзы.
– Что он нашёл в тебе? – Разрезает тишину тихим всхлипом. – Он всегда был только мой. Мой. Понимаешь? – Мне не надо никак реагировать. Она пришла высказаться. – А сейчас он со мной не разговаривает. Даже жить приходится у Эрика, потому что папа запретил селиться в гостиницу, но приставил его ко мне в качестве няньки. К себе не пускает. Замуровался в доме.
– Слышала, что он уезжает, – говорю с осторожностью. Не знаю, как она может отреагировать на мои слова.
– Вот и Эрик говорит, что он готовится к поездке к бабушке, а меня для него словно нет, – стирает слезинку, что скатывается по щеке, и смотрит в окно. Да, действительно похожи. Он так же смотрит, когда слишком зол или хочет сказать что-то важное. – Он не приехал ко мне на день рождения. Это был наш день. Сколько таких, как ты, я выжила из его жизни? – По её горькой усмешке понимаю, что много. – Он всегда выбирал меня! Мне было всего двенадцать, когда появилась ты, и он окончательно переселился в Россию. Я ненавидела тебя за наши редкие свидания. А когда он начал заводить интрижки и знакомить меня с его красивыми женщинами, тогда ненавидела тебя особенно сильно. Он был несчастлив, хоть они и были похожи на барби. Такие же красивые и пластиковые. Я помню, что одну такую он привёл познакомиться, потому что хотел на ней жениться. Тогда я поставила его перед выбором: либо я, либо она. Он даже не раздумывал. Выпроводил её из дома за считанные секунды. И снова стал моим заботливым папой. Теперь же я тебя ненавижу за то, что он из-за тебя не разговаривает со мной, – выдыхает девушка. Я молчу. Пусть выговорится. – Прости. Пожалуйста, прости меня, – смотрит слишком серьёзно, слишком пронзительно. Моё сердце выворачивает от её боли и надрыва в голосе. – Я так больше не могу. Он нужен мне, понимаешь? Я постараюсь не мешаться, но хочу обнимать его при встрече. Я же скучаю. Не забирай его совсем, – слёзы льются уже ручьём, и она шмыгает носом, но всё равно продолжает говорить. – Ему хорошо с тобой. Я вижу, что он чаще улыбается. Любит твоих девочек, как и меня. Это больно, но я постараюсь их принять. Обещаю. Только помоги с ним помириться. Любовь к дочери и любовь к женщине – это не одно и то же. И без тебя ему плохо. Я больше не могу видеть его таким. Он же как дикий раненый зверь, которого заперли в клетку. Ещё немного, и сдохнет от тоски и отчаяния, – мне тоже больно без него. – Прости. Это я виновата. Видела тебя и не сказала ему, хотела, чтобы он прилетел ко мне, чтобы всё было, как раньше. Так уже не будет…
