– И всё благодаря тебе, – я шутливо тыкаю его в бок, от чего он едва заметно морщится.
Номер действительно роскошен – выложенные золотисто-жёлтым мрамором стены, гладкий паркет и пушистый ковёр гармонируют с тёплым светом огромного светильника в центре комнаты. Светильник сделан в виде искусственного дерева; сам номер, очевидно, задумывался в лесной тематике. Само «дерево» расположено в окружении мягкого даже на вид дивана и таких же кресел, рядом примостился журнальный столик; у одной из стен стоит такой гардероб, от которого дух захватывает. Он настолько огромный, что мог бы быть дополнительной комнатой. Мечта любой девчонки!
В алькове, на небольшом возвышении, находится кровать с великолепным балдахином. И балдахин, и покрывало сшиты из такого же золотистого шёлка, какой щедро драпирует огромное, на половину стены, окно. Сама же постель такого размера, что на ней можно было бы спокойно уложить четверых, и они не мешали бы друг другу.
– Знаешь, что хорошо делать на таких кроватях? – невинно спрашивает Диего, и я, краснея, показываю ему язык.
– Спать, – коротко отвечаю я.
– Не-не-не, – возражает друг. – На них как раз-таки хорошо не спать.
Я краснею ещё сильнее и с досадой отмахиваюсь от него – хотя он, вообще-то, абсолютно прав.
Я запрыгиваю на кровать, пряча пылающее лицо на прохладном шёлке; чувствую, что безумно устала. Мне хочется выгнать Диего из комнаты и немножечко вздремнуть, посетив прежде ванную. Уверена, она по своему великолепию нисколько не уступает комнате. Но мы же что-то там собирались сделать.
– Ладно, пойдём уже, – обречённо вздыхаю я, вставая с кровати с большой неохотой.
– Не думаю, что есть смысл, – возражает Диего, когда я подхожу к нему. – В действительности, что мы можем найти в коридорах или номерах? Чужие вещи? Мари, я сильно сомневаюсь, что мы обнаружим что-то действительно стоящее.
Сначала я хватаюсь за его слова, потому что мысль о копании в чужих вещах меня угнетает, но уже спустя минуту понимаю: в его словах есть рациональное зерно. Действительно, ещё одна причина, по которой мне не хочется идти на исследование, заключается в том, что мне несколько страшно. Меня пугает эта атмосфера брошенных вещей и недопитых бокалов, витающая в лобби; я не желаю продолжения.
– Тогда пойдём вниз, – предлагаю я, пожав плечами.
Мы спускаемся обратно в лобби, и к нам тут же подходит Радж. Лицо у него серьёзное, а я с удивлением отмечаю ранние морщинки в уголках его глаз, – знак того, как часто он смеётся.
– Марикета, в ресторане и кухне нет ни души, – бодро рапортует он, как будто отчитывается; я хочу возразить, что отчитываться-то передо мной как раз не надо, но Радж не оставляет мне шанса и слово вставить. – Только недоеденная еда. Целая куча еды, Мари. И большую часть придётся выбросить, представляешь?
– А ещё, – встревает Крэйг, – мы нашли всякие кошельки и другие вещи постояльцев, они явно все куда-то торопились.
– За-ме-ча-тель-но, – произношу я по слогам, и от нарастающей тревоги сердце подскакивает куда-то к горлу.
– Слушай, Мари, – откуда-то появляется Шон; вид у него, мягко говоря, взволнованный. – Я, конечно, не совсем эксперт, но разве спящие вулканы дымят?
У меня холодеют конечности.
– Не должны, – осторожно говорю я, – а почему ты спрашиваешь? – как будто я сама не догадываюсь, почему!
– Потому что из западного крыла открывается охренительный вид на вулкан, на грёбаный дымящийся вулкан!
Я шумно выдыхаю, не сводя с Шона напряжённого взгляда; что нам надо сейчас предотвратить, так это всеобщую панику, наверняка только что спровоцированную. Версия Грейс подтверждается, и это… одновременно плохо и хорошо.
– Так, угомонись, – резко говорю я, – если уж он дымит, то это многое объясняет, не так ли? – Шон в непонимании смотрит на меня. – Тревога. Вулкан. Всех эвакуировали. Осталось только понять, почему забыли про нас, да? А уж что мы будем делать, если он начнёт извергаться – думаю, решим на месте, хорошо? Решаем проблемы по мере их поступления, Шон.
Звучит, может, не так уж и оптимистично, но Шон, неуверенно покачав головой, несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает – и больше не поднимет тему дымящегося вулкана, по крайней мере, пока что.
А я совершенно точно помню, что, когда мы подлетали к острову, вулкан не дымил. Но вслух я этого решаю не говорить, конечно.
Из лифта выходят тем временем Куинн и Мишель; обе выглядят встревоженными. Ну, конечно, они были на крыше, и, разумеется…
– Вулкан, – одновременно произносят они, и я тяжело вздыхаю, прежде чем повторить им практически те же слова, которыми только что пыталась успокоить Шона.
– Звучит разумно, конечно, Марикета, – резюмирует Мишель, – но, знаешь, что-то совершенно не становится легче!
В её голосе звучат истеричные нотки, и я не могу её за это винить.
Зара и Лейла, вернувшись с поисков, тоже делятся своими открытиями.
– Что касается банкетного зала, то ничего там особенного не было, – говорит Зара, и я реально рада, что о находках рассказывает она, а не Лейла; та свела бы меня с ума своим щебетанием. Из двух зол… – Видно, праздновали там что-то, прежде, чем исчезнуть. Скорее всего, свадьбу. И довольно помпезную, знаешь ли – на столах такое вино… И абсолютно всё старинное. Даты на этикетках не позднее 1924 года. Кто-то потратил кругленькую сумму, да?
Я замечаю бутылку, очевидно, того самого вина в руках Зары за мгновение до того, как она прикладывается к горлышку. Что ж, каждый расслабляется, как может.
В раздвижные стеклянные двери за стойкой ресепшена входят Грейс с Джейком; Грейс слегка смущена и сердита, а у Джейка мокрые волосы. Вот же невыносимый человек – уверена, пока Грейс осматривала окрестности, Джейк исследовал бассейн исключительно в гедонических целях.
– Нашли что-нибудь? – интересуюсь я, впрочем, без особенной надежды на успех.
– Только то, что бассейн восхитителен, – подмигивает Джейк, а Грейс бросает на него недовольный взгляд. Что и требовалось доказать.
Алистер возится дольше всех в своём центральном крыле, и я уже начинаю переживать, когда он, наконец, выходит из лифта.
– Что обнаружил? – спрашивает Диего, когда Алистер подходит к нам.
– Я? – Алистер смотрит не на Диего, а на меня. И таким взглядом, словно впервые увидел. – Ну, – он немного мнётся, и от нехороших подозрений у меня сосёт под ложечкой. – Ничего особенного я не увидел.
Я знаю, знаю, что он совершенно точно брешет!..
Но – не настаиваю на правдивом ответе. Скорее всего, если он и нашёл что-то важное, он не хочет говорить об этом при всех. Думаю, он столь же хорошо, как я, понимает, как важно не пугать наших почём зря. И хотя я уверена, что чёрта с два он мне что-то расскажет даже наедине, всё равно думаю, что прижму его к стенке. Позже.
– Ну, хм, ладно, – довольно громко говорю я, ни к кому в особенности не обращаясь, но все замолкают и ждут моих следующих слов. – Нам лучше разойтись по номерам и постараться немного отдохнуть. Время позднее. У нас был действительно сложный день.
Под одобрительное гудение я удаляюсь в сторону лифтов со своим чемоданом и с фальшивой бравадой. Однако прежде, чем скрыться в лифте, оборачиваюсь и говорю:
– Я в номере 1703В, если что, – все, конечно, понимают, что это не та комната, где я остановилась по документам. Диего был прав – многие догадались слямзить с ресепшена ключи, так что Радж, хитро подмигнув, показывает мне большой палец, Куинни смеётся, хлопая в ладоши, а Мишель изрекает:
– Вот же хитрая ты сучка, – однако звучит это одобрительно, так что, думаю, сойдёт за комплимент.
Однако прежде, чем я нажимаю на кнопку вызова лифта, двери передо мной открываются, и в холл выходит та девушка со шрамом, насторожившая меня с самого начала.
– О, Эстелла, – Лейла смотрит на новоприбывшую с таким видом, как будто давно её знает. И это не говорит в пользу ни одной из них. – Где ты была?
– Осматривала окрестности, как и вы, – невозмутимо отвечает эта Эстелла.
