Я открываю одну из первых дверей спальни, мы сталкиваемся, и дверь захлопывается за нами. Бросаю в нее блузку.
— Надень обратно, — требую я.
Быстро расстегиваю брюки и вытаскиваю из заднего кармана бумажник. Достаю презерватив (не полный же я идиот) и кидаю бумажник на тумбочку.
— Твою мать, ты что, прикалываешься надо мной? Грэм, я тут стою практически голая, а ты требуешь, чтобы я обратно оделась? — выступает Аманда, быстро соображая, что гораздо умнее – натянуть блузку через голову, потому что знает, что в этом вопросе я непоколебим. — Ты псих, знаешь об этом? Ты единственный из парней, которых я знаю, кто всегда требует, чтобы девушка надела на себя побольше одежды.
Это правило родилось в первый год старшей школы, когда я простился с девственностью с Шелли Винтер. Она так и не сняла рубашку, и весь секс превратился в какой-то обезличенный половой акт, практически в деловую операцию, только без грязного обмена деньгами. Я предпочитаю секс именно таким: без эмоций и лишних ожиданий. С того самого первого раза я всегда настаиваю, чтобы девушки не снимали с себя верх – все из них. Ни одна не стала исключением из правила. И никогда не станет.
— Предпочитаешь заняться делом, или хочешь поспорить о том, во что ты будешь одета, когда я в тебя войду? — вызывающе приподнимаю бровь, уже, черт подери, зная, что она ответит. Каждый раз одно и то же.
— Хрен с тобой, — Аманда заканчивает продевать руки в рукава блузки, расправляя складки ткани прямо под сиськами совершенной формы. Они идеального размера, чтобы поместиться в моих ладонях.
Девчонка запрыгивает ко мне на руки и обхватывает ногами за талию, прежде чем я опускаю ее на кровать.
Давайте сразу проясним одну вещь: Аманда не является моей девушкой и, возможно, никогда ею не станет. К сожалению, я не думаю, что она об этом знает. Она отлично подходит, чтобы провести время. С ней довольно легко, но временами она слишком навязчива – девчонка с совершенным телом, которым может делать просто поразительные вещи. Однако если она и дальше будет вытворять со мной все то, что делает сейчас, я могу перестать обращать внимания на ее желание держаться за руки и тому подобные публичные проявления привязанности. Я лишь хочу сказать, что Аманда в состоянии устроить настоящее родео, оседлав член словно быка: быстро и неистово.
Я выхожу из нее сразу же, как кончаю, не заботясь о том, дошла ли она, и хватаю с пола джинсы. Выбрасываю презерватив в мусорку. Аманда вздыхает, и я знаю, что это означает на языке девчонок: ей хочется обниматься, поговорить или что-то еще из девчачьих заскоков, которые парни выполняют только для того, чтобы обеспечить себе второй заезд. Но со мной этот номер не прокатит.
— Собираешься сбежать? — Аманда смотрит на меня с кровати, взъерошенная и сердитая на мою готовность оставить ее за бортом сразу же после секса. Но ей уже давно следует привыкнуть к заведенному порядку.
— Да, — с невозмутимым видом натягиваю джинсы и застегиваю верхнюю пуговицу прежде, чем потянуть за молнию.
— Увидимся завтра?
— Господи, — шепчу сквозь зубы. — Я же уже сказал, что у меня дела. Мне действительно пора. Попроси Бекки подбросить тебя до дома. Хотя можешь и не просить. Мне без разницы.
Не удосуживаясь ни с кем попрощаться, иду к своей машине и вставляю ключи в зажигание. До сих пор я не замечал, насколько сильно на самом деле пьян. Мой дом всего в нескольких милях вниз по дороге. Я проделывал этот путь сотню раз и мог бы сделать это даже во сне. Ничто не останавливает меня от того, чтобы завести машину и поехать вниз по одной из нескольких грунтовых дорог, ведущих к моему дому. Это моя вторая натура.
С опущенными стеклами, в попытке дать прохладному воздуху отрезвить меня, протягиваю руку, чтобы достать Айпад из бардачка. Случайно роняю его на пол.
— Черт возьми, — говорю вслух. Он всего в нескольких сантиметрах от меня. Я наклоняюсь, отводя глаза от дороги всего на полсекунды и чувствую, как автомобиль врезается во что-то твердое. Четкий удар приходится на верхнюю часть автомобиля, затем скатывается по капотуа. Я быстро сажусь, трезвея в считанные секунды.
Я сбил оленя. Господи, я испугался до усрачки. Не представляю, что делать. Съезжаю на обочину, распахиваю дверь со стороны водителя и выхожу в поисках оленя, но его там нет.
Сперва, замечаю длинные каштановые волосы. Что-то в их мягкости кажется знакомым. Они высовываются из-под толстовки и закрывают лицо того, кого я только что сбил, и мешают точно удостовериться, правда ли то, о чем я подумал.
— Твою мать! Твою мать! — шепчу между короткими рваными вдохами. Я чувствую онемение, будто на самом деле это происходит с кем-то другим, а я просто невинный свидетель. Такие вещи не случаются с такими как я. Этого вообще не должно было случиться.
Я подхожу к ней, чтобы убедиться, что она жива и думаю только о своем будущем. О том, как сильно облажался, и что пути назад нет. Я подхожу достаточно близко, чтобы лучше взглянуть на того, кто лежит посреди дороги. В глубине души я уже знаю, кто это. Останавливаюсь. Ее красивые волнистые каштановые волосы разбросаны по всему лицу. Глаза закрыты. Я до сих пор представляю себе их голубую чистоту.
— Кеннеди, — зову я, падая на колени рядом с ней. Думаю, меня стошнит, когда вижу огромную рану вдоль линии роста волос. Струйка крови пробивается к ее брови. От удара автомобиля на ее безупречной, цвета слоновой кости коже появляются синяки.
Что я наделал?
Не могу дышать.
Я, черт возьми, не могу дышать!
Глава 7
Кеннеди
В голове сплошной туман. На мгновение, на одну секунду, я практически забываю о том, что случилось. Мысли проясняются вскоре после возвращения сознания, и все проносится перед глазами как в фильме. Я знаю, что меня сбила машина. Это довольно очевидно, учитывая работающий мотор где-то неподалеку. По телу прокатывается боль. Кажется, я умираю. Во всяком случае, ощущения такие, что вероятно я умираю. Пытаюсь сесть, но чья-то рука упирается в мое плечо, умоляя не двигаться. Открываю глаза: он стоит на коленях рядом со мной.
— Грэм… что… — пытаюсь выговорить. Голос едва слышен.
Он меня прерывает, мягко убирая волосы с моего лица самым нежным из прикосновений.
— Не двигайся. Я позвоню в 911, — он лезет в карман за телефоном.
Пока он набирает номер, его руки неудержимо трясутся.
У меня ощущение, что по венам, вместо крови, течет раскаленная лава. Возможно, у меня шок, возможно, галлюцинации, только мысли в голове ведут себя как безумные. Совершенно точно, что меня сбил именно Грэм. Но вот что непонятно: почему я против того, чтобы он звонил в службу спасения со своего номера?
— Положи телефон и послушай меня, — требую я, потянувшись, чтобы выбить трубку из руки Грэма, мешая ему нажать на кнопку вызова.
Мой голос слаб, но даже сквозь звон в ушах могу слышать напряжение. Парень минуту в замешательстве смотрит на меня.
— Вытащи телефон из моего кармана и набери 911 с него. Приложи трубку к моему уху, а затем просто садись в машину и уезжай.
— Что? — Грэм встает, расхаживает передо мной в расстройстве запуская руки в густые волосы.
Мне слышно, как под его ногами шелестит гравий. От моего требования он лихорадочно вертит головой по сторонам, осматривая дорогу, как будто ответы упадут прямо к его ногам, если вглядываться достаточно долго.
— Я не понимаю.
Очевидно, удар машины повредил мой мозг. О чем я думаю? Надеюсь, я не ошибаюсь насчет него.
— Просто делай, как говорю! — выкрикиваю изо всех сил, которые остались в легких. — Прошу тебя, — я практически умоляю.
Грэм неохотно лезет в мой карман за телефоном и набирает 911, прежде чем приложить трубку к моему уху. Он не сводит с меня глаз. Мягким движением большого пальца Грэм вытирает слезы, которые от боли медленно катятся по моим щекам. Прежде чем подняться, он сжимает мою руку, что лежит на животе. Встает, когда я объясняю диспетчеру, что произошло, но медлит перед тем, как сесть в машину.
