— Салазар! — она резко ударила ладонями по столу и поднялась на ноги, грубо выхватывая из рук Гарри головоломку. Быстро-быстро перебирая её пальцами, она отделила кольца друг от друга и так же резко всучила их обратно Поттеру. — Завтра после ужина в библиотеке!
Наверное это был самый громкий смех Гарри и Гермионы, который случился в этом зале после «прошлых событий». Быть может, она ошиблась. Быть может, был шанс жить дальше. Она думала об этом, хватаясь за живот, который сводило судорогой от смеха. Она думала об этом, замечая, что руки Гарри перестали дрожать. Господи, она об этом думала и очень на это надеялась…
***
Аберфорт не потерял свой стиль опаздывать везде и всегда. Студенты пользовались отсутствием преподавателя и занимались своими делами. Гермиона потрогала свой лоб, на мгновение запаниковав, что не удалось избежать простуды. Она сглотнула слюну, затопившую язык, и ощутила колючий дискомфорт в горле. Гланды болезненно сжались, а потом снова распухли. Воспалительный процесс начал свой отсчёт.
Гарри встал со своего места и прошёл к задним партам. Грейнджер думала, что он решил поговорить с Дином и Симусом, но когда услышала обрывистый злющий голос, то резко развернулась.
— Мне глубоко поебать, что там хочет эта мозгоправка, — Драко даже головы не поднял на Гарри. — Можешь так и написать в этом треклятом эссе.
В классе стало тихо. Гермиона невольно сжала палочку, предположив, что сейчас самое время обороняться. Она привыкла к этому ощущению. К угрозам в голосе. Это стало неотъемлемой частью их жизней. Но, вопреки всему, Гарри пожал плечами, развернулся и спокойно ответил:
— Понял, так и напишу.
Казалось, не только все присутствующие остались в недоумении, но и сам Малфой, который перестал водить пером по бумаге. Гермиона знала, что ругань с кем-либо в школе для Гарри теперь считалась бесполезной тратой времени и нервов. Зачем, если это можно проигнорировать?
Окна резко захлопнулись от появившегося в дверях Аберфорта.
— Я вижу, вы уже подружились. Раз так, то начнём, — он прошёл мимо рядов, оставляя за собой густой запах терпкого табака. Казалось, даже от бороды исходил дым только что выкуренной сигареты. — Кто назовёт мне сложных существ, с которыми можно столкнуться и против которых не действует ни одно заклинание? — он выдержал паузу и закатил глаза, когда Гермиона подняла руку. Но он решил дать шанс ответить другому студенту. — Лес рук. Так и думал… Мистер Малфой?
Головы синхронно обернулись на Драко, который всё так же, не отрываясь от пергамента, вырисовывал линии. Молчание затягивалось. Кто-то даже шикнул в его сторону. В последнюю секунду, когда Дамблдор уже хотел спросить другого человека, Малфой ответил:
— Вампиры.
Гермиона заметила, как он скривил рот, будто что-то проговаривая себе под нос. Длинная чёлка закрывала весь лоб и падала на глаза, не давая возможности увидеть его взгляд. Она подавила в себе желание обстричь эти пряди к чертям, тем самым наказав его — чтобы не было больше возможности прятаться за волосами. Грейнджер хотела видеть, что он чувствовал. Видеть, что ему плохо, что он страдал, так же, как она. Как и они все.
— Похвально, — заключил профессор, вычерчивая на доске тему урока. — Быть может, вы ответите, как с ними можно бороться?
— Никак, — скучающе продолжил он. — Либо сдохни, либо превратись в такого же урода.
Гермиона не выдержала. Она подняла руку и, не дождавшись, встала с места, отвечая на вопрос чётко и без запинки.
— В случае столкновения с вампиром, простой человек или волшебник не сможет ему противостоять, это может сделать только такой же бессмертный, — она скребанула ногтем по кутикуле, ощущая оторванный кусочек кожи. — Можно только бежать или аппарировать.
Дамблдор кивнул и попросил всех открыть учебник на нужной странице. Грейнджер на секунду обернулась, чтобы просто посмотреть. Просто убедиться, что он всё так же сидел уткнувшись лицом в пергамент. Но её взгляд впечатался в его глаза как в бетонную стену. Со всего размаху.
Его взгляд — нечитаемый. Пустой. Он никакой. Безликий и безрукий. Словно стекло — прозрачный. И от этого Грейнджер стало так жутко, словно она посмотрела в чёрный капюшон смерти. Что могло произойти, чтобы Драко стал таким…
…мёртвым.
Она видела смерть. Она чувствовала её кожей. Она чувствовала страх каждой забившейся пеплом порой. Она знала, что такое война, боль и потери. Но даже у неё не было такого взгляда, как у Малфоя. Сердце тяжело забилось, и Гермиона чётко поняла, что эти серые стеклянные глаза видели и заглядывали туда, куда ей даже и не снилось.
***
«Гермиона, у меня всё хорошо, как и у всех нас. Париж такой красивый, жаль, что ты не видишь его моими глазами, и я…»
Она резко свернула письмо. Сколько раз она его прочла? Десять? Двадцать? Сдерживаясь от желания взять красную ручку и перечеркнуть все грамматические ошибки Рона, только для того, чтобы стало легче. Будто наказывая его за это.
Но легче не было.
Конечно, она радовалась, что семья Уизли проводила своё путешествие с Делакурами. Конечно, она радовалась, что Рон подружился с их семьей, особенно с младшей сестрой Флер, которая показывала ему достопримечательности.
Чёрт…
Это огромное жирное «но» витало в воздухе.
Её эгоизм и зависть к лучшему другу, которого она когда-то нежно любила. Зависть, что Рон налаживал свою жизнь быстрее неё. Гермиона будет гореть в аду за такие мысли, но ничего с собой поделать не могла. Дьявол, ей тоже хотелось этого «у меня всё хорошо». Но оно не наступало. Оно там, где-то впереди, и идти до него семимильными шагами, через дебри и лес. Грейнджер кусала кожу на пальце и не могла прекратить. Отвратительная привычка стала её постоянной спутницей.
— Приятного аппетита, — Пенси села напротив. Размяв шею, она вытянула руку вперёд, тыча ею в лицо Гермионы. — Будешь мои?
Гермиона склонила лицо, осмотрев маникюр на ногтях Паркинсон, а потом покачала головой и заметила:
— Спасибо, откажусь. Слишком дорогой деликатес, боюсь, не расплачусь.
Пенси подавила смешок и скрестила руки на груди. Совершенно не стесняясь, она осматривала гриффиндорку, сидящую напротив — лицо, волосы, одежду.
— Ты изменилась, — наконец сделала она вывод. — Остра на язык, уверена. Я почти подумала, что ты из Слизерина.
— Не переживай, до твоего уровня я не дотягиваю, — ответила взаимностью Гермиона и также улыбнулась.
— И какой же мой уровень?
Грейнджер подняла руку над головой, показывая, насколько Пенси «выше». Паркинсон же в свою очередь удивилась и чуть склонила голову в благодарности. Они сидели молча, теперь взаимно осматривая друг друга. И Гермионе почему-то казалось, что это молчание не напрягало.
Ей не хотелось с ней ругаться, не хотелось смотреть предвзято. Она даже подумала, что сегодня не услышит ни одной колкости от слизеринки. Наверное так ощущался возраст. Ощущались перемены в принятии новой жизни. Она ни за что не подумала бы, что девушке напротив было во время войны легко. Они все, все столкнулись с этим жирным, тяжёлым надломом, после которого жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов.
Так и случилось. Девушки начали разговор издалека, с домашнего задания по травологии. Они проверяли друг друга, удивляясь (совсем незаметно), что их ответы совпадали. Грейнджер была права. У Паркинсон тот же синдром отличницы. До этого дня она никогда не замечала стараний Пенси на уроках, а ведь она была одной из лучших учениц Слизерина.
— Тогда тебе останется сдать только практику по З.О.Т.И и закрыть табель на отлично, — сказала Гермиона, листая «Пророк» и не замечая, что ответа не последовало. Она посмотрела на Паркинсон, которая, отвернувшись к окну, явно была недовольна. — Что такое?
Пенси хмыкнула. Надменно так, разбивая их идиллию, которая только что наладилась.
— Практику, говоришь? — она достала палочку, направляя её прямо в лицо Гермионы. — Петрификус тоталус!
