Почти целые сутки не видела ни Клио, ни Тео. А затем и вовсе выпала из реальности, увлекшись долгими беседами с Майлзом. Этот молодой мужчина появился в особняке на третий день после разборок с арабами. Новый психолог и личный врач Клио. Слабость у грека к красивым мужикам, что ли? Главное, чтобы я это вслух не сказала при Кавьяре, иначе прибьет на месте за такое предположение. Что-что, а гетеросексуальностью он буквально дышал. Трудно было, глядя на грека, представить, что он «балуется мальчиками». Хотя уверена — не удивилась бы и такому повороту, потому как Клио любил всякого рода новшества. Так что бисексуальный Кавьяр, хотя и не понравился бы мне, но не впечатлил бы своими предпочтениями. О-о-ох… не туда понесло, совсем не туда.
Так вот Майлз, жутко обаятельный и милый мужчина, проводил со мной много времени, уверяя, что я нуждаюсь в психологической поддержке. В общем-то он был прав, однозначно. Хотелось поговорить с кем-то, кто не станет мне «впаривать» Кавьяра и распинаться на счет его достоинств. И этот человек нашелся, а поскольку греку было не до меня (ну ее в жопу — семейную жизнь), я уже в который раз устроилась на скамье в саду. Дожидаясь прихода Майлза, куталась в теплый вязанный кардиган и сжимала в руках чашку горячего какао. Этим утром шел дождь, поэтому вновь стало прохладнее. Меня это радовало. Очень уж хотелось вернуться в область умеренного климата, а эти восточные страны меня совсем вымотали…
Наконец послышались тихие шаги, сопровождаемые шорохом травы. Я оглянулась и улыбнулась подошедшему доку. Пришла пора сдружиться с новым человеком Кавьяра. Ага, сдружиться, потом заставить натерпеться моих поступков, а затем и его убьют…
Что-то пессимистично размышляю. Нехорошо это, не люблю плохие мысли в голову пускать раньше времени.
— Привет, — поздоровался мужчина, — я кивнула, — и присел рядом. Огляделся по сторонам. — Хороший вечер, правда? Долго здесь не усидим, Лена. Скоро стемнеет.
— Да, знаю. — Вздохнула, потупив взгляд, и уставилась на рисунок на чашке. — Просто я… о Клио хотела поговорить. Мы беседовали об изнасиловании. Мне многое стало легче воспринимать, теперь не боюсь об этом думать. Может когда-нибудь совсем уйдет на задний план и забудется…
— К сожалению, нет, — честно заявил Майлз и мягко улыбнулся. — Ты не забудешь, но боль сотрется. Так всегда происходит. Нас лечит вовсе не время, Лена. Общество — это панацея от всех бед. Но одновременно с облегчением оно предусматривает полную откровенность. Либо ты создаешь себе определенный образ и живешь им, уверяя общество, что с тобой все хорошо и боль осталась в прошлом. Либо просто закрываешься внутри своего тесного мирка и строишь там замки, воюешь с воображаемыми врагами и получаешь за победу награды. Одиночество — это гибель для тех, кто не умеет впускать в свой круг новых людей. Никто от тебя не требует правды, просто будь откровенной. Лги в глаза, но обезоруживающе откровенно. Тогда все поверят, что ты забыла страдания и никто не ткнет в твою рану пальцем. Однако стоит только открыть свои истинные чувства, показать обществу степень своего отчаяния и тут же всему настанет конец. Нельзя признаваться в слабости во всеуслышание. Ты превратишься в «девушку, сбежавшую из рабства», в «изнасилованную арабами супругу господина Кавьяра». Разве тебе это нужно?
Остекленело пялясь прямо перед собой, покачала головой.
— Нет, мне это точно не нужно. Я… — Перевела взор на дока. — …чувствую себя тенью Клио. Он яркий богатый и привлекательный самец. Я…знаешь… полночи размышляла над этим. Нет, поверь, неравенство в социальном плане — глупости. Я далека от таких предрассудков, но жить «в бегах» мне точно не дано. Не знаю, Майлз, не представляю, что делать. Все закончилось, а у меня внутри ноет от безысходности. Не смогу жить с таким, как он… я… он дорог мне… — Доктор посмотрел так, словно просил быть честной. И я ответила, как есть. Шепотом: — Люблю его…, но от этого так страшно. Сил нет. Я ведь сошла с ума, да, док?
Боже, почему рассказываю об этом совершенно незнакомому человеку? Да потому что так всегда легче. Мы едва знаем друг друга, но, видимо, Майлз настоящий профессионал, раз так умело «разводит» меня на беседы личного характера.
— Ты абсолютно нормальная женщина, которая вынесла много испытаний. Это хорошо, что говоришь со мной открыто и без обвиняков. Не злишься на весь мужской род. Это огромный шаг вперед. Поверь, выкарабкаться из страданий сложно. Человек, особенно женщина… нет, даже в основном только женщина, быстро привыкает к плохому. Негативное состояние усугубляется насилием и унижением, но далее речь не идет о стокгольмском синдроме. Это не твой случай. Я не могу, конечно, говорить об этом с уверенностью, поскольку знаю, что происходило, лишь со слов Хавьера и…
— Что? — раскрыла рот от изумления и едва чашку не выронила.
— Эм… Хави мой двоюродный брат. Я ведь тоже мексиканец. Ты не заметила? — усмехнулся брюнет.
Действительно не заметила. Только сейчас в глаза бросилось некоторое сходство, но не слишком заметное.
— Не знала, извини. Клио нанимает теперь тех, в ком сам уверен? Хм… логично…
— Брось, это ерунда, не за что извиняться. Продолжим беседу? А то холодает заметно.
Кивнула и отпила остывшего напитка.
— Я уеду, Майлз. Решено. Надо раз и навсегда покончить с этим. Пусть Клио и не дает развода, не хочу быть ему врагом, но и бегать за ним всю жизнь не намерена.
— Ты уверена? — спросил док. — Не пожалеешь потом, что бросила любимого человека? Он нуждается в тебе. Разве чувства Клио не важны?
— Важны! Важны! — воскликнула я, вскочив. — Но он не станет нормальным семьянином. Да боже мой, я и забеременеть-то от него не решусь. Пойми, Майлз, мне было страшно оставить Клио одного, когда на него велась охота. Но сейчас он уже не нуждается в поддержке. Теперь мы оба свободны. Уверена, с боссами он и сам неплохо справится. Я бессильна в этом. Какой от меня толк?
Док тоже встал и сунул руки в карманы брюк. Слегка полноватый, но не такой высокий, как Хави, Майлз вызывал теплые чувства. Такое со мной случалось нечасто. Мало встречала людей, располагающих к себе за столь короткий промежуток времени.
— Вот мне сейчас кажется, — спокойно проговорил доктор. — Что ты себя убеждаешь в правильности своего же выбора. Клио не знает о твоих чувствах. Мужчины не обладают даром понимать тонкие намеки. Твои слова пусты, если ты не произносишь самого главного. Это трусость. Прости за грубость, конечно. Так ты любишь мужа или нет?
— Мужа… — выдохнула я тоскливо, чувствуя как болезненно сжалось сердце. — Люблю.
