— Я боюсь… — Обронила слово и отвернулась. Дима молчал, давая возможность сказать всё в неизменном виде, без влияния его ответов или вопросов. — Не знаю чего, вряд ли чего-то конкретного. Я вообще никогда не представляла себя в роли матери, не любила общаться с детьми, потому что они кричат, плачут и капризничают. Боюсь растолстеть и стать некрасивой, боюсь потерять время и понимаю, что всё это глупости, но страхи на то они и страхи, чтобы заставлять нас отказываться от чего-либо.
— Ты слишком дорожишь своей свободой, Галя, переоцениваешь её. Не пробовала отпустить тормоза?
— Отпуская тормоза, я могу разбиться. — Ответила резко и отвернулась лицом к стене. Дима сжал мои плечи. — Я тоже хочу семью. С тобой. И, конечно же, буду любить наших детей, но…
Не дав мне закончить перечисление очередных «но», Дима провёл рукой по промежности.
— Ты…
Останавливая мой вопрос, он ввёл в меня сразу два пальца.
— Руки… — Обжёг он волнующим шёпотом и поставил свою свободную на стену чуть выше моей головы. Я повторила движение.
— Выше. — Скомандовал и я подтянула их вверх, упираясь в стену на уровне плеч.
Пальцы внутри меня начали медленные круговые движения.
— Не думай о том, о чём думать ещё рано, малыш. Решай проблемы по мере их поступления. Расслабься…
И я послушалась. Мне нравилось слушать его голос, даже его приказы, команды. Иногда хотелось, чтобы он сказал своё чёткое мужское «нет» и он его говорил. А мне хотелось верить, что это правильно. Я отдавалась на волю эмоциям, чувствам, запрокидывала голову назад, пытаясь поймать его тело, найти точку опоры, но Дима всегда отступал, даже когда хотел ко мне прикоснуться. Плавные движения сменялись более резкими, ритмичными, а я готова была стонать часами, только бы он оставался доволен. Уже поняла, что Дима любит смотреть. Надеюсь, только на меня. И сейчас он доставлял мне удовольствие, и получал его сам, глядя как я борюсь с подступающими волнами, как дрожат мои руки, как трясутся ноги, как губы шепчут что-то нужное, необходимое, но такое недоступное в эти мгновения.
— Мне нравится, когда ты такая. — Шептал он, и, казалось, словами заводил больше, чем действиями.
Я смотрела на мощную руку, на широкую ладонь. На устрашающий кулак над своей головой и где-то там заканчивалась реальность. Дальше её просто не существовало. С ума сводил.
— Нежная, податливая, доверчивая. Когда ты сжимаешь ягодицы, и тут же отставляешь попку под мои руки, борешься сама с собой, проигрывая мне. Ты ранимая, как цветок, и если сжать лепестки чуть сильнее, они пропадут, испортятся. Ты доверяешь мне?
Вместо ответа я лишь шире разводила ноги.
— Это можно понимать как «да»?
Сжал пальцами клитор, чуть оттягивая, мой стон ударялся о стены душевой кабины и рассыпался, а я хотела просто лечь, упасть, подтянув колени к подбородку, обняв плечи руками, чтобы никому не отдавать и частичку себя.
Спустя какое-то время поняла, что смотрю в пустоту, та рука, которая была для меня ориентиром, исчезла, другая всё ещё выслушивала пульсацию внутри, Дима не спешил вынимать пальцы. Спустя несколько секунд горячая струя ударила в крестец, грубое тело придавило меня, прижимая к стене, а короткое рваное дыхание говорило за себя. И он защищал меня. От всего. Даже непослушная вода, которая била без разбора по его плечам, до меня долетала лишь мелкими брызгами. И мне нравилось это чувство, когда за моей спиной обязательно кто-то есть. Мне его не хватало…
— Расскажи о себе. — Попросила я, когда молчание утомило, а закрыть глаза, чтобы уснуть, так и не смогла.
Дима лежал на спине, я устроила подбородок на тёплой груди. Мне было хорошо рядом с ним, а он просто не мог отказать. Посмотрел, устало улыбаясь, погладил волосы.
— Что ты хочешь знать?
— Не знаю. Мне всё равно, с чего ты начнёшь. — Ответила искренне, не задумываясь о смысле слов. — Например, что означают твои татуировки?
Погладила ладонью белого мишку, с которым успела подружиться, посмотрела на перо, украшающее ключицу, мысль о чём-то страшном не отпускала.
— Вот это перо, что оно означает? — Пересилила себя и притронулась губами чуть выше, Дима повернул голову так, словно и забыл о его существовании. — Кажется, пером в тюрьме называют нож, я права?
— Права. — Выдохнул, отворачиваясь к окну, задумался, засмотрелся, как ночь сменялась днём, пришло время рассвета. — Перо это символ творческого человека, — начал неожиданно для меня, в момент, когда уже не ждала ответа. — Я учился в художественной школе, кажется, это был последний класс. Хотелось чем-то отличаться, выделяться из толпы, выразить себя, только вот не знал как. А брат моего одноклассника был отличным тату-художником, даже не помню, как они меня уговаривали, я не считал роспись тела достойным занятием. Но когда увидел результат, просто не осталось слов. Это я. Моё представление о мире.
— Просто перо. — Возразила я, всматриваясь в тёмный рисунок, кончик словно шевелился, когда Дима вздыхал, а потом, когда воздух выходил из лёгких, казалось, что перо вот-вот слетит, его унесёт вместе с ветром.
— А я и есть перо. Хочется летать, но не могу. Отбился от стаи, вылетел, не зная, зачем, а обратной дороги нет.
— А почему чёрное? Ведь можно было выбрать что-нибудь яркое, запоминающееся.
— Хочешь сказать, что ты его не запомнила? — Улыбнулся он, прижимая мои плечи к своей груди. — Не знаю почему… я так чувствовал на тот момент.
— А медведь? Что означает медведь? Сила, угроза? Может, власть? Раньше его не было, а теперь есть.
Дима дышал ровно, а мне хотелось знать о нём то, что не знает никто другой.
— Я слышала, что многие люди, сделав татуировку по глупости, потом мечтают от неё избавиться, а ты новые накалываешь. Значит, не жалеешь?
— Жалеют те, кто сделал рисунок просто так. Без смысла. А тату — как шрам, она должна говорить о чём-то, предупреждать, напоминать. Человек со временем меняется, умнеет, учится делать выводы. Каждая татуировка для меня вывод по истечении определённого времени.
Я осмысливала сказанное, а Дима закрыл глаза, концентрируясь.
— Белый медведь означает одиночество.
— Одиночество? — Повторила я, всматриваясь в его лицо, но Дима глаз не открыл, хотя знал, что я смотрю. — Почему? Какой это вывод для тебя?
— Я сделал её практически сразу как вышел из тюрьмы.
— От тебя все отвернулись?
— Нет. Мои друзья так и остались со мной. Но ведь иногда, не смотря на количество окружающих тебя людей, ты так и остаёшься одиноким. Я сделал её в то день, когда увидел тебя.
