— Я познакомился с нашей новой служанкой еще в Данди. — Продолжая свой рассказ, господин Форбс ухмыльнулся, бросив взгляд в сторону Джесси. — И думаю, нам нужно вернуться к нашей последней встрече и довести ее до логического завершения.
У Джесси перехватило дыхание, и она отчаянно замотала головой, глядя на него.
— Я оплатил твои услуги той ночью и собирался переспать с тобой, моя дорогая. Так что ты должна мне. — Он в предвкушении потер ладонью внушительный выступ на брюках. — Отведи ее в столовую и раздень.
«Нет. Я не хочу этого», — стучалось в ее голове. В прежние времена Джесси ответила бы кокетством и сделала бы все, чтобы удержать такого клиента и чтобы он остался доволен. Но не теперь. Это осталось в прошлом.
Форбс вызывал у нее все большее отвращение, так же как еще совсем недавно его отец. «Это все потому, что я привязалась к одному-единственному мужчине. Потому что влюбилась в Грегора», — повторяла она себе. Она не хотела более чужих грязных прикосновений, так как боялась снова увидеть разочарование в глазах Грегора, как в тот вечер, когда он заметил ее за беседой с мистером Грантом.
Кормак колебался.
— Если она ведьма, значит, может вызвать злых духов или что-то в этом роде?
Джесси воспользовалась его замешательством — она резко повернулась к нему и зашипела.
Кормак отскочил от нее и стал отступать, чуть наклонившись и подняв руку, словно защищаясь. Глаза его были широко раскрыты и полны испуга.
Господин Форбс громко усмехнулся и снова указал на Джесси:
— Давай же, раздень ее.
Кормак не сдвигался с места.
— Но…
— Она лишь пытается запугать тебя, — рассерженно бросил Форбс и снова посмотрел на Джесси. — Элиза рассказала мне, что ты неплохо разбираешься в травах, отварах и прочих мелочах, но настоящей силой не обладаешь.
Джесси подняла голову. Кажется, чаша весов стала склоняться в ее сторону. Элиза никогда не видела, на что действительно была способна Джесси, тем более теперь, когда благодаря любви, что наполнила ее тело, и мысли, и душу, волшебный дар возрос и расцвел. Эта мысль придавала ей силы.
— И вы в это верите, — парировала она, — хотя совершенно очевидно то, что я смогла сбежать от бальи той же ночью?
Мимолетное сомнение промелькнуло в его глазах, губы сжались, и он подошел к ней. Схватив за корсаж, он стал трясти Джесси из стороны в сторону, а свободной рукой наотмашь бил по щекам.
— Ах ты, наглая дрянь!
Однако эта острая боль от удара не могла сравниться с мучительным отвращением, что она испытала, когда он потащил ее по коридору. Она пыталась вырваться, но он был крупным, грузным мужчиной, полным решимости овладеть ею.
Кормак взял себя в руки и возглавил это странное шествие, освещая путь двумя свечами. Войдя в столовую, Форбс бросил Джесси на длинный полированный стол красного дерева, одной рукой удерживая ее за горло и всем своим телом прижимаясь к ее бедрам.
Она била его ногами и кулаками, но это, казалось, лишь распаляло его.
— Кормак, скорее, держи ее за руки, — приказал господин Форбс.
Единственным выходом было прибегнуть к магии. Даже если в итоге ее выгонят. Быть забитой до смерти камнями или даже повешенной ей сейчас казалось лучше, чем покориться этому животному.
Кормак поставил подсвечники на камин, и их отражение в зеркале осветило комнату еще ярче. Джесси металась и извивалась в поисках пути к отступлению и готовилась применить заклинание. В противоположном конце комнаты была открыта дверь. Она помнила, как проходила через нее, когда выполняла свои ежедневные обязанности. Эта дверь вела в библиотеку, где имелась еще одна дверь. Джесси была взволнована и напугана, и, когда стала шепотом произносить гэльское заклинание защиты, слова вдруг спутались.
Кормак присоединился к своему хозяину и схватил Джесси за руки, подняв их над ее головой и удерживая весом всего тела. Форбс сильнее сдавил ее горло. Другой рукой он резко дернул за корсаж платья, разрывая плотную ткань, чтобы обнажить ее груди.
Джесси закричала.
— Дрянь. — Он прижал ее щекой к столу и зажал рот ладонью.
Она вырывалась, пыталась укусить его, но он уже поднимал ее юбки. Любая проститутка без труда справилась бы и пережила все это, так же как и она — в прошлом. Но не теперь. В эти минуты она могла думать только о Грегоре. Он бы не хотел, чтобы это произошло. Она готова была сбежать, исчезнуть из этого дома, оставить его вместе с грузом его грехов и жестокости. Она закрыла глаза и стала мысленно проговаривать слова.
Через мгновение Кормак вдруг, пошатнувшись, отступил назад и освободил ее руки. Она ударила Форбса по голове и стала выползать из-под его тяжелого тела. Он пошатывался, но по-прежнему преграждал ей путь.
Джесси не задумываясь повернулась и вскочила на стол. Она ползла по нему на четвереньках, и широкие юбки мешали ей. Стол не был слишком длинным, но ей необходимо было встать. Сделав глубокий вдох, она собралась с силами и поднялась на ноги. И тут увидела свое отражение в зеркале.
«Боже, как высоко», — промелькнуло в ее голове.
Осознав это, она почувствовала, как все вокруг закружилось. Она снова была там, на этом столбе возле церкви, и снова слышала крики толпы, жаждущей смерти ее матери, швыряющей камни в ее обессилевшее тело, обвиняя ее в том, что она само воплощение зла.
Мэйси была слишком далеко, чтобы чем-то помочь, а Леннокса бросили в темный угол повозки, связанного по рукам и ногам, за то, что он проклинал их с такой страстью, что они испугались и сочли его демоном.
— Подними голову и смотри на свою мать! — приказывал грубый, угрожающий голос.
Но Джесси не могла видеть то, что делали с ее матерью. Она уже насмотрелась на то, как они со своими праведными душами вдруг превращаются в разъяренных зверей.
— Смотрите, она боится! — Это был голос Кормака.
Эти двое подбирались все ближе. Она пошатнулась.
Кормак заметил это, и на лице его появилась отвратительная похотливая ухмылка. Форбс тем временем достал из камина кочергу и приближался, держа ее в руках.
Кормак схватил Джесси за лодыжку.
Форбс с кочергой подходил все ближе.
Кормак внезапно дернул ее за ногу, лишив равновесия.
Внутри у Джесси все сжалось, комната вдруг закружилась и погрузилась в темноту.
Едва дыша, Грегор примчался к месту встречи. Но Джесси нигде не было видно. Вцепившись в свои волосы, он смотрел на луну и проклинал все на свете. Он ненавидел себя за то, что упустил время.
