Я вновь поднимаю глаза на Роланда, который выглядит в данную минуту таким беззаботным и умиротворенным, и с грустью улыбаюсь, понимая, как же сильно люблю его.
Сколько ещё историй спрятано где-то в моем сознании? И возможно ли, что несмотря на то, что разум не помнит их, сердце, помня каждое, так отчаянно бьётся рядом с ним и не хочет отпускать его?
— Не за что его ненавидеть, моя дорогая. Нет причин отчаянно цепляться за что-то, чтобы убедить себя, будто Роланд не достоин твоих светлых чувств.
— Ты ведь не знаешь, что было между нами. Возможно, в детстве всё было прекрасно, но мы изменились.
— Мне достаточно знать тебя и его, чтобы предполагать случавшееся. Не забывай, Геннадий рассказывал мне о твоем сложившемся характере и судьбе. И ты тоже явно не стала для Роланда подарком, свалившимся ему на голову.
— Ты сейчас защищаешь его? — улыбаюсь шире, понимая, что он прав. Боюсь представить, какой трагедией для Роланда оказалось известие, что возносимая к божествам Ариана оказалась мной.
— Я говорю, что вы достойны друг друга. И нет ничего страшного в том, что ты хочешь быть рядом с ним. Это естественно.
— Я завтра вернусь. Дело ведь уже не только во мне, но и в Ариане.
— Тогда поговорим обо всем дома. Жду вас.
Попрощавшись с ним, я встаю с качели и ухожу за дом, к месту для курения. Оказавшись одна, закуриваю сигарету и блаженно вздыхаю. Не хочу анализировать все, что сказал отец. Сейчас легче всего заглушить всё дымкой сигарет, чтобы не разглядеть среди неё нечто, что оставит меня здесь, вместе с моим сердцем.
— Ты, видимо, хочешь, чтобы я потушил её об твой язык, — недовольный мужской голос разворачивает меня к себе лицом.
Тяжелым шагом он приближается ко мне, а я стою пару секунд в смятении, раздумывая, как именно себя повести.
— Обстановка располагает.
— Обстановка? — вскидывает брови вверх.
— Ты не ослышался, — решаю стоять на своём и не поддаваться его воле.
— Помогает? — хватает меня за запястье прежде, чем я пытаюсь снова поднести сигарету к губам.
— А ты как думаешь?
— Тогда какого чёрта продолжаешь это делать?
Пожимаю плечами, улыбнувшись ему краем губ. Держа одной рукой меня за запястье, второй вырывает сигарету из пальцев, бросает на пол и тушит ногой.
— Когда-то, за подобный поступок я лишилась рабочего места, — отмечаю с ехидством.
— Это меньшее, что я хотел сделать с тобой тогда.
Смотрю ему в глаза, с трудом сдерживаюсь, чтобы не потянуться ближе и не коснуться губами его губ.
— Чтобы больше не видел тебя с сигаретой!
— А то что?
— Я подожгу твоё тело целой пачкой, — цедит сквозь зубы.
— Звучит соблазнительно, — весело улыбаюсь, хоть перспектива быть полностью покрытой шрамами от сигаретных ожогов пугает.
Он молчит, смотрит сначала цепко в глаза, а потом бросает короткий взгляд на губы. Чувствую, как становлюсь маленькой в его руках, понимаю, что взглядом и телом выдаю своё желание, чтобы он притянул к себе ближе и поцеловал. И чтобы скрыть волнение и слабость, меняю резко тему:
— Когда всё закончится, и ты сделаешь, что задумал, я хотела бы, чтобы ты позвонил мне и сообщил, что справедливость иногда торжествует.
— Ты так уверена, что победа на моей стороне?
— Я не хочу думать иначе.
— Оптимистично, — улыбается краем губ. — Сегодня у меня встреча с одним человеком, если хочешь, присоединяйся.
— С каким человеком?
— Именно он продал местонахождение ваших семей.
Спирает дыхание от злости, как только я начинаю представлять, как выглядит этот подонок, тот, с кого всё и началось. И тут же радуюсь, осознавая какая это удача — взглянуть ему в глаза, сказать всё, что я о нём думаю, плюнуть в лицо.
— У тебя дар, Медея, — вновь усмехается, — Ты умеешь выбирать особенных мужчин.
Его слова отрезвляют, дав пощечину. Очевидно, одно с другим связано. И первый, впрочем, единственный мужчина, который приходит мне в голову — Эльдар. От одной только мысли, что Эльдар хотя бы косвенно может быть связан со всем произошедшим, выводит из себя. Если сегодня вечером я увижу лицо этого мужчины перед собой, видят Небеса, я не оставлю на его теле живого места.
— Ты тоже не отличаешься наличием удачных отношений, — решаю вновь сменить тему, чтобы не портить настроение в оставшийся день.
— Мне не повезло только с тобой.
— Сочту за комплимент, — самодовольно улыбаюсь.
Опускаю взгляд на его руку, которая продолжает держать меня.
— Стоит уже отпустить, — напоминаю ему.
— Не стоит, — сжимает запястье крепче и прижимает к себе.
— Хочешь сообщить что-то ещё? Или просто наслаждаешься моментом? — вновь взгляд падает на его губы, и желание их коснуться становится только сильнее.
— Даю тебе эту возможность, — отвечает в тон.
— Не стоит прикрывать свои желания моими. Они у нас не совпадают.
— Тогда чего ты хочешь? — спрашивает глухо.
От его близости я начинаю терять самообладание.
— Чтобы ты ушёл, — шепчу, потому что сказать громче такую чушь невозможно.
— Поэтому дрожишь? — многозначительно проходится взглядом по моему телу.
— Холодно, — прозвучало крайне нелепо в тридцать градусов жары.
— Очень холодно, — его губы растягиваются в кривой усмешке.
И он продолжает стоять издевательски близко, но не предпринимает никаких действий. Просто держит лицо в паре сантиметров от моего и, как и прежде, упивается моей зависимостью.
Сложно поверить, что спустя много лет, сквозь немало разбитых судеб, я продолжаю смотреть на него, как в первый раз. Каждую эмоцию внутри я проживаю так же остро и ярко, как в детстве и в братстве.
— Решать тебе, Роланд, — говорю уверено, хотя внутри вся в надрыве. — Либо следуй своим желаниям и согрей меня, либо моим — и просто уходи.
Он не успевает ни ответить, ни что-либо сделать. Из-за угла выбегает дочь, громко выкрикивая: «мамочка». Я мгновенно прихожу в себя, хочу оторваться от Роланда, но он, словно не услышав Ариану, продолжает держать меня.
— Роланд! Отпусти, мы не одни! — говорю зло.
— И что? — держит ещё крепче, — Что если я хочу последовать своему желанию и согреть тебя?
И только когда Ариана подбегает к нам и вопросительно смотрит на нас, он расслабляет хватку, и я, вырвавшись из его рук, опускаюсь на колени, чтобы выслушать дочь. Я вся горю, нервы натянуты до предела. Естественно, ему плевать на чувства ребенка, который потом ещё не один день будет спрашивать, почему дядя так крепко обнимал её маму, и почему после этого он больше никогда не появляется у нас дома. Ему важнее доиграть свою игру.
— Да, родная? — обращаюсь к малышке.
Она смущается, любопытно переводя взгляд с меня на Роланда, и спрашивает:
— А что вы тут делаете?
— Мне в глаз пух попал, Роланд помог его вытащить, — говорю самую банальную и нелепую ложь.
— Глазик не болит? — она берет моё лицо двумя руками и всматривается в мои глаза.
Улыбаюсь и отрицательно качаю головой:
— Нет, ничего не болит. Ты что-то хотела?
— Да, — вспомнив, за чем пришла, она вновь зажигается. — Дядя Осман сказал, что сейчас мы будем строить шалаш. Пойдем с нами.
— Конечно пойдём, — я встаю, беру её на руки и хочу уйти, но Ариана останавливает меня и обращается уже к уходящему мужчине:
— Роли, ты тоже иди с нами.
Но Роланд отказывается, объяснив ей, что ему пора уезжать на работу. Они прощаются, и мы расходимся в разные стороны. И если Ари не скрывает своих расстроенных чувств, то я из последних сил заставляю себя улыбаться и делать вид, что мне безразлично его отсутствие.
До самого вечера мы пробыли в лабиринте, строя шалаш у небольшого водопада. Настроение было стабильно хорошим, хоть я и ощущала каждой клеткой присутствие Роланда рядом. Возможно, я просто спятила, но мне казалось, что в этом маленьком живом мире даже воздух пропитан им. Куда бы ни взглянула, чтобы ни услышала, я видела и слышала его.
