Смотрела на Клио и не могла понять: он прикидывается дураком или действительно считает свое поведение нормальным?
— Смотри, — сказала я, собравшись с силами. — Разберем ситуацию. Мы женаты. Пусть и без моего ведома ты устроил весь этот идиотизм, но все же теперь я — Кавьяр. Меня коробит данный факт. Однако это никого не волнует. Все, что ты сделал для меня — это спас избитую, изнасилованную арабами и в итоге убил их главаря. Но и сей факт не слишком прибавляет тебе прелести, потому что, Клио, твою мать, ты отомстил за свою уязвленную гордость! Понимаешь?! — Хлопнула ладонью по столу. — Это банальное мужское самолюбие. Ты подкреплял свою злость и обиду мыслями о моем унизительном падении. Будто я не знаю, как мужик относится к той, кого «пустили по кругу». И неважно, что я этого не хотела! Ты все равно будешь мучить меня воспоминаниями. Не оставишь в покое!
Грек угрюмо молчал. Неужели согласился с моими обвинениями? Просто нонсенс!
Вытащил из пачки сигарету и закурил. Нет, правда умрет от рака легких.
— Я долго думал… — Хорошенький ответ. Неплохо для начала. — …над тем, что произошло. Знаешь, мне действительно обидно, что с тобой случились все те ужасные вещи. Я не хотел бы видеть это снова. Никогда. Да, самолюбие пострадало, это тоже правда. Но какого черта ты вдруг решила, что наши пути должны разойтись? Не могла со мной поговорить об этом? Доверилась первому встречному, а от меня все утаила. Даже твое признание затерялось в том дерьме, что наговорила ты дальше. Как это понимать?
— Так ты из ревности бросился трахаться с малолетками? — рявкнула я, ненавидя себя за несдержанность. — Да, молодец, Кавьяр! Поздравляю тебя с титулом «Урод года»!
— Хватит! — на этот раз стол пострадал от руки грека. Ударил по нему с такой силой, что мне плохо стало от страха. — Несешь несусветную ересь. Я позвал тебя обсудить все спокойно, а ты опять за свое. Мой вины перед тобой нет. Ты отказалась от меня, а я бегать за бабами не привык. Но сейчас не об этом…
Клио поднялся и отошел к дверному проему. Прислонился к косяку и заговорил вновь:
— Мне нужно тебе кое-что сказать. Все то, что говорил насчет имущество — правда. Оно твое, но не как Лены Кавьяр, а Хелес. Елена Хелес. Уж прости, придется оставить тебя гречанкой. Мы скоро уедем отсюда. Не волнуйся, все наладится. Нужно немного подождать. Должно кое-что разрешиться… в «Черном Кресте» обдумывают мой отказ от бизнеса. Я естественно о работорговле. Устал от всего этого. Давно отошел от дел, но боссы крепко держат. Невозможно вырваться…
Зачем он говорит мне об этом? Бред просто.
— Думаешь, я выживу без твоей дурости? — Что? У меня слуховые галлюцинации? — Поверь, мне крайне сложно отпустить тебя. Отдать другому? Ты ведь не будешь жить одна. Выйдешь замуж, нарожаешь детей, а я буду следить за тобой. Буду напоминать о себе, запугаю всех вас. В конце концов все разрушу, но зато тебя больше никто не коснется… звучит противно, согласен. Самому тошно от такой откровенности. Но это первый и последний раз, когда я говорю тебе нечто подобное. Больше не решусь.
Я молчала, глядя в стену напротив, по которой густо вился плющ.
— Почему? — выдавила наконец. — Почему только сейчас ты сказал все это? От отъезда меня уже никто не отговорит. Я не поменяю своего решения. — Встала. — Позволь уйти. Пропусти.
Грек обернулся. Из-за влажноватого воздуха дым клубился вокруг него медленно, словно лениво.
— Ты уверена? — вскинув бровь, поинтересовался Кавьяр. — Покинешь Касабланку? Лена, ты совсем меня не слышишь, что ли? Я не позволю тебе уехать. Ты должна быть рядом со мной.
— Я. Тебе. Ничего. Не. Должна.
Грубо оттолкнув грека, обошла его и направилась к дому.
— А если я скажу тебе, что не изменял, останешься?
Мне показалось, что ноги налились свинцом. Приросла к месту и слушала, как в груди грохочет сердце. Так хотелось, чтобы сказанное Кавьяром было правдой. Даже зажмурилась.
— Не скрываю, что хотел этого, — уже совсем близко прозвучал голос Клио. — Но я не совершил ничего предосудительного. Можешь считать меня последней мразью. Однако учти — ты подкупила своим ненормальным характером одного из неподкупных мужчин. С самого начала хотелось просто разорвать тебя на части. Эта твоя истеричность, гордыня, русская совершенно необъятная душа… я… я просто был выбит из седла. Ты уничтожила все мои представления о женщинах. Твою мать, Лена, тебе с такими страстными порывами только на площади с транспарантом стоять и орать о победе духа и справедливости! Че Гевара хренов! До сих пор не могу поверить, что уволок тебя из того замызганного бара. Чем был забит мой разум вообще? — Кавьяр развернул меня к себе и потрепал по волосам. Затем руку к груди своей приложил, торжественно произнеся: — Клянусь, с бабами теми не спал. И вообще… хватит меня ломать. На вот, помоги лучше. — Достал из кармана кольцо и протянул мне. — Поношу его немного.
Какого-то черта пересохло во рту. От всего. От слов Клио, от клятвенных признаний, от чистой откровенности. А уж вид золотого кольца меня и вовсе вогнал в ступор, что, конечно, не осталось незамеченным.
— Ну ладно тебе, мелкая, шевелись. А то нахрен передумаю. Предполагал, тебе приятно будет, когда я окончательно закреплю наш союз.
Надевая кольцо на палец Клио, меня терзало неприятное предчувствие. Вот не закончилась еще эта история, знаю, что не закончилась.
— И почему мне кажется, что ты ставишь свое клеймо? — пробормотала растерянно.
Грек взглянул на меня пристально и наклонился:
— Потому что так и есть, мелкая.
Поцеловал. В губы. Как всегда напористо и грубовато, но потом, словно усмирил свою страстность — стал более нежным. Дыхание выровнял и отодвинулся.
Темно-карие глаза, буквально черные, — зрачков даже не видно, — сверкнули и Кавьяр усмехнулся.
Он знал, что я немного теряюсь от этой мальчишески-доброй улыбки. Необычное впечатление Клио производил на меня: вроде и человек ужасный, но настолько неординарный и неоднозначный, что не по себе как-то.
— Зачем солгал насчет измены? Я ведь правда подумала, что ты…
— Да, потому что тебе проще поверить в любой жуткий поступок, чем в то, что я не предам тебя. Хотя те сучки были чертовски хороши.
Закатила глаза и, развернувшись, все-таки пошла к особняку.
— Мальчишка, — бросила через плечо. — Не прощу тебе таких издевательств.
— В спальне договоримся! — хохотнул Кавьяр мне в спину.
А когда я уже дошла до террасы, догнал и окликнул:
— Постой. — Посмотрела на грека подозрительно. Он сунул руки в карманы джинсов и качнул головой. — Прости. Мне обидно из-за твоего решения. Знаю, что поступил, как последний урод, но… просто прости. Я пока еще с мозгами не попрощался и прекрасно понимаю, насколько для тебя важна верность.
