Дрожащей рукой Камилла расстегнула его штаны и, выпустив на волю горячий член, потерла пальцами головку.
— Я хочу чувствовать тебя внутри себя, — выдохнула она.
— Прямо сейчас?
— Да! Да!
Подхватив Камиллу руками под ягодицы, Анри легко приподнял ее. Камилла обвила ногами его бедра и вцепилась ему в плечи, изнывая от нестерпимого желания.
— Войди в меня!
И он вошел, резко и властно. Камилле показалось, что его член достиг ее диафрагмы и заполнил ее всю. При каждом движении Анри терся о ее грудь, и Камилла еще теснее прижалась к нему, чтобы лучше его чувствовать. Ее пальцы впивались в его спину, ягодицы — всюду, куда она могла дотянуться. Теперь они превратились в единое живое существо.
Так продолжалось около десяти минут, потом движения Анри стали менее энергичными, руки его ощутимо дрожали от напряжения. Толчок, еще один и еще…
— Камилла, — хрипло выдавил Анри, — я немного устал, боюсь вас… то есть тебя уронить. Давай поменяемся местами. — Он плавно вышел из нее и осторожно поставил ее на пол, затем передвинул на свое место, а сам прислонился к стене. Почувствовав за собой твердую опору, он снова подхватил Камиллу и опустил на себя. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо.
Глаза Камиллы наполнились слезами благодарности, ей было радостно снова ощутить его в себе. Она задышала часто и коротко, но потом, вспомнив, что больше не должна сдерживаться, испустила крик. Анри с удивлением взглянул на нее: такое случилось впервые, значит, она уже не стесняется его, значит, доверяет… Поняв, что Камилла близка к финишу, он стал двигаться быстро, сильно, неистово. Еще мгновение, и Камилла поняла, что улетает куда-то ввысь. Все поплыло перед глазами, в ушах зазвенело, она даже не расслышала собственный крик. Теряя сознание от ощущения полного блаженства, Камилла перестала цепляться за Анри и начала сползать вниз, но он вовремя поддержал ее и аккуратно опустил на пол. Едва придя в себя, Камилла сделала то, чего хотела уже очень давно, — встала на колени, взяла его напряженный, подрагивающий член в рот и довела Анри до высшей точки наслаждения.
Анри рухнул на колени рядом с ней и ткнулся лбом в ее плечо, дыхание его медленно приходило в норму.
— Я хотел доставить удовольствие только тебе, — произнес он, не поднимая головы. — Мои ощущения для меня не столь важны.
— А для меня то, что я сделала, и было удовольствием, — улыбнулась Камилла. — А еще я хочу сказать, что ты был прав, Анри, прав во всем. — Рядом с Анри она чувствовала себя легко, раскованно, свободно, рядом с ним она была в полном согласии с собой.
Анри обнял ее и, глубоко вздохнув, сказал:
— Знаешь, у меня сейчас такое ощущение, будто мы с Розочкой перемахнули через самые высокие дворцовые ворота и даже не споткнулись при приземлении. Я говорю это тебе, потому что никто другой меня бы не понял.
Дворцовые ворота мгновенно возникли у нее в воображении — белая каменная кладка, массивные ворота черного дерева с причудливыми запорами и натяжными блоками. Она представила себя по одну сторону ворот и герцога — по другую, и ей внезапно стало очень холодно.
Два месяца прошло с тех пор, как они впервые появились в этом прекрасном замке у моря, и месяцы эти были наполнены для Анри счастьем и в то же время отчаянием. Камилла занималась составлением планов: как она вернется во дворец, как свергнет герцога Мишеля и что будет после этого. Анри теперь носил шелковые одежды, мягкое льняное белье и легкие плащи из ярко окрашенной шерсти. Стричь волосы ему запретили, и он завязывал их сзади в длинный хвост или заплетал косичкой. Каждый день Максим заставлял его одеваться по-разному и учил, как надо чувствовать себя в новых облачениях так, словно в них и родился. Некоторые одежды очень нравились Анри, особенно те, которые можно было носить с сапогами, которые, кстати, теперь шили специально по его размеру. Он даже привык к непривычно ярким цветам, которые раньше резали ему глаз. Зато длинные, в пол, широкие накидки страшно раздражали его, заставляя удивляться, как их умудряется носить Камилла. Как-то он спросил об этом у Сильвии, но та подняла его на смех, посоветовав следить за осанкой. Анри лишь усмехнулся в ответ на эту колкость: благодаря урокам Максима осанка у него выработалась замечательная, он даже научился спускаться по лестнице с третьего этажа с пятью тяжелыми книгами на голове и не держаться при этом за перила.
Максим водил его из одной комнаты для официальных приемов в другую, не уставая приговаривать:
— Ты абсолютно уверен в себе. Ты не прислушиваешься к чужому мнению и носишь то, что привык носить. Ты защищаешь интересы Камиллы. Но если ты решил сдаться, то так и скажи, и я отступлю от тебя со своими поучениями.
Естественно, Анри и не думал сдаваться, но однажды, сидя на резном стуле в огромной парадной столовой, он дал слабину и ворчливо пожаловался:
— Я почти не вижусь с Камиллой, общаюсь с ней только по ночам.
Сегодня на нем были облегающие панталоны, короткий, расшитый золотыми нитками жилет и невысокие замшевые сапоги. Вся одежда была выдержана в желто-коричневых тонах, и он чувствовал себя большой брюквой. Особенно смущали Анри панталоны, в них он был словно голым, выставленным напоказ. Ему казалось, что служанки, хихикающие в кулак при его появлении, начинают обсуждать размеры его члена, едва он минует их и скроется из вида.
— Ну а я вообще ее не вижу, мне остается только гадать, чем вы там с ней занимаетесь в моих лучших гостевых покоях, — заметил Максим, подвигая к нему щипцы для омаров. — Вот, возьми это.
— Мы никогда не едим омаров, — буркнул Анри, однако взял щипцы и продемонстрировал умение пользоваться ими, припомнив уроки Максима.
Эти уроки научили Анри аристократическим манерам, но вот сможет ли он когда-нибудь чувствовать себя аристократом? И хочет ли он этого? Однако ради Камиллы ему надо хотя бы притвориться таковым, чтобы не опозорить ее в глазах придворных. А для самого Анри уроки Максима оказались чрезвычайно полезными, поскольку теперь он распрямил плечи — в прямом и переносном смысле — и научился уверенно смотреть вперед.
Максим продолжал наставлять юношу:
— В принципе не имеет значения, умеешь ли ты пользоваться щипцами или нет. Просто покажи, что ты знаешь, для чего они предназначены.
— Ну, это несложно. Любой может научиться этому нехитрому мастерству. — Анри вскинул руку, предупреждая возражения Максима. — Да, да, я знаю, что только разыгрываю из себя состоятельного человека, и стараюсь сделать так, чтобы мне поверили. — И он произнес противным гнусавым голосом, имитируя одного из старших конюхов герцогской конюшни: — «Ежели ты не умеешь расколоть панцирь омара щипцами, на что ты вообще годишься?»
