Парень, которого звали Егором, любезно согласился посмотреть на конечность Катерины. Она по — прежнему сидела в высокой траве, переместив свою пятую точку на мой рюкзак. Я нервно переминалась с ноги на ногу, следя за манипуляциями будущего светилы отечественной медицины, и обратила внимание на Катин взгляд. Моя подруга пристально рассматривала парня, и я увидела то, чего раньше ни разу не замечала: заинтересованность.
Лисьи глаза, вне зависимости от того, какой рядом находился мужчина, оставались равнодушными. Отец воспитывал Катю с мыслью, что сначала нужно реализовать себя в профессии — посвятить все время живописи, заслужить имя, стать узнаваемым художником с авторской манерой.
Вероятно, эта идея технично «вдалбливалась» в ее голову на протяжение всего детства и юности, так как моя подруга за 4 года нашего знакомства ни разу не была замечена в стремлении пообщаться с противоположным полом.
Хотя ей оказывали знаки внимания, но, нужно признать, в основном это были взрослые мужчины. Думаю, что парней (из нашей Академии) пугало и то, что она уже практически состоявшийся художник, и то, что она дочь ректора.
Егор прощупал лодыжку, и констатировал, что перелома нет, но, скорее всего, присутствует растяжение связок. Я несколько раз переспросила, не нужно ли сделать снимок? Парень потрогал (к удовольствию Катерины) ногу еще раз, и (к моему неудовольствию) сказал, что перелома точно нет. Катя молча рассматривала Егора, что было опять же нетипично для моей словоохотливой подруги.
— Где вас поселили? — спросил у меня парень, видимо, не надеясь на адекватность Катерины, которая плотно сжимала губы.
— У бабки Марьи. Знаешь, где ее дом? А то кажется, мы в другую сторону пошли.
— Нет, всё верно, — улыбнулся Егор. — Встаем! Осторожно, обопрись на мою руку.
Катя послушно выполнила указания, но, видимо, ноги затекли за час сидения в траве, и она неловко опустилась на колени.
— Идти я не смогу, — печально констатировала Катерина.
— Тут два варианта, — взяла я инициативу в свои руки. — Либо оставляем раненного воина на поле боя, в данном случае, эту очаровательную девушку на месте ее сражения с неровными дорогами вашего дырявого острова, либо… Ты понесешь ее на руках.
Последнее мое предложение было воспринято Катей как оскорбление.
Она сердито сверкнула глазами, и затараторила:
— Сурикова, ты с ума сошла? Какое «понесешь»? Я тяжелая! — она на секунду задумалась, а затем предложила свой вариант. — У бабки Марьи во дворе стоит тележка для дров. Может бьггь, за ней сходить, и…
Я не дала подруге закончить фразу и неприлично громко рассмеялась: просто представила, как мы катим ржавую тележку, в которой, на щепках и лоскутках березовый коры, восседает Катерина. Как ее ноги свисают с края тележки, и качаются в такт движению, когда мы с Егором вдвоем толкаем этот нехитрый транспорт по кривым тропинках острова. Егор тоже улыбался, но деликатно, видимо, умиляясь наивной вере рыжеволосой девушки в эту затею. Затем, недолго думая, подхватил Катерину на руки. Катька, которую никогда в жизни мужчина не поднимал, ойкнула и, наконец-то, ожила:
— Отпусти! Я тяжелая!
— Пф-ф, — присвистнул Егор, и не обращая внимания на ее слабые сопротивления, пошел. — Ногой не шевели.
Мне ничего не оставалось, кроме как подхватить проклятый трижды рюкзак и поплестись следом — меня-то никто на руки не подхватывает!
Бабка Марья сильно разволновалась, увидев «искалеченную девку»- пришлось оказывать помощь и ей. Я пошла закрыть ворота, а когда вернулась, увидела идиллическую картину: Катины ноги лежали на коленях
Егора, и он прижимал завернутую в полотенце замороженную курицу к ушибленному месту. Щечки подруги радовали глаз умильным румянцем. Хотя я не уверена, что парень видел в этом какой-то интимный подтекст — он обсуждал с бабкой Марьей ее повышенное давление и давнишний перелом лапки собаки Тузика.
После ухода Егора я специально пристально рассматривала Катю, и она знала, что это значит — спустя 5 минут она не выдержала, и громко сказала:
— Да, он мне понравился! И что?
— Я? Я ничего, — надуманно равнодушным тоном ответила я.
ГЛАВА 5
Посреди ночи я проснулась от страшных звуков. Спросонок казалось, что где-то включили на повтор бесконечный музыкальный ряд глухих вскриков. Я села, прижавшись спиной к холодной деревянной стене.
Пружины кровати печально скрипнули, я замерла, ожидая, что Катерина проснется — она всегда чутко спала. Но, видимо, сегодня ей снились новые для нее сны (с участием мужчины), и такой незначительный раздражитель, как старая пружина, не мог вытянуть ее из объятий Морфея. Окончательно проснувшись, я поняла, что эти страшные звуки не то иное, как ухание совы.
Я завалилась обратно на кровать, но уснуть так и не смогла. Крутилась на постели, заворачиваясь в одеяло, сбрасывая его, высовывая одну ногу и пряча ее обратно. Какое же это мучение: хотеть спать и не иметь возможности заснуть.
Я встала, закуталась в длинное драповое пальто бабы Марьи, и вышла на крыльцо. В городе я, со 100-процентной вероятностью, могла определить, сколько времени: засиживаясь до утра за мольбертом, я научилась понимать, какой сейчас час по предрассветному зареву. Но здесь мой навык оказался неприменим: город находился в окружении заводов, и круглогодично тонул в смоге, а Черный остров, живя посреди широкой речки, в отдалении от промышленного центра, являл собой чистый, нетронутый край. Было совершенно не понятно: сейчас глубокая ночь или мы уже движемся к рассвету?
Я вышла за ворота, и присела на лавочку под почтовым ящиком: когдато об был окрашен в цвет российского триколора, но сейчас заржавел, и лишь местами были видны куски белой, синей и красной красок. Было очевидно, что его давно не открывали. Сова продолжала кричать, и из-за положения острова, и его, пусть и условной, границы с сушей, невозможно было определить: где находится дурная птица? «Совы не то, чем кажутся», — мрачная фраза из сериала «Твин Пикс» невольно всплыла в моей памяти.
Со временем я привыкла к темноте, в которой тонул остров, и даже стала различать очертания: вон там, на пригорке, стоит здание школы, а в той стороне, совсем далеко, виднеются верхушки вековых сосен Черного бора (про него нам сегодня рассказал Егор), а если повернуть голову влево, то можно различить очертания наплывающего на берег плотного тумана— там расположен пологий спуск к реке и паром. Через полчаса ветер поменял направление, туман стал наползать на деревню, и стал слышен звук бьющихся о песчаный берег волн. Где-то снова заухала сова, на время затихшая, а сейчас будто бы потревоженная. Боковым зрением я заметила движение где-то справа, которое резко вспыхнуло на фоне статичного пейзажа. Резко повернулась, но никого не увидела: по-прежнему туман и слабые очертания изб в нем. Но буквально через секунду снова появилось что-то динамичное в окружающем меня ночном спокойствии: и теперь я четко видела силуэт человека, неспешно идущего по склону в сторону Черного бора. Прошлым утром я сквозь сон слышала звон церковных колоколов, но церковь находилась в другом конце острова, значит, это не звонарь. Чем дольше я присматривалась к фигуре, тем четче рассматривала очертания: высокий человек, несший что-то на плече. Что-то очень похожее на… Переносной мольберт! Это мольберт. Я даже концы треноги рассмотрела. Понятно, кто-то из наших вдохновился ночными видами и решил порисовать в одиночестве.
Я решила пойти за ним. Хотя бы не так одиноко будет. Да и, скорее всего, это Витька, мой одногруппник — фигура очень похожа.
За эти дни на острове я слишком остро ощутила одиночество, а ведь я практически забыла это чувство — после ухода из нашей семьи отца прошло много времени, душевные раны успели затянуться.
Оступаясь, иногда теряя узкую тропку, я медленно шла за фигурой, скрывающейся в темноте. Наконец, на обрыве, за которым и расположился сосновый бор, человек остановился, установив треногу в сырую после вчерашнего дождя землю. У него с собой был огромный чемодан с красками, походный стул и складной маленький столик («Хорошо вооружился», — с улыбкой подумала я). Но чем ближе я подходила, тем очевиднее становилось — я не знаю этого мужчину. Это не Витька-этот мужчина был выше. Потом я подумала, что это Сергей Геннадьевич, наш куратор, но этот мужчина был стройнее. «Еще не хватало мне знакомств. На краю Богом забытого острова. Ночью», — подумала я, и остановилась, прижавшись грудью к огромной в обхвате сосне.
