А племяшка-то у меня — молодец. Умеет в парнях разбираться. Вся в маму свою, похоже, пошла.
Зачет.
— Не волнуйтесь, я — дядя Лены Митрошкиной, знаете ее?
— Да, конечно, одноклассница Вени, — тут она спохватывается, — проходите, пожалуйста! А что случилось? Венечка ее провожать домой пошел…
Я захожу в крохотную прихожую, оглядываюсь профессионально цепко. Чистенько, бедненько.
— Я просто хотел бы вас попросить… Лена немного переживает разлуку с мамой, волнуется. Я ее встретил, все хорошо, Вениамин сейчас придет домой. Вы, пожалуйста, если она опять к вам в гости придет, дайте мне знать сразу. И ваш номер можно?
Она кивает, обмениваемся телефонами.
— Но я не понимаю… Венечка — хороший мальчик, и они просто дружат…
Святая ты простота…
— И впредь, я бы не хотел видеть Вениамина рядом со своей племянницей. Она сейчас очень уязвима, переживает. А ей надо учиться. И время на это тратить. А не на посиделки с вашим сыном в подъезде.
Придаю голосу профессиональной жесткости, женщина суровеет, поджимает губы.
— Венечка — хороший мальчик, — кидается она на защиту сына, — и он никогда ничего…
— Ну да, — я припоминаю наглую лапку на плече племяшки, — не сомневаюсь. Но настаиваю. У него, кажется, сложности небольшие?
Полного досье на парня у меня нет, но это нетрудно же.
— Он просто… Ошибся! И мы с отцом, и классный руководитель…
— Вот, к классному руководителю я тоже зайду завтра. Познакомлюсь. Как ее зовут?
— Вера Валентиновна Синицина…
О, как…
Интересно все больше и больше…
Как это до меня сразу не дошло?
Конечно, если они одноклассники с Ленкой, то и класснуха у них одна. Злючка зеленоглазая.
Прикольно.
Толкаю речь, призванную напугать и построить.
— Я думаю, что сейчас, когда такая сложная ситуация и в школе, и возраст тоже непростой, мы с вами, как близкие люди, родители, должны выступить единым фронтом… Вашему сыну надо учиться, исправлять оценки, моей племяннице надо возвращаться к спокойной жизни и не отвлекаться на… Посторонние вещи. Так всем лучше будет. И Лене, и Вениамину, с его неприятностями с полицией.
Женщина еще больше бледнеет, кивает сурово.
Я испытываю маленький укол совести, что так беззастенчиво нашел больную мозоль и качественно на нее надавил. Будет Венику сегодня веселье дома.
Но совесть колет всего одну секунду.
Мне нужна нормальная адекватная племяшка, трабблов и так хватает в жизни. И наличие под боком стремного Веника плохо скажется на управляемости Ленки. А потому его надо с горизонта убрать.
И завтра я обязательно поговорю об этом с их маленькой, сладкой классной руководительницей.
Прекрасный повод.
Прекрасный.
7. Поход дяди Коли в школу
— Ты как там, живая?
Я оглядываюсь назад, на племяшку, выражения лица которой, естественно, в шлеме не вижу.
Но, судя по тому, как маленькие пальчики не хотят разжиматься на моем животе, думаю, что она под впечатлением.
Раньше я ее на байке не катал, да и сейчас не стал бы. Малявка еще.
Но куда деваться?
Отправлять ее одну на такси, особенно, после истерики в подъезде, когда она ни в какую не желала покидать своего сопливого кавалера, а кавалер орал на меня матом до тех пор, пока его мать ремнем в квартиру не загнала… Ну, не вариант после такого на такси.
А оставлять своего элитного зверя в спальном районе — тоже так себе решение.
В итоге нацепил шлем, сразу приглушив звуки истерики, порадовался, что на уши перестало давить от ее крика, потом сел на байк, мотнул ей головой, указывая направление движения. Ленка постояла, подулась, а потом села, естественно.
Я и не сомневался. Все бабы одинаковые, что в тринадцать, что в пятьдесят. Любопытные, как кошки. И жадные до всего нового.
Уверен, будет потом одноклассницам о своих впечатлениях рассказывать. Еще и популярной девчонкой станет в классе.
И вот теперь, ссаживая ее с байка и снимая шлем, я готовился ко многому. Немалый процент в вероятностях занимало продолжение истерики.
Но племяшка удивляет.
Смотрит на меня глазищами своими. А они печальные-печальные. Как у котенка брошенного, бездомного.
И такая тоска меня берет! И опять злость на Вальку-дуру, и на себя самого, дебила толстокожего.
— Иди сюда, — вздыхаю, насильно утягиваю ее за плечики к себе.
Обнимаю.
Ленка тоскливо шморгает носом, и ощущается в моих руках ужасно маленькой. Я вспоминаю, как держал ее, еще мелкой засранкой, на коленях, позволяя играть пряжкой навороченного байкерского ремня и побрякушками на кожанке. И удивлялся: ну надо же! Маленькое что-то! Живое! Глазки смышленые, проказливые.
А потом она меня обдула, кажется…
Но это не точно.
Сейчас она сопливит мне футболку, горестно вздыхает, и передать эмоции, которые я при этом испытываю, нереально.
Хорошо, что все так закончилось.
Что она дома, что с ней все нормально. Относительно.
Это главное.
А со всем остальным — разберемся.
— Ты не думай ничего, Лен, — бормочу я, — мама тебя любит…
И тут же чувствую, что не вовремя ляпнул. И не то, что надо. Потому что мелкая спина под моими пальцами напрягается, а Ленка отпихивает, подныривает вниз и выворачивается из рук.
— Домой пошли, — командует таким тоном, что я… Подчиняюсь.
Ну не время сейчас устраивать психотерапию. Тем более, что я в ней не особо силен.
Не рыдает, и то хорошо.
Уже ночью, прислушиваясь к звукам из соседней комнаты, а то, мало ли, вдруг рыдать начнет, я решаю, что делать дальше.
Надо довести до логической точки ситуацию с Черным Веником, надо наладить отношения с племянницей, сделать так, чтоб доверяла, потому что еще один такой вечер — и половина седой головы мне обеспечена. А я как-то не готов к этому. Молодой еще.
Ну, и не последнее по значимости место в моих размышлениях занимает стратегия укладывания в койку зеленоглазой Злючки.
Ну не зря же она так часто попадается на моем пути?
Надо, наконец, решить вопрос.
Чтоб уже не мучиться.
Понятное дело, что за это время Злючка не стала менее напряжной. Понятное дело, что с ней, вроде как, нельзя по-простому, как мне привычно и удобно. Все мои выводы по ней — в силе по-прежнему.
Но даже такие тормозящие факторы не отменяют одного момента.
Я ее хочу.
Тупо хочу.
Вот такую.
Злючку, нахалку, праведницу и острую на язык зеленоглазую заразу. Хочу ее губы пухлые, ямочки на щеках и запах свежести от волос. Всю хочу. Хотя бы разок.
Плевать, что дальше.
Один раз живем.
Какого хера я должен себя ограничивать?
Примерно с таким настроем я на следующее утро плетусь в школу в свой обеденный перерыв.
По всем прикидкам, уроки должны уже закончиться, кажется, шестой как раз на половину первого приходится… Ну, если и нет, то похер. Подожду.
Утренний пистон от полкана я уже получил, прочувствовал и вдохновился, а потому, даже если и опоздаю с обеда, плевать. Парни прикроют.
Я им в красках рассказал про свой вчерашний забег с племяшкой, они, в основном женатые и имеющие своих мелких мучителей мужики, меня прекрасно поняли и поддержали. Все же нормальные люди у нас в отделе, хорошие. Если срочный будет выезд, то звякнут, я подскочу. А так, по бумажкам, заявителям и левой зачесавшейся полканьей пятке — отвоюют.
Проставлюсь потом, и все.
В школе тишина.
Правда, что ли, удачно попал?
Свечу корочками вахтеру, тот аккуратно записывает меня в журнал посещений, въедливо сверяет фотку на ксиве с моей физиономией.
Потом подсказывает, как найти Веру Валентиновну.
Иду по пустым коридорам, с удовольствием вдыхаю специфический запах школы. Он везде одинаковый и не изменился со времен, когда я был учеником. Так, наверно, пахнут знания.
Стучусь в кабинет, тут же дергаю ручку.
