Гарри сидел на полу, снова крепко обхватив себя руками, и мелко дрожал. Люциус опустился на одно колено, приподнял голову Гарри так, чтобы он смог заглянуть ему прямо в глаза и сказал:
- Сожалею, любовь моя, но я должен был это сделать.
- Уходи. Люциус, пожалуйста, просто уходи. По крайней мере, это ты для меня можешь сделать, раз больше мне не на что рассчитывать, - надломлено прошептал Гарри.
Люциус не смог сдержать дрожь, когда с губ Гарри сорвалось его имя. Как восхитительно. Он задавался вопросом, сможет ли он и дальше выносить холодное «мистер Малфой», когда снова придёт повидаться со своим котёнком.
Он нежно потёрся губами об израненные губы Гарри и молча вышел, но прежде он услышал как Гарри надтреснутый, но всё так же великолепный голосом, тихо запел:
He took all that I had that I could give
He didn't ask just took it piece by piece
He left me there sitting on the floor
With moonlight bathing me in waves of cold
I asked and pleaded begged and cried
He never stopped no matter what I tried
And though he's cruel and ruthless that I know
He was as loving and his touch as light as snow
It was so wrong and than it felt so right
It hurt and hurt a lot I lived and died
He pinned me to the bare wall
And tear after tear graced the floor *
* Лирика: Автор
Он взял всё, что у меня было, что я мог ему дать
Он не спрашивал, просто взял это, за частью часть
Он оставил меня здесь, сидящим на полу
В лунном свете, качающим меня на волнах холода
Я просил и умолял, уговаривал и рыдал
Он не останавливался, что бы я ни делал
И хотя он самый жестокий и безжалостный из всех, кого я знаю
Он был таким любящим, и его прикосновение словно свет, словно снег
Это было настолько неправильно и при этом так прекрасно
Это ранило, и ранило сильно. Я жил и умер
Он распял меня на голой стене
И слеза за слезой падала на пол
Люциус опёрся спиной о стену напротив двери и прошептал:
- Я вернусь к тебе, любовь моя, не переживай. Теперь ты мой.
Глава 4 Следующее утро, часть 1
Гарри не знал, как долго он пробыл там после всего произошедшего. Он лишь краем сознание отметил, как Снейп бросил палочку к его ногам и прорычал, чтобы он убирал свою никчёмную задницу из его подземелий. Но Гарри было абсолютно плевать на любые оскорбления в свой адрес. Это не имело теперь ни малейшего значения. Ничто не имело значения. Он даже не знал, сможет ли снова хоть что-нибудь когда-нибудь почувствовать. Гарри медленно брёл по коридорам, автоматически поворачивая налево или направо, слепо преодолевая лестницу за лестницей, ощущая себя абсолютно пустым внутри, словно наполненный воздухом шарик.
Это едва ли можно было назвать идеальным первым разом. Он никогда не был особо сентиментальным, но быть прикованным цепями за запястья к ледяной каменной стене по любому стояло последним номером в списке, наряду с личностью его сегодняшнего партнёра. Если бы всё зависело только от Гарри, он бы никогда не выбрал Люциуса Малфоя. По крайней мере, раньше он именно так и думал. Но сколько бы он ни прокручивал эти мысли в голове, раз за разом он приходил к одному и тому же выводу: все его желания и мечты теперь уже никогда не воплотятся в жизнь. Этот выбор, как и все другие в его жизни, судьба сделала за него сама.
Это был не его выбор - стать Избранным. Не его выбор, чтобы родителей убил сумасшедший, психически неуравновешенный, могущественный тёмный волшебник, помешанный на бессмертии. Не его выбор, что он выжил после проклятия, отделавшись лишь подаренным этим самым волшебником шрамом. Не его выбор - вступить с ним в противоборство уже в одиннадцатилетнем возрасте; и не его выбор, что ему было предназначено убить его. Но, во всяком случае, до сих пор он был полностью уверен, что теперь-то судьба наконец дала ему шанс самостоятельно выбирать свой собственный путь в жизни; самому найти того человека, которого он бы полюбил и кому хотел бы принадлежать. Самому выбрать, с кем, когда и как он хотел бы потерять невинность. Вместо этого его попросту раздели догола и походя поимели.
Эта мысль снова заставила слёзы навернуться на глазах, и он задохнулся от удивления. Он был уверен, что у него больше уже не осталось слёз. Но теперь, когда эти слёзы вновь потекли по его щекам, он почувствовал, что ему стало легче. Он не мог объяснить, почему на губах расплылась эта слабая мягкая улыбка. Но эти слёзы сделали его хоть немного, но счастливее; они заставили его понять, что, несмотря на то, что с ним сотворили, он всё ещё остаётся человеком. Он всё ещё может чувствовать боль, реагировать на неё, и может испытывать массу других эмоций, которые сейчас буквально переполняли его измученное тело. Он всё ещё был жив. И этот выбор, выбор, чтобы жить дальше, никто и никогда не смог бы у него отнять.
С этими мыслями он, даже не снимая одежды, забрался в свою кровать и задёрнул полог. Он чувствовал, что этой ночью ему явно будет не до сна. Гарри нужно было время, чтобы всё прочувствовать, обдумать и понять. Поскольку, даже не смотря на то, что он ненавидел Люциуса Малфоя за то, что тот с ним сделал, но вместе с тем он не мог и отрицать, что когда Люциус овладел им, пусть даже против его желания, он заставил его почувствовать себя абсолютно цельным, удивительно завершённым. И Гарри никак не мог понять: почему, испытывая вполне обоснованную ненависть к этому человеку, преступившему как людские законы, так и законы природы, он наравне с этим ощущает и какую-то странную благодарность. Он не мог понять, как человек, причинивший ему столько боли, может вызывать в нём подобные чувства. Впервые за всю его жизнь ему приходилось заняться самоанализом.
Он поудобнее устроился на подушках, сжался в комочек и принялся ждать утра, когда он сможет, не вызывая излишних подозрений у соседей по комнате, спокойно принять душ (хотя возможность как следует помыться в ванной выглядела более предпочтительной).
Его изнасиловал Люциус Малфой, он чувствовал себя больным и осквернённым, измученным и опустошенным; и при этом целым и словно рождённым заново… и благодарным, а уж это совершенно было лишено всякого смысла.
Он стал перебирать в памяти всё, что Люциус ему наговорил и чётко осознал, что никогда больше не хотел бы снова услышать этот голос. В то время как действия мужчины были иногда (Гарри фыркнул) откровенно жестокими и мучительно болезненными, его слова всегда звучали мягко и успокаивающе, словно он действительно верил в то, что говорил. И от этого произошедшее казалось ещё более непонятным.
Как один и тот же человек может быть в одно и тоже время таким жестоким и таким добрым, таким холодным и таким ласковым, таким беспощадным и таким сострадательным? Как он, Гарри, мог хоть на миг предположить, что Люциус не хотел сознательно причинить ему боль, жестоко оскорбить или унизить? Малфой всегда ненавидел его, он раздувал в своём сыне ненависть к нему, а сейчас он сделал с ним одну из самых непростительных вещей; и всё же у Гарри были некоторые сомнения относительно его истинных намерений. Пусть это казалось нелепым, но за всем произошедшим ему чётко виделась какая-то скрытая причина.
