– Кхм... я не помешал?
Вик отшатнулся от меня. Я, резко выдохнув, уставился на мелкое недоразумение. Парень стоял, облокотившись о косяк двери, скрестив свои тощие лапки на груди. Черная челка с красными перышками падала ему на глаза. Я застыл. Что делать в таких случаях? Когда твой... хм... соперник едва дотягивает макушкой до твоей груди и весит меньше раза в три? Вик, вдруг всхлипнув, истерично заржал. Сгибаясь в приступе нездоровой веселости, он, утирая слезы, сполз по стеночке на пол. Воззрившись на нас, он еще раз зашелся в истерическом смехе.
– Что ты ржешь? Блядь, какая же ты блядь, Вик! – парень негодовал. Подлетев к Вику, он отвесил ему звонкую оплеуху. Мелким ураганом пронесся мимо меня и, сорвав одежду с вешалки, вылетел из квартиры, со всей дури саданув дверью.
Я все так же в растерянности топтался рядом с заткнувшимся Виком. Он медленно поднял на меня глаза:
– Что?
Я недоуменно пожал плечами. Не понимая, чего от меня ждет Вик. Тот медленно поднялся, его трясло, он был в бешенстве.
– Пошел на хуй. Понял, Казанова? Решил меня облагодетельствовать своим вниманием?
– Вик... Я… – но договорить мне не дали. На Вика явно накатила истерика. И он шипел разозленной кошкой мне в лицо.
– Думаешь, я не знаю, что тебя сюда привело, Казанова? И что? Ты совсем не боишься, что завтра от тебя отвернутся твои дружки и родители и ты превратишься в парию для всех?
– Почему?
– Почему? Или ты рассчитываешь по-тихому потрахаться со мной и жить как живется? Хочешь удобно устроиться?
Я заткнулся. Да, я так и думал. Что тут возразить? Вик продолжал полузадушенно шипеть. Слова давались ему с трудом. Он буквально сочился болью и ненавистью.
– Не пойдет так, Казанова. Хочешь меня? Хочешь, вижу. Так вот, я тоже кое-чего хочу. Хочу не чувствовать себя блядью. Понял? Так что все потрахушки – только после знакомства с мамой и папой и близкими друзьями. Колечко купишь, приходи. Выметайся. Надоели. Как вы мне все надоели, ублюдки.
Он вытолкнул меня из квартиры и захлопнул дверь. Я как сомнамбула спустился вниз и присел на лавочку у подъезда. Охренеть. Познакомить с мамой-папой? Да меня тихонько прикопают на семейном кладбище за подобные новости. Согласен я отдать всю свою жизнь за сомнительное удовольствие быть с этой блондинистой истеричкой вместе? Да нихрена!
"Я все правильно решил. Все правильно", – вколачивал я в боксерскую грушу свою боль. Сцепив зубы, наносил ей удары. Не нужна мне эта блондинистая сволочь. Не нужна! Еще удар. Когда сил не осталось, я поплелся в душ. Стоя под струями, закрыв глаза, смывал с себя пот и усталость, только вот жуткую тоску по Вику смыть не удавалось. Я не видел его уже два месяца. Чтобы выкинуть этого светловолосого беса из сердца, снова занялся боксом, тренировки до изнеможения притупили тоску, даже помогали какое-то время. Но хватало их ненадолго. И все чаще по ночам, во снах я прижимал его к себе, зацеловывая послушные губы... Невыносимо! Задумавшись, я брел по улице, и ноги сами принесли меня в его двор. Развернуться и уйти, но я не могу оторвать взгляда от его окон.
– Какие люди? Зря караулишь. Вик уехал, – рядом неизвестно откуда материализовался мелкий.
– К...куда уехал?
– На практику на полгода. Переживешь?
Я молча рассматривал мелкого. Длинная челка все также закрывала глаза, но теперь пряди волос в ней были окрашены в синий цвет. Ветер сдул челку с глаз. И вся деланная нагловатая бравада вдруг утонула в больном взгляде парня. Он, досадливо дернув плечами, снова спрятал глаза за челкой.
– А ты переживешь? – я вытащил пачку сигарет и протянул парню. Тот, вытянув сигарету и прикурив, глубоко затянулся.
– А куда я денусь?
– Давно вы с ним... Встречаетесь?
– Не надо реверансов. Трахались иногда. Когда мне везло. А время значения не имеет.
– А Рыжая?
– Викуля? Официально она – его подруга. Не знает она о легком бирюзовом оттенке.
Полгода... Казалось, все идет в елочку с моими планами «забить на Вика». Но почему-то хочется выть. И глаза у меня такие же, как у мелкого. Больные.
Я бежал под грустный речитатив Басты. Он уверял меня в том, что время не лечит. Но это не так. Лечит. Может, и уходит на это лечение охуительно много времени и сил. Но оно лечит. Прошла весна, за ней лето, и вот осень разменяла уже второй месяц. И моя душа спокойна. Сердце не сжимается в невыносимой тоске. Сомнения и сожаления уже не грызут по ночам. Первые капли осеннего дождя холодными иголочками начинали покалывать кожу. Пора возвращаться с пробежки домой. Там контрастный душ и чашка кофе. И потом универ, надо заехать за Лелей. Моя девочка, почти невесомая фея, нежная и тихая.
Лелька выпорхнула почти сразу, как я подъехал во двор, мазнув меня по щеке невесомым поцелуем. Она знала, что целоваться я не очень люблю. Еле приткнув машину на парковке, мы пошли. Топать придется еще как минимум один квартал, ближе припарковать машину не получилось. Универ – это целый городок, состоящий из множества учебных корпусов, общежитий и зданий администрации. Он выходит на живописную набережную, и от него на другой берег перекинуто несколько пешеходных мостиков, украшенных изящной ковкой и стройными фонарями. Одно из красивейших мест нашего города. Мы с Лелей идем как раз через такой мостик, ее теплая ладошка доверчиво греется в моей руке. Я рассматриваю студентов с этюдниками, растянувшихся вдоль парапета моста. Студенты с архфака. Они часто писали натуру именно здесь. Я нашел взглядом мелкого и кивнул ему. Мы как-то сдружились с того памятного перекура. Тема о Вике больше не поднималась. Но когда рядом человек, который понимает тебя, это помогает. Очень. Челка мелкого, теперь с ярко зелеными прядками, все так же падала на глаза. Но сегодня мелкий не ответил мне приветственным жестом, а, закусив губу, отвернулся. Не понял. За мной какой-то косяк? Я, не выпуская ладошки девушки, направился в его сторону. Мелкий стал лихорадочно собирать вещи. Не обтирая использованные кисти, он сунул их в сумку и трясущимися руками закручивал тюбики с краской. Колпачки явно не поддавались, и один, выскользнув из непослушных пальцев хозяина, укатился в сторону. Мое недоумение росло. Да что это с ним? Я на автомате, проследив взглядом за сбежавшим колпачком, пошел его поднимать. Тот спокойно пристроился у чужих кроссовок. Подхватив колпачок пальцами, я разогнулся и оцепенел. Вик! Он с насмешливой миной наблюдал за этим представлением. Вик! Мое сердце, пропуская удары, болезненно сжалось. Вдруг сорвалось в бешеный галоп. Я жадным взглядом впился в лицо парня, отмечая, как он изменился. Черные волосы неровными рваными прядями обрамляли его бледное лицо. Яркая, как будто позолоченная красота ванильного мальчика сменилась резкой готической красотой аристократа. Как он изменился... Не изменилось только одно. Мне до безумия хотелось прикоснуться к нему. Время не лечит?
