И г-жа д’Ерми схватила за руки обеих подруг, сбежала с лестницы и вошла с ними в столовую, где граф уже дожидал их; Мари, увидев его, бросилась ему на шею. После обеда пошли гулять в сад — графиня с Клементиною, Мари с графом.
Первые разговаривали о нарядах.
— Добрый папа! — сказала Мари графу. — Простите меня; я была причиною ваших слез.
— Кто тебе сказал это?
— Мамаша.
— Очень нужно было ей говорить; я хотел, чтобы ты не знала впечатления, произведенного на меня твоей игрой, потому что, как эгоист, я хотел наслаждаться, но без твоего ведома; я хотел бы тебя слушать еще, притаясь где-нибудь в уголке, а теперь мне уже нельзя будет этого сделать; если ты когда-нибудь и войдешь в капеллу, то будешь думать, что и я там.
— Что ж, разве я хуже буду играть?
— Ангел! — сказал граф, целуя дочь. — А когда же ты доставишь мне это удовольствие?
— Не знаю, сегодня мне было так страшно…
— Тебе было страшно?
— Да; когда смеркалось, когда стихли звуки, наконец, когда мы остались одни, посреди этой тишины — я не смела даже пошевелиться.
— На будущее время тебе нечего будет бояться, я буду с тобою.
— Конечно, нечего!
— И ты будешь играть?
— Сколько вам угодно.
— Чем же я отблагодарю тебя за это?
— Лишним поцелуем — и тогда я останусь еще у вас в долгу.
— Милое дитя, должно быть, я сделал какое-нибудь добро, которого и сам не знаю, что Бог послал мне в тебе своего ангела.
— Вы любите меня, папа, и этого слишком довольно, чтобы Бог оставил меня вам, к тому же не я, а вы даете мне счастье, о котором вы говорите, и потому-то мне нужно благодарить Бога.
— Так ты будешь думать обо мне до той минуты, пока не станешь молиться за другого…
— А за кого же стану я молиться, как не за вас и за матушку?
— За мужа.
— За мужа!
— Конечно, ведь нужно же будет тебе выйти замуж и расстаться с нами.
— Быть может! Пока я об этом не думала; но разве обязательно я должна выйти замуж? Мне не хотелось бы расставаться с вами.
— Это невозможно, милое дитя! Чувства изменяются — таков закон природы. Любовь твоя к нам скоро будет для тебя недостаточна, а когда нас не будет, нужно же, чтоб оставался кто-нибудь, на кого бы ты могла обратить это чувство, и чтобы живое существо утешило тебя в этой потере.
— Что вы это говорите, папа!
— Истину, дитя мое! Нужно, чтоб и ты была для других тем же, чем и твоя мать — для тебя. Бог по благости своей допустил, что в сердце человека потухающее чувство заменяется другим, которое и ожидает только совершенного уничтожения первого, чтобы занять все его место; и ты сама увидишь впоследствии, что своих детей ты будешь любить сильнее, чем любишь нас. Я сам потерял мать, хотя грустил и плакал о ней, но в то же время утешался мыслию о тебе; и так надежда всегда заменяет воспоминание, а колыбель — могилу.
— Вы не правы, папа, — возразила молодая девушка, увлеченная против воли к откровенности, — потому что, оставаясь одна в пансионе, я часто думала о многом, что может составить мое счастье или горе: возможность счастья я видела только в нашей взаимной любви, а горе — в ее исчезновении, с тех пор я не изменила своих мыслей. И даже сегодня, будучи в церкви — все призраки, являвшиеся предо мною, все мысли, рождающиеся в душе, — были вы и матушка; моя последняя молитва, когда я засыпаю, моя первая мысль, когда встаю, — вы. О нет, папа! — продолжала она, обнимая отца. — Я одного прошу у Бога, это — не разлучаться с вами.
— Хорошо, но выслушай меня. Быть может, ты всегда будешь так думать, за что ручается твое доброе, твое чистое сердце; но если когда-нибудь изменится твой образ мыслей, то не скрывай их от меня в силу ложного стыда, не думай, что, любя нас, ты не должна никого любить, а в особенности — не говорить об этом мне. Если в свете, в котором ты должна явиться и которого тревоги и обольщения тебе неизвестны, тебе покажется, что ты встретила человека, от которого может зависеть твое счастье, ты мне скажешь об этом, ты мне укажешь этого человека, и, если я найду его достойным, чтобы вверить ему мое благо, мое сокровище, — ты будешь счастлива. Знай, что Бог, создавая душу, создает в то же время и другую, родственную ей; он разделяет их и удаляет иногда одну от другой на бесконечные пространства, но случай, как говорят люди, или провидение, как следует думать, сближает их, и они узнают друг друга по каким-то тайным, но понятным для них признакам, и, родясь в одном и том же отечестве, они вернутся в него вместе; в этом заключается воля Творца, противиться ей — значит, не только желать себе несчастья, но делаться преступником; и потому все, что я прошу у тебя, дитя мое, это откровенности; сделай меня единственным поверенным твоих волнений, потому что никто более меня не может заботиться о твоем счастье. Ты видишь, я говорю с тобой как друг; я знаю, сердце женщины развивается ранее нашего, и все, что я ни скажу тебе, должно сберечь для тебя покой в будущем; затем, если мы перейдем к материальным отношениям в жизни, ты рождена для счастья: ты молода, прекрасна, богата и носишь имя, которое может быть слито с самыми славными происхождениями. Итак, милая Мари, воля твоя, без сомнения, будет волею провидения, а следовательно, и моею; а между тем, оставайся возможно долее с нами и не забывай того счастья, которое ты дала мне сегодня и которое ты можешь дать мне в будущем.
Граф поцеловал свою дочь, которую его слова погрузили в глубокую задумчивость; они прошлись еще немного, но наступающий холод ночи заставил их уйти из сада. Графиня и Клементина вошли вслед за ними; девушки простились и отправились в свои комнаты.
— А мы говорили с графиней о нарядах; ах, сколько у нее вкуса, — сказала Клементина и принялась передавать Мари свой разговор.
Мари рассеянно слушала болтовню своей подруги и думала об отце; вошла Марианна, чтобы помочь им улечься.
— Спасибо, добрая Марианна, — сказала Мари, — сегодня мы обойдемся без тебя. Вы говорили о тряпках, — продолжала Мари, обращаясь к Клементине, когда Марианна вышла, — мы о будущем, если ты находишь, что моя мать женщина со вкусом, то я убедилась, что в груди моего отца бьется теплое сердце.
— В таком случае оба они владеют всем, что нужно для твоего счастья, — заметила Клементина, — и если ты не будешь счастлива — то потому только, что сама не захочешь.
Барон де Бэ оставался в Париже. Читатели помнят об условии, что он приедет к графу двумя или тремя днями позже; эта временная разлука была тяжела для барона, и в том, что составляет развлечение других, он напрасно старался найти утешение в своем одиночестве. Он пошел в клуб, где ему было гораздо скучнее, чем дома; оттуда в 9 часов он отправился в оперу, давали «Жидовку»; зала театра была полна, так что барон не мог найти ни одного места; это принудило его осмотреть все ложи, чтобы хотя где-нибудь приютиться; как нарочно, лица, занимавшие их, были ему незнакомы; он решился уже отправиться домой, как вдруг заметил в одной из лож бенуара знакомую личность.
— А, — вскричал барон, — этого-то мне и нужно!
— Это вы? — сказал занимавший ложу вошедшему барону.
— Как видите, любезный Эмануил, — отвечал барон, протягивая руки своему другу, — я хочу попросить у вас гостеприимства, но каким образом вы, человек строгой жизни, попали в оперу?..
— Я вовсе и не намеревался быть здесь, — отвечал Эмануил, — вам известен мой образ жизни, и подобная идея никогда бы не пришла мне в голову; не заключайте, впрочем, чтоб я пренебрегал музыкой и литературой — отнюдь нет! Но так как целые дни я занят, то предпочитаю вечера посвящать отдохновению или занятиям, когда еще чувствую себя в силах; сегодня же, — продолжал Эмануил, — сегодня я посвятил таинственности.
— Что вы хотите этим сказать?
— Сегодня утром я получил записку, на которую сначала не обратил внимания, но потом, от нечего делать, я последовал совету, выраженному следующим образом: «Отправляйтесь сегодня слушать «Жидовку»; ее прелестные мотивы вас успокоят, и, кроме того, в зале театра отыщется некто, кому приятно будет вас видеть».
— Каков был почерк письма?
— Мелкий и легкий, очевидно, почерк женщины.
— Что ж — счастливый случай…
— Которым я не могу и не хочу пользоваться: во-первых, я не верю счастливым случайностям, а во во-вторых, — я уезжаю в Л., в расстоянии одной мили от Поату.
— И я еду к графу д’Ерми, хотите отправиться со мною?
— Охотно; граф мой сосед по имению — его замок в расстоянии мили от моего дома.
— Вот вам случай познакомиться, и я думаю, что вы не раскаетесь, воспользовавшись им.
— Предупреждаю вас, я еду туда, чтобы трудиться.
— Ведь вы будете же охотиться, хоть изредка?
— Может быть.
— Так я вас приглашаю от имени графа к нему на охоту.
