Когда тарелки были убраны со стола, Люсинда ушла к своим друзьям, а остальные члены семьи расселись в гостиной напротив огня. Кто-то читал, кто-то разговаривал… У камина было тепло и уютно, на полочке лежали высушенные тыквы и кукурузные початки, принесенные из сада. Пламя камина освещало лица, и Мэг стало казаться, что в этой семье все по-прежнему и ничего плохого не произошло. Но потом она почувствовала, что Этан смотрит на нее, и настроение у нее испортилось.
Около десяти часов, только после того, как Мэг пообещала прочитать им на ночь еще один рассказ, Брук и Фиби наконец-то пошли наверх, в спальню. Вслед за ними Ларк понесла наверх Ферн, напевая ей колыбельную. Хотя у каждой девочки была отдельная кроватка, Брук и Фиби улеглись на одной, чтобы послушать сказку «Сонная долина». Это была длинная история, и Мэг успела забыть, какая она страшная. Вместо того чтобы усыпить девочек, рассказ заставлял их бодрствовать. Когда сказка закончилась, Мэг пришлось объяснить Фиби, что все это выдумки и всадник без головы не приедет по разбитой дороге, чтобы схватить ее. Потом, чтобы их успокоить, она прочитала им свою любимую сказку «Ночная Луна». Дважды.
— Я и забыла, до чего же страшными бывают детские сказки, — сказала Мэг, когда вернулась в гостиную. Огонь уже превратился в угли. Ларк и Этан разговаривали, сидя на диване. По тому, как они сидели, и по тону их голосов Мэг поняла, что помешала очень важному разговору.
— Они тебе не надоели? — спросила Ларк, выглядывая из-за плеча Этана. Сам он не повернулся, внимательно глядя на затухающий огонь. — Мы уже и сами собирались идти спать.
— Я тоже, — сказала Мэг. Обычно, когда девчонки засыпали, они подолгу сидели втроем и болтали о жизни. Так приятно было общаться свободно и непринужденно! Этан все испортил. Хотя было немного непривычно ложиться в постель так рано, Мэг была этому рада. Она поняла, что они ждут ее ухода, чтобы продолжить разговор. — Тогда я пойду, — сказала Мэг, разворачиваясь и поднимаясь по ступенькам.
— Увидимся утром, дорогая, — сказала Ларк ей вслед.
— Спокойной ночи, — добавил Этан, не поворачиваясь.
Во всем мире не было такого места, где бы Мэг спала лучше, чем в доме сестры. Даже в собственной квартире ей не было так комфортно. Она всегда занимала спальню для гостей на втором этаже, окна которой выходили в сад, а внизу можно было разглядеть реку. Обычно она приоткрывала одно из трех больших окон. Белые шторы колыхались на ветру, а Мэг лежала на кровати и, засыпая, слушала шум реки.
Но сегодня все было по-другому. Температура резко понизилась, и в спальне было холодно. Мэг закрыла окна и достала из шкафа теплое одеяло. Но под одеялом ей стало очень жарко. Комната наполнилась лунным светом. Снова разболелся локоть, и она еле-еле нашла положение, при котором ссадина перестала ныть. В доме были слышны гул и скрип. Стоило ей задремать, как тишину нарушал какой-то звук — завывание ветра или ружейный выстрел, — и она просыпалась. Иногда среди ночи ей казалось, что кто-то тихо стучит в дверь. Мэг лежала на кровати, вся напряженная, сквозь темноту уставившись на дверь. Но она не открывалась. Наконец стук прекратился, и было слышно, как под чьими-то шагами скрипит пол. А, может, это скрипели брусья? Каким-то чудом Мэг все-таки уснула. И видела странные сны. В одном из них всадник без головы мчался по дороге лунной ночью…
«…Слава во веки веков. Аминь». Глубокий голос Франсин Верлинг звучал тихо и спокойно. Хотя Мэг казалось, что манеры Франсин были наигранно феминистскими, она все же уважала пастора ред-риверской приходской церкви. Уже пятнадцать лет Франсин проповедовала для двухсот человек. Мэг считала ее неутомимым работником, воплощением либерализма, правильности и ответственности перед обществом. Проработав помощником пастора в Вермуте, она приехала в Ред-ривер с двухлетним сыном, без мужа, и не отвечала на вопросы об отце ее ребенка ни по приезде, ни по прошествии многих лет.
Мэт совсем не был похож на мать. Он был высоким и тощим, лицо его было покрыто пятнами. Волосы у него всегда были грязные, и он завязывал их в хвост. Франсин тоже была высокой, у нее были пышные волосы, преждевременно поседевшие. Она была полноватой, а Мэт, напротив, очень худым. Выражение лица Франсин всегда было доброжелательным и открытым, но Мэг эта открытость казалась наигранной. Глаза Мэта сквозь очки без оправы обычно смотрели сердито. Он выглядел так, будто всю жизнь провел взаперти, хотя это так и было — дни напролет он сидел у компьютера, проводя свою жизнь в Интернете. Виртуальный мир казался ему куда интереснее реального. Мэт редко выходил на улицу без своего ноутбука. Он приехал на ужин вместе с матерью, неся компьютер подмышкой, сел на подоконнике как можно дальше от всех и целый час играл в игры.
Как и во всех маленьких городках, жители Ред-ривера очень любили посплетничать. О Франсин и Мэте слухи ходили годами. Был ли он незаконнорожденным? Была ли она лесбиянкой, а он родился из пробирки? Кто был его отец, и почему Франсин наотрез отказывалась говорить об этом? Кто-то даже связался с церковью в Вермуте, где она работала раньше, но Франсин приехала туда из Нью-Хемпшира с шестимесячным Мэтом, поэтому в Вермуте знали так же мало, как и в Ред-ривере. Без сомнения, Франсин была прекрасным лидером и духовным наставником. Поэтому общественность городка позволила ей сохранить свою тайну. История о загадочном треугольнике — Франсин, Мэте и его отце — навсегда осталась одной из самых любимых тем для пересудов. Но большей популярностью, несомненно, пользовались выходки Люсинды Мак-Гован.
«Спасибо, Франсин», — сказал Этан официальным тоном. Он сидел во главе стола, перед ним лежали огромные жаренные куры, которых предстояло разрезать. Франсин, сидевшая слева от него, холодно кивнула. Хотя между ними не было открытой враждебности, Мэг давно заметила, что они не были друзьями. И она догадывалась, почему. Она видела, как относился Этан к странной дружбе своей жены с Франсин. У них было много общего — всем сердцем преданные любимому делу, они участвовали в любом мало-мальски значительном мероприятии, будь то заседание молодежного фонда по вопросам защиты окружающей среды, собрание женской организации или местного филиала нью-йоркского демократического клуба. Словом, Ларк виделась с Франсин Верлинг чаще, чем со своим мужем.
Мэг подозревала, что если бы их отношения увенчались только дружбой, Этан даже поощрял бы это общение. Но Франсин стала для Ларк кем-то вроде духовного наставника. Они часами беседовали, вместе организовали женский читательский клуб, на заседаниях которого изучали и обсуждали книги о духовном мире человека и вселенском единстве. Почти каждый день они созванивались и обменивались впечатлениями. Этан всегда подшучивал над Ларк из-за ее неукротимой тяги к самопознанию и просвещению. За эти годы она изучила почти все философские течения, которые по-своему трактовали место человека во вселенной — восточную философию, суфизм, недавно возникшее течение «Новая эра». Во Франсин Ларк наконец-то нашла родную душу, искателя, что особенно раздражало Этана, отъявленного агностика.
Франсин, конечно же, чувствовала, как к ней относится Этан, но она и сама его недолюбливала. В отличие от Ларк и девчонок, Этан никогда не ходил в церковь и не принимал участия в общественной жизни города, игнорируя пикники, на которых жарили кур, ярмарки, на которых продавалась выпечка, танцевальные вечера. Однажды Ларк и Франсин уговорили Этана дать лекцию об искусстве выдувания стекла в подвале церкви, но он оперировал абстрактными понятиями и говорил так долго, что те двадцать человек, которые пришли его послушать в тот вечер, ушли еще более озадаченные, чем пришли. Со слов Ларк Мэг узнала, что Франсин считает Этана бестолковым человеком, который не умеет ставить перед собой конкретные цели. В любом случае рассказать о своей работе его больше не просили.
Помимо Франсин и Мэта на праздничный ужин были приглашены Эйб, который позвонил заранее, сообщил, что опаздывает, и попросил начинать без него, Жанин и Клинт Лидберги.
Жанин сидела между Франсин и Этаном. Довольно крупная блондинка с умным лицом, она могла бы сойти за жену первого переселенца — женщину, которая запросто смогла бы управлять крытым конным фургоном, несущимся по жарким равнинам. Хотя ей было за сорок, и «мощная» фигура не позволяла назвать ее красавицей, тем не менее кожа у Жанин была нежной и прозрачной, глаза — светло-голубыми, а зубы очень маленькими и белыми. Когда она улыбалась, на ее щеках появлялись ямочки. Она носила одежду, которая совсем не подходила ей по возрасту. Вот и в тот вечер на ней была кофточка в цветочек с пышными рукавами, украшенная тесьмой. Хотя Жанин и была доброй (а может, именно поэтому), Мэг она раздражала. Жанин, казалось, не замечала, что Этан и Ларк пользуются ее безотказностью: она мыла посуду, ждала телефонного звонка, если надо, сидела с Ферн в то время, как другие занимались своими делами. Конечно, Мэг напоминала себе, что Жанин и Клинт хорошо устроились, ведь в доме они были и друзья, и работники.
