Лично я считаю их обоих жутко жуткими.
За победу учеников в велогонках К. в качестве приза получил штангу и стал заниматься с нею, чтобы накачать мускулы. А на этой неделе одиннадцать ребят пришли в спортзал посоревноваться с ним в поднятии тяжестей. Включая и Старосту, который, между прочим, почти догнал К. в росте и силе. Я на них смотрела и тайком хихикала — они так серьезно к этому относились! Может, и мне присоединиться?
Пора заканчивать, уже поздно, К. вернулся.
Целую.
Р.S. К. просил прислать рецепт твоего пирога с вишнями и овсяных пирожных. Я догадываюсь, кто из нас двоих будет все это печь…
* * *
На жар духовки, к счастью, пожарная сирена не реагировала. Я не сразу освоила мамин рецепт, но когда пирожные наконец стали получаться, мой муж был бессилен перед ними устоять. Вернувшись домой из своего кабинета или после обхода детских спален, он завел привычку укладываться в постель с пирожным и чашкой горячего шоколада, что вовсе не входило в мои планы. На сладенькое в постели я хотела предлагать ему только себя.
— Уж и не знаю, что мне нравится больше, секс с тобой или твои пирожные, — чавкал он, набив рот сочащимся сиропом овсяным бисквитом. Потом, пристроив ночной перекус на тумбочку, сбрасывал халат и открывал последний номер «Крикета». — Если завтра Староста возьмет сотню, — а он в такой форме, что запросто сможет, — у него будет высший средний показатель по стране, — размышлял как-то раз вслух мой муж, листая библию любителей крикета.
— Здорово. Он мне нравится.
Проблема была в том, что Староста мне уж очень нравился. Я бы сказала, чересчур. Ради того, чтобы полюбоваться на него в традиционной белоснежной форме, я просиживала каждый выходной на скамье у края крикетной площадки, а в последнее время его образ стал всплывать у меня перед глазами когда и где угодно.
Пока Учитель изучал журнал, я гладила его плечи, расстегнула пижаму — и выбросила из головы мысли о Старосте. Прошлась ладонью по груди Учителя, по животу и, когда он перевернул страницу, придвинулась поближе. А он дожевал остатки пирожного, закрыл журнал и выключил лампу у кровати.
— Баю-баюшки, милая.
Я-то предвкушала любовь, а мой муж предвкушал здоровый крепкий сон. Обманутые надежды не давали мне заснуть, и я выбралась из постели. Завернувшись в шаль, сидела в темноте на каменной ступени лестницы и смотрела в окно, пока с крыши внизу до меня не донеслись шарканье и сдавленные голоса.
— Они уже десять минут в кровати!
— Наверняка уже этим занимаются. Пойдем!
Осторожно выглянув в окно, я увидела ползущую по крыше «ящерицу» из пяти подростков в наброшенных поверх пижам зимних пальто. Один из мальчишек задышал часто, словно в оргазме, вызвав приступ хихиканья у дружков, а второй, в очках, — буквально вчера я помогала ему с уроками — на цыпочках подкрался к окну и приник к щели между шторами.
— Ну, что там? — прошипели ему в спину.
За шторами вспыхнул свет.
— Мама родная!
— Что?! Занимаются этим при свете?
— Он читает.
— А она?
— Ее там нет!
Лазутчики шмыгнули по крыше обратно. Зрелище читающего в постели педагога не стоило того наказания, что ждало их в случае поимки на месте преступления. На следующий день я разорилась на две портьеры из тяжелой парчи, напомнившие о пологе над кроватью в шикарном отеле, о нашей брачной ночи, о более пылких временах. До конца семестра окно оставалось зашторенным.
Моя замужняя жизнь возбуждала любопытство не одних только мальчишек. Я не раз замечала тени, маячившие по другую сторону пожарного выхода, и не сомневалась, что Эрик с Хельгой собирают улики против Учителя, чтобы оправдать его увольнение. Он был так популярен среди ребят, что эта парочка опасалась внутрипансионного переворота и захвата власти с его стороны. Учитель и не мыслил ни о чем подобном, вменить ему в вину было нечего, и их взоры обратились на меня. Я была более легкой мишенью.
Однажды утром Эрик прервал наш завтрак, срочно вызвав моего мужа на ковер. До зава дошли сведения, что средние классы коллективно мастурбируют по ночам, пока один из подростков расписывает свои эротические фантазии, главной героиней которых не повезло стать мне.
Мой Учитель резонно возразил, что я не в ответе за эти выходки.
— Мальчишки — они и есть мальчишки, — сказал он.
Но Эрик уже начал охоту на ведьм.
— Экономка жалуется, что простыни все в сперме. Мы обязаны положить этому конец, чтобы не выпустить ситуацию из рук.
Собственно, единственным выходом как раз было «выпустить из рук», да только не во власти Эрика — разве что он сковал бы всех наручниками. Тогда-то я со всей четкостью и поняла, что за неимением иного объекта линчевания Эрик обрушится на меня.
В ближайшую субботу мой муж дежурил по пансиону, и мы, как всегда, играли у него в кабинете в карты с мальчишками. Кое-кто из них участвовал в ночной эротической вылазке на крыше, но я закрыла на этот факт глаза. Мы развлекались на славу, и вечер ничем не отличался от любого другого субботнего, пока на пороге, в одинаковых халатах, не объявились Эрик с Хельгой.
— Все вон! — взвизгнул Эрик, врываясь в кабинет. — По постелям!
Мальчишек как ветром сдуло.
— Нушно покофорить! — рявкнула Хельга и потащила меня за собой в медпункт. — Малшики ис-са фас сепя исфотят ф постельях. Этто просто неприлишно. Я фидела, как фы трокали фолосы Питера, — сказала она, намекая на мою дружбу с одним из старшеклассников. — Он ф фас флюплен, фы расфе не фитите, клюпая тефчонка?! Они фсе флюпбены, фсе как отин! Мне на фас смотреть протифно.
Пока я сносила нападки Хельги, Эрик инструктировал Учителя относительно новых правил пансиона. Они с Хельгой постановили, что ради приличия и здоровья школьников мне отныне закрыт доступ в определенные помещения «Соун-Хаус». Начиная с этого вечера мне запрещено посещать бассейн и спортзал. Носить на территории пансиона купальник в любое время, кроме каникул, и загорать на крыше — запрещено. Появляться на этаже старшеклассников и заходить к ним в спальни, «независимо от причин», — запрещено. Ходить по «Соун-Хаус» босиком — запрещено. Кондитерскую немедленно закрыть. Пользоваться школьной столовой исключительно по воскресеньям (видимо, в связи с тем, что я буду одета для церковной службы, а у мальчиков мозги просветлеют от встречи с Господом).
— Да они весь пансион запретной зоной объявили. Что ж мне-то остается? — пожаловалась я мужу уже перед сном, прильнув к нему в постели.
— Мой кабинет. Наша квартира.
— И все?
— Похоже на то. Но мы ведь здесь не на всю жизнь… Ну а пока гляди в оба, — ответил он, целуя меня в макушку.
Мне так хотелось услышать от Учителя слова поддержки. А это «гляди в оба» лишь родило чувство вины. Невозмутимое согласие моего мужа с новыми правилами Эрика превратило меня в парию эффективнее, чем сами правила.
* * *
Дорогая мамочка,
Пожалуйста, прости за долгое молчание. Как правило, стоит мне взяться за письмо — тут же прилетает кто-нибудь из ребят. Сегодня этого не случилось впервые за пять недель — только потому, что начались каникулы. Мальчишки разъехались по домам, и я, конечно, уже скучаю без них.
Вчера вечером присоединилась к К. во время прощального обхода, бросив вызов Эрику с его запретами. Ребята были в кроватях, засыпали себе тихонько. Один из наших индийцев напевал молитвы перед изображением индийского бога Ганеша. Уму непостижимо, что этот же парнишка был среди тех, кто заглядывал к нам в спальню. В спальне младших кто-то сказал: «Трабшо хочет поцелуйчик на ночь, мисс!» Этого Трабшо, беднягу, совсем заклевали; уверена, потому у него и постель каждое утро мокрая. А я взяла и поцеловала самого крикуна. Он язык и прикусил.
К. совершенно измотан, но на каникулах каждый день тренирует теннисистов, чтобы подкопить немного денег. Говорит, хочет уволиться из пансиона — чем раньше, тем лучше.
Завтра снова на работу, а там одно и то же. Нудная и утомительная рутина.
Я очень скучаю по тебе и моей дорогой сестричке. Как она там? Сто лет от нее ничего не слышала.
Целую.
* * *
На следующей неделе я получила письмо от сестры с известием о том, что она ушла от своего заклинателя змей и подала на развод.
Выходит, браки заключаются не навечно.
Вопреки представлениям, которые мне внушали с детства, брак оказался далеко не нирваной. Не так уж долго мы прожили вместе, а я уже стала для мужа скорее любимым учеником, чем юной женой. Эрик и Хельга видели во мне порочную искусительницу, проникшую внутрь Крепости Гормонов, зато мой собственный муж будто ослеп. Я мечтала о свободе и дальних странах, но при двух неделях оплачиваемого отпуска далеко не уедешь.
