— Я всегда думал, что женщинам нравится проводить время в доме, у очага. Если тебе скучно, шей одежду для нашего сына. Летом она ему понадобится.
Тошан пригладил волосы и собрал их на затылке. Эрмин все так же плакала. Муж не сказал ни слова в свое оправдание, когда она заявила, что он ее разлюбил.
— Значит, наша история любви закончилась? — с рыданием спросила она.
— Эрмин! Не говори глупостей! Я женился на тебе, потому что любил тебя. Ты — моя жена и останешься ею до моей смерти. Конечно, я тебя люблю! — сказал он.
Она выглядела такой жалкой с покрасневшими веками и дрожащими губами, что он встал перед ней на колени и взял в свои большие теплые ладони ее лицо.
— Девочка моя! Я-то был уверен, что ты счастлива, живя с матерью, Бетти и Шарлоттой! Тала не жалуется, когда я ухожу из дома на многие месяцы. У нее остаются родственники — сестры, племянницы!
— Я вышла замуж, чтобы жить со своим мужем! — ответила на это Эрмин. — Но, похоже, мне это вряд ли удастся.
Она бросилась к нему на шею. Пальцы Тошана, лаская, пробежали по спине супруги, потом коснулись ее налитых молоком грудей, все такой же тонкой талии.
— На тебе очень красивое платье, — заметил он. — Может, чересчур облегающее… Под ним угадывается твое тело.
— Оно из ангорской шерсти, — сказала Эрмин. — Мама его больше не носит. В нем тепло, и цвет мне к лицу.
Он поцеловал одну из ее округлых грудей, обтянутых белым вязаным полотном.
— Это платье цвета снега, — пробормотал он. — Что, если мы полежим немного под одеялом?
— Сейчас? Уже пора спускаться к обеду. Я только что слышала голос мамы, они уже вернулись. Я пригласила к нам Симона, старшего из сыновей Маруа. Он очень хочет с тобой познакомиться. Мирей все утро готовила. На обед она подаст куриное фрикасе под белым соусом с картошкой и гороховый суп со сливками. А на десерт — пудинг с изюмом.
— Я, конечно, голоден, но охотнее всего начал бы с тебя! — не сдавался Тошан, осыпая легкими поцелуями ее шею.
— Позже, когда приляжем отдохнуть после обеда! — пообещала она, успокоенная, радостная оттого, что он рядом. — Но скажи мне, как ты умудрился пораниться? Или тебя ударили ножом? Те парни, которые украли твоих собак, они были пьяны? Расскажи мне все!
— Черт бы их побрал! Это была всего лишь гадкая шутка. Они спрятали моих псов в ангаре. Я поранился не в драке, а по дороге обратно в Валь-Жальбер. Я слишком торопился. Решил срезать путь, и, когда ехал через лес, ветка вспорола мне плечо через куртку. Но это ничего. А собак я не распряг, потому что спешил увидеть тебя. Пойду отпущу их, а уже потом сяду за стол.
«Потому что спешил увидеть тебя!» Волна счастья накрыла Эрмин, на душе у нее стало легко и радостно. Она почти жалела о том, что устроила званый обед, потому что из-за него они не могли остаться наедине прямо сейчас. Супруги обменялись долгим страстным поцелуем — обещанием любовной схватки, в которой они, задыхающиеся и дрожащие от желания, сойдутся, вне всякого сомнения, еще задолго до наступления ночи.
* * *
За обеденным столом царило оживление. Все присутствующие пребывали в прекрасном расположении духа. Тошан и Симон сразу прониклись друг к другу симпатией. Разделявшая их разница в пять лет не мешала им шутить на одни и те же темы. Они с удовольствием сравнивали свои нынешние занятия и посмеивались над начальниками.
Ханс с улыбкой внимал их диалогу, отдавая должное своей порции куриного фрикасе. Лора ела без аппетита, но старалась быть как можно внимательнее к старшему сыну Бетти и Жозефа. Симон был неплохо воспитанным, приятным во всех отношениях юношей, к тому же он привез ей новости из Монреаля, от управляющего заводом, и не упустил случая еще раз поблагодарить за то, что получил работу в таком хорошем месте.
— Я кое-что откладываю, и это благодаря вам, мадам Лора. Я рад, что Арман тоже подрабатывает. С вашей стороны это очень великодушно — взять его к себе на службу.
Эрмин лучилась радостью. Сидя между матерью и мужем, она наслаждалась теплой семейной атмосферой. Тошан своими поцелуями развеял ее гнев и страхи. Она любовалась великолепной посудой с золотыми каемками, хрустальными бокалами, блюдами, наполненными аппетитной едой. Эмоции, отражавшиеся на личике Шарлотты, которая смотрела на все с таким восхищением, приводили Эрмин в восторг.
«Я заблуждалась, считая, что хочу стать певицей, — подумала молодая женщина. — Как только Тошан оказывается со мной рядом и я могу наслаждаться заботой о сыне, вдоволь болтать с Шарлоттой и мамой, — мое счастье становится полным. Что я стала бы делать в Квебеке или где-нибудь еще, вдалеке от моего поселка? Я предпочитаю жизнь честной и преданной супруги. Это такое наслаждение — прижимать к груди младенца…»
Она представила себя окруженной малышами: Мукки, темноволосый и неутомимый, ласковая белокурая девочка, еще один мальчик, и еще одна девочка… Она будет петь, но для них, для ангелочков, которых пошлет ей небо.
«Как не устает повторять Бетти, дети — вот истинное богатство, — подумалось Эрмин. — Если Октав Дюплесси снова приедет к нам, я так ему и отвечу! Скажу, что желаю только одного — быть мамой и с любовью заботиться о своих детях, по субботам печь им сладости, а остальную неделю шить!»
Восклицание будущего отца этой многочисленной семьи вернуло ее к реальности. Тошан как раз рассказывал Симону о предстоящей гонке и о том, как у него украли упряжку.
— И ты им поверил, этим парням? — прыснул со смеху Симон. — Что кража собак — это шутка? Я думаю, они хотели вставить палки тебе в колеса, то бишь помешать. Они лихие ребята, это мое мнение!
— Может, и так, но у меня собаки лучше, чем у них, — отозвался Тошан. — И они это знают.
— Тошан, вы всерьез собираетесь участвовать в этой гонке? — вмешалась в разговор Лора. — Но ведь это, по меньшей мере, неосмотрительно!
— Такие пари заключались и выигрывались и до меня, — возразил Тошан. — Лед сейчас крепкий. Если я выиграю, то получу пятьдесят долларов.
— Только что ты говорил о двадцати, — удивилась Эрмин. — Двадцать — уже много! Но пятьдесят… Ты хорошо подумал? Это же без малого твоя заработная плата за месяц! И если ты проиграешь, тебе придется отдать им эти деньги! У тебя они есть?
— Я не проиграю! — с уверенностью в собственных силах заявил Тошан. — Если бы это было не так, я бы не спорил.
— Даже будь я склонен к авантюрам — не стал бы так рисковать! — прокомментировал услышанное Ханс Цале, по натуре человек весьма экономный.
Эрмин подавила вздох. Ей тоже не нравилась эта идея с гонками через озеро, но она не хотела ссориться с мужем, а потому промолчала. Симон же, наоборот, преисполнился энтузиазма. Юная копия Жозефа Маруа, своего отца, только куда более жизнерадостный, он заглянул своими ореховыми глазами в черные очи Тошана.
— Я приду на это посмотреть! — объявил он. — И поставлю на тебя, зять! Я смело могу называть тебя зятем, потому что Мимин мне как сестра. И твою жену возьму с собой, чтобы она смогла присутствовать при старте. Запряжем Шинука и поедем. Ты согласна, Мимин? Прогулка пойдет тебе на пользу!
— Тогда возьмем с собой и Мукки! — согласилась Эрмин, обрадованная этим предложением. — Если будет солнечная погода, я поеду с удовольствием!
— Если так, то мы тоже поедем! — добавила Лора. — Может, даже в автомобиле.
— Снег хорошо утоптан, и, если аккуратно вести машину, проблем не будет, — заверил ее Симон.
Мирей принесла десерт. С характерной для нее непосредственностью экономка вступила в разговор, отрывки из которого улавливала, когда время от времени входила в комнату с блюдом или столовыми приборами.
— Ничего особенного вы, мадам, да и ты, Эрмин, там не увидите: разве что полдюжины сорвиголов, несущихся по озеру и кричащих на своих собак. Бедные звери, ведь бежать-то сломя голову приходится им! Я родилась в Тадуссаке, и, скажу я вам, мой отец не изнурял понапрасну своих собак. Когда лед становился крепким, он охотился на тюленей. Я была шестым ребенком в семье и с четырнадцати лет служила в большой гостинице, в которой могли поселиться за раз три сотни человек[11]. Уже в то время в наши края приезжали туристы.
Мирей могла без устали рассказывать о своем детстве, проведенном в Тадуссаке, одном из старейших поселений Квебека. Лора, Ханс и Эрмин не раз слышали о красотах залива, в котором еще в шестнадцатом веке по приказу короля Франции Генриха IV основали одну из крупнейших в стране факторий[12].
— Может, поедешь с нами, Мирей? — предложила Лора. — Ты почти не выходишь из своей кухни!
— Господь мне свидетель, мадам, но зимой любой прогулке я предпочту посиделки у печки, и не важно, солнечный день за окном или пасмурный.
Домоправительница вышла. Шарлотта подмигнула Эрмин, и молодая женщина дружески подмигнула в ответ.
