... Друг так друг. Он не станет докапываться. В конце концов, отец при ней и всегда сумеет, - так или этак, - сокрушить обидчика.
А Нэля, скорее, ждала запрета. Именно со стороны. Не от самой себя.
Когда отец разрешил поселить здесь Митю, это означало для нее полный переход Мити в разряд друзей, потому что, как порядочная девушка, она уже не должна будет надеяться на какие-либо иные отношения. Что, прямо в папином доме, что ли? Она будет дружелюбной, но еприступной - никаких, конечно, поцелуев! Иначе она станет выглядеть охотницей за мужчинами, и вообще - девушкой, которую нельзя уважать.
А Митя ничего такого не думал, когда Нэля, в следующую их встречу, уже приближаясь к своему дому, сказала, что она решила, а ее папа согласился, чтобы Митя у них какое-то время пожил, пока не найдет комнату, - ведь у них в квартире их целых пять, а живут они с папой вдвоем.
Митя ничего такого не думал, а как-то даже для себя удивительно быстро согласился переехать.
В общежитии ему ни с кем не пришлось прощаться - даже Спартака не было.
Митя оставил ему записку, что - съезжает, а куда - не написал. На выходе из общежития, вдруг что-то свербнуло ему по сердцу, - что? - он не понял, но захотелось вернуться и снова спать на железной койке под тоненьким байковым одеялом, затыкая уши, дабы не слышать пьяных глаголов сожителей.
Едучи к новому месту жительства Митя наконец подумал о том, чего так боялась Нэля, о чем, - по нэлиным расчетам - он должен был подумать сразу. Что Нэля его арканит, что он - дурень, зря согласился у них жить, но уж если согласился, то ухо должен держать востро, чтобы не дать себя охомутать, тем более, что любит он попрежнему Елену Николаевну, а к Нэле испытывает лишь приятельские чувства.
Мужескую эту премудрость Митя подцепил в общежитии, где вечерами велись откровенные беседы, как по содержанию, так и по средствам выражения - парни были опытные.
Митя уяснил, что самое страшное, когда тебя помимо твоей воли заарканят и ты - человек конченый: пойдут дети...( почему они "пойдут"? удивлялся Митя) и ни от чего не отвертишься, - твоей молодой свободной жизни - конец.
То, что он об этом знает и сможет себя уберечь от притязаний, как-то приободрило Митю и он уже твердо зашагал со своим чемоданом по бульварам, припорошенным снежком.
Нэлин дом располагался весьма приятно среди Москвы. Пешая дорога, ведущая к нему, была бульварами, с маленькими деревянными забегаловками и желтыми фонарями, светившимися сквозь решетку голых ветвей.
Митя пошел медленнее, на бульварах нравилось все, в отличие от района, где жила Кира, хотя там тоже был центр.
У лифта Мите пришлось попотеть.
Лифтерша привязалась к нему, куда он идет.
Митя сначала не хотел говорить, но швейцарка или лифтерша, кто ее разберет, вцепилась в него, как клещ. Тогда он назвал Нэлю, - он не знал, как зовут ее отца. Швейцарка покачала головой,
глядя на его "заслуженный" чемодан, и недовольно, но пропустила,
сказав как в назидание: Трофим-то Глебович дома.
Митя уже был готов сбежать - еще бы минута разговора с неприязненной швейцаркой...
В лифте он с трепетом оглядел красного дерева полированные стенки, зеркала, мягкие бархатные диванчики... В лифте он еще не ездил и хотя понимал, что надо нажать кнопку, - не знал, какую... Швейцарка, которая следила за ним в стеклянную дверь, вошла и уже дружелюбно спросила: впервой в лифте? И нажала на кнопку, а потом еще спросила: Трофима Глебыча племянник, оттудова?
Митя кивнул и они плавно уехали на шестой этаж.
Митя нэлиному отцу не понравился. Не потому, что был слишком юн и беден. Как разумный человек Трофим Глебович считал, что эти недостатки поправимы. Не понравились ему митина хлипкость, неспортивность и взгляд узкий, неопределенный, ускользающий. Отец хотел бы видеть дочериного избранника другим: открытый взгляд голубых глаз, разворот плеч... Хотя бы это. Остальное папа брал на себя. Что дочь влюблена, Трофим видел. Что рано, он считал скорее плюсом: чем раньше попал хлюпик в его, трофимовы, руки, - тем лучше, но...
Мите нэлин папенька показался ужасным. Короткая бычья шея заканчивалась небольшой круглой головой, которая навевала мысль, что она является лишь продолжением шеи... А черные разросшиеся бровищи?...
Они сидели за столом, напротив друг друга, а Нэля им как бы прислуживала, нося чай, нарезая закуски, подавая то, это, и была счастлива, - наконец-то они, Митя и папа, сидели у них в столовой за столом и разговаривали. На Митю она старалась не смотреть, потому что уверила себя, что они только друзья, а на друзей не смотрят слишком часто и с чувством, а иначе она на Митю смотреть не могла.
Трофим расспрашивал Митю о его жизни подробно, примерно, как в хорошем отделе кадров для очень серьезной должности, - и действительно, коль судьба Мити стать зятем, - эта должность не малая.
И папа скрупулезно выяснял все, а Митя был в изнеможении и ужасе и не один раз укорил себя, что позарился на дармовое жилье. Но отвечал Трофиму Глебовичу как на экзамене - четко и подробно, без умолчаний и хохмочек.
Даже если бы нэлиному папе пришло в голову спросить Митю о том, как он относится к его Нэле, то Митя, не задержавшись ни на минуту, ответил бы: никак.
А если бы Трофим поднажал и спросил, кого же тогда Митя любит, то рассказал бы, наверное, о Елене Николаевне.
Вот в таком Митя был состоянии, и вообще, был вот таким.
А папа, поговорив с мальчонкой, почувствовал себя гораздо лучше: пригоден был для воспитания этот Митя, а его прямота и честность говорили о том, что Митя воспринимает серьезно и Нэлю и его, папу.
А значит будет слушаться, - и присно и во веки веков.
Разошлись из-за стола поздно. Папа сказал, что спать Митя будет в столовой, на диване. Митя согласно кивнул - ему было все равно,- лишь бы лечь и погасить свет. А папа специально избрал эту комнату, так как в нее выходил папин кабинет, а нэлина комната была дальше, по коридору. Там же были и остальные комнаты, но... как любил повторять Трофим Глебович: доверяй и проверяй.
Теперь и в институт и из него Нэля и Митя ходили вместе.
Митя было робко сказал, что лучше им незадолго перед институтом разъединяться... На что Нэля весьма обиделась: мало ли девчонок провожают в институт их ухажеры? И никто не думает, что они вместе живут. Митя покорился, хотя его раздражало и это, и то, что Нэля обязательно забегала к нему в один из перерывов, чтобы сказать какую-нибудь ерунду, типа, купить хлеба или кончились спички... Ей хотелось, чтобы возникли у других мысли, что дело-то у Митьки с Нэлькой не просто. А Митя именно этого и боялся, потому что вовсе не жаждал никаких уз ни с Нэлей, ни с ее папой.
Постепенно Митя входил в студенческую среду, а вот Нэля наоборот отдалялась от нее, потому что главным для нее стал Митя, а Митя теперь был не только в институте, но и дома! и от этого она испытывала ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения и,
возможно, - счастья.
Митя вдруг оказался центром студенческой жизни, совершенно неожиданно. Его дружок по общежитию Спартак был невероятным любителем и ценителем джаза и собирал его по крупицам, надеясь сбить хорошую команду. Тут и занадобился Митя, который в короткую свою бытность в общежитии, как-то во время вечернего обмена трепом, сказал, что играет на фоно и даже сочинял когда-то в юности(!?) песнюшки. Спартак вспомнил об этом и слезно стал просить Митю поучаствовать в его джазкоманде.
Митя, в принципе, не с большой радостью учился музыке. - потакал желаниям мамы и бабушки, но серьезно играть и бацать импровизы в любительском джазе - разные вещи, и Митя согласился. А когда стал что-то сочинять, - в основном о потерянной романтической любви, да еще и петь вполне красивым небольшим голосом,
то стал просто-напросто героем.
Оказалось, что он хорош необыкновенно ( это объявила женская часть института) и то, что раньше вызывало недоверие, стало его главной привлекательностью: узкие длинные глаза с неуловимым выражением и цветом, изящество небольшой фигурки, тонкая полуулыбка на изогнутых губах.
Нормы поэта далеки от норм обычных мужчин, а Митя - по внешности - был истинный поэт и песни у него были грустные, разъедающие душу и тревожащие девичьи сны. Все песни были посвящены Елене Николаевне.
Когда Митя выходил с микрофоном на авансцену и начинал нашептывать " ну, скажи мне, где же ты, как с тобой встретиться... И надежда в сердце светится, светится, тает..." зал молчал как пришибленный, особенно малая девичья его часть.
А когда песня заканчивалась, зал взрывался визгом и воплями. Ему писали записки о любви, жаждали встреч, но он возвел в душе своей аналой Елены Николаевны и никого не допускал в свое сердце, хотя, скажем честно, это уже была искусственная любовь, сделанная из того, что оставалось, - а оставались уже обломки и осколки. Но так было надо Мите, чтобы чувствовать себя именно ем романтическим томным героем, которого так жаждала толпа.
