Он бессознательно создавал свой имидж, от которого, в принципе, потом уже не отступал.
На него в институте пошла мода и Нэля в ужасе чувствовала, что Митя,этот скользкий уж!- уплывает из ее ручек и скоро уплывет навеки. Она была в панике, но виду не показывала.
А Митя и вправду постепенно, но быстро отплывал от ее пристани.
Он уже сложил в уме свою ближайшую программу на жизнь: он снимает комнату, - деньги у него появились, так как их джаз стали приглашать в другие места и платить за это, - неутомимый Спартак держал все в своих руках, - переезжает, наконец, от Нэли и ее папы, начинает серьезно заниматься поэзией, разыскивает Елену Николаевну и...
Что "и" он еще не придумал, но оно, это - "и"- грело своей непредсказуемостью.
Нэлин папа уехал в командировку, уже не первую за время проживания у них Мити.
В первый раз уехал он с неспокойным сердцем, хотя и чувствовал своим опытом и нутром, что зря беспокоится... Он видел по нэлиным глазам и по частым митиным вечерним отсутствиям, что дело у них не клеится и, скорее всего, по митиным поводам. Это его и успокаивало и, честно говоря, злило, как смел этот мозгляк ыть равнодушным к его очаровательной дочке! Он права не имеет
смотреть на нее! А тут явное пренебрежение. Но все же Трофим уезжал спокойным. Хотя подумывал о том, что парня надо гнать из квартиры! Он-то, дурной папашка, уже собирался воспитывать мальца, уже подумывал, куда определить его на практику, - в общем, ввел Митьку ( как он называл его про себя) в обиход их семьи...
А оказалось?
Поэтому Трофим решил, что как только приедет из командировки, так сразу и попросит мальца об выходе, а дочке своей глупышке уж как-нибудь разъяснит, что к чему. И с легким сердцем папа уехал, радуясь, что сопляка скоро в их доме не будет и духу.
В этот вечер, впрочем как почти и всегда теперь, Митя пришел поздно. Открыл своим ключом дверь и понял, что в квартире никого. Или все спят. Это его несказанно обрадовало, надоело видеть оскорбленный нэлин вид, мрачные папины взоры!
Но как только щелкнула входная дверь, тут же откуда-то метнулась Нэля в длинном атласном халате. Митя не ожидал ее и потому, вздрогнув, спросил: что случилось? Очень у нее был напуганный вид.
Нэля ответила, что ничего, просто она испугалась со сна скрежета ключа во входной двери, забыв, что Мити нет дома. А папа уехал.
- Вот как? - Бездумно откликнулся Митя и, обогнув Нэлю, стоящую на его пути, прошел в столовую.
А Нэля ушла к себе и вдруг заплакала, неожиданно. Он обошел ее стороной, будто она шкаф или заразная!
Нэля горчайше плакала.
С этого часа Митя знал, что они с Нэлей вдвоем в квартире и мысль эта, не возбуждая, однако же не уходила в пассив. Спартак уже подыскал им на двоих комнату в центре и только и ждал, когда они вместе поселятся, и Митечка будет писать свои клевейшие песни. Митя должен был буквально сегодня развязаться с Нэлей, поблагодарить ее, ну и... отбыть навсегда. ... Очень хорошо, что папа уехал. Митя содрогнулся, представив ебе папину злобу, - ведь такой и в физиономию может въехать.
Для услаждения горькой пилюли, Митя принес коробку пирожных, которые купил на Столешниковом в фирменном магазине, где всегда дивно пахло ванилью и пышным свежим сладким тестом.
Нэля ушла к себе и придется идти за ней...
Митя вздохнул: как же не любил он вот таких ситуаций!
Даже с человеком, к которому он абсолютно равнодушен! И вообще странность какая-то: за некоторое количество месяцев он уже второй раз бежит из дома, где его приютили, и, так сказать, уходит не с лучшими рекомендациями.
Он постучал Нэле в комнату, она не ответила - не могла же она за пять-десять минут заснуть?.. Наверняка, опять обижается, и Митя, стукнув еще раз, сказал в дверь: Нэля, я принес пирожные, давай выпьем чаю... И ему стало гнусно: ведь за чаем с этими пирожными он скажет ей о том, что уезжает от них. Он конечно понимал, что Нэля расстроится, а папа обрадуется... Но вот так вот, с пирожными и, как говорила бабушка, льдом под сердцем?!. Противно и гадко и он - гадкий... Может быть, тогда,- не сегодня?..
Пока он размышлял, Нэля вышла и уже не в халате, а в домашнем хорошеньком платьице, причесанная и напудренная, - Мите показалось, что глаза у нее покраснели. Стало еще гаже.
А у нее, видно, исправилось настроение, она побежала на кухню ставить чайник, достала варенье и вынула праздничный чайный сервиз.
Пирожные Нэля положила в хрустальную ладью и достала из папиных закромов бутылку марочного вина. Белоснежная хрусткая скатерть на столе, фарфор и хрусталь и даже при минимуме еды каза
лось, что состоится прием высоких гостей.
Нэля церемонно пригласила Митю к столу - она сегодня вечером была не папина дочка, а хозяйка, которая и вести себя должна соответственно.
Митя, слегка оробевший и от приема, и от своих подлых мыслей, прошел к столу и восхитился: последнее время он стал очень ревностно относиться к убранству стола, - хотелось, чтобы за столом всегда было красиво, как приучала его бабушка.
Они принялись пить чай.
Хорошо, что бормотал что-то телевизор, а то молчание стало бы тягостным. Митя любил в принципе поболтать, Нэля - нет. А сейчас ему надо было не болтать, а СООБЩАТЬ. О том, что он съезжает.
А Нэля была счастлива от того, что они с Митей вдвоем...
У нее даже возникла зыбкая мечта: вот они с Митей проводят свои вечера, вот так, и вокруг них их дети, красивые милые ангелочки, а Митя импозантный холеный мужчина, ее муж...
Она гнала эти мечты и полумечты, боясь сглазить свое хрупкое придуманное счастье. Но ведь недаром он пришел сегодня с пирожными из Столешникова, которые Нэля так любила и говорила Мите об этом! И он знал, что папа уехал ( Митя вовсе не знал ни того, ни другого, он всегда полуслушал вечерние застольные речи отца и дочери)...
Наконец, стало просто неловко молчать, а говорить о главном Мите - ох, как не хотелось! И он вдруг с легкостью решил, что сегодня ничего Нэле не скажет, а скажет завтра, в институте, в перерыв между лекциями, наскоро... Или вообще напишет записку и оставит здесь на столе, Нэля завтра уходит в институт раньше него! Отлично! Он тогда сразу сможет забрать чемодан! Он напишет, что ему неловко их стеснять и что он в самое ближайшее время зайдет. А в институте они не так уж часто и видятся!..
У Мити исправилось настроение и он сказал Нэле, что пожалуй бы испробовал фирменное папино вино. Нэля совсем развеселилась, они выпили вина, а Митя значительно высоко поднял рюмку, но ничего значительного не сказал, - нечего было. Но для Нэли это было хорошим знаком, она же знала, что Митя - робкий, и уже это движение рюмки вверх для него многое, конечно же, значило. Она разволновалась, как тогда, дома у его тетки, перед тем, как они поцеловались... Может быть, сегодня тоже?.. Ведь они же совсем одни в квартире...
Митя захмелел и вдруг сказал, что написал песню, которая имеет дикий успех ( Нэля только один раз была на его концерте, - она боялась увидеть его поклонниц и приревновать его...).
- Хочешь сейчас спою? - спросил он Нэлю, ему жаждалось слушателей, успеха, восхищения, пусть даже только одной Нэли...
- Да, - только и смогла произнести Нэля, потому что даже в мечтах этого не видела: Митя поет для нее!
Митя небрежно уселся за фоно, - казенное, которое привезли по приказу папы, чтобы при гостях Нэля смогла сыграть им что-нибудь из своего четырехклассного музобразования, - и заиграл свою коронную песенку, чуть напевая ее, тихо и томительно медленно, со значением, так сказать. Когда он печально произнес последнее слово "тает..." он обернулся на Нэлю, желая увидеть эффект. И увидел. Он увидел не только восхищение в ее глазах, но и любовь, любовь к нему! - он вмиг огорчился...
И тут же окончательно и твердо решил, что оставит завтра записку и возможно придется перейти в другое учзаведение...
Он встал с вертящегося стула, закрыл пианино и сказал: пора, наверное, спать. Я что-то забурел с винишка.
И Нэля, увидев его как-то сразу поблекшее лицо, вдруг подумала с горечью, что Мите с ней стало скучно( что ему с ней всегда скучно, она и предположить не могла), но сказала тем не менее доброжелательно и как сумела - весело: давай, правда. Мне ведь завтра с утра идти...
Он хотел помочь ей помыть посуду, но она не разрешила, пояснив, что с таким количеством посуды она сама справится.
Митя очень скоро заснул, но так же скоро и проснулся.
Проснулся он в странном дискомфорте: болела голова, пробивала дрожь и накатывал холодный пот, - то ли страха, то ли ожидания чего-то сверхъестественного и жуткого.
Фонарь за окном покачивался и гремел от ветра и это наводило еще дополнительный ужас.
Митя сел на диване и ему показалось, что он один в квартире, которая полнится чем-то непонятным и опасным. Ему так захотелось закричать, позвать: Нэля! и чтобы она, как в детстве мама прибежала к нему, села возле, зажгла весь свет и укачивала его до тех пор, пока он не заснет, головой в ее коленях. Он стал ругать себя психопатом и идиотом, но ничего не помогало - откуда-то пришла эта дрожь и не уходила.
