И дальше шел её, Симбы, адрес.
mailto: [email protected]
Симба посмотрела адрес отправителя.
Сетевой ящик с уже знакомыми доменом и расширением.
compghost.net
Ничего подобного с ней никогда в жизни не случалось.
Но дело не в этом.
Дело в том, что это письмо должна была написать она.
И прикрепить свой снимок — тот, что сделал харя давно, еще прошлым летом, на маленьком и уютном острове.
И заслать в сеть.
И ждать ответов, пусть даже их содержание ей заранее известно.
«Ты крутая тёлка, давай как–нибудь потрахаемся…»
«Я не хочу трахаться, — написала бы в ответ Симба, — я хочу хоть с кем–нибудь поговорить…»
Но чтобы написать такой ответ, надо отправить первое письмо.
То, что сейчас свалилось ей в ящик — непонятно откуда и неизвестно от кого.
От какого–то compghost.net.
Она уже заходила на этот сайт ночью и больше не хочет.
Еле унесла ноги.
С помощью трёх клавиш.
Сtrl.
Alt.
Delete.
«Меня зовут Симба…»
Симба минуты полторы прикидывает, какие адреса ввести в поле «кому», но затем щёлкает на кнопку ответа и вводит странную фразу — «reply to all senders», «ответить всем отправителям».
Трудно поверить, но письмо уходит.
Симба нажимает на кнопку доставки почты — возврата нет.
Она встаёт из–за компьютера и идёт в душ, чтобы смыть пот. Потом надо будет одеться.
И ждать, когда появится племянник.
Она залазит под холодную струю и вдруг замирает от мысли: неужели ей действительно кто–нибудь ответит?
Экран монитора в комнате опять становится чёрным, будто там, в сети, наступила непроглядная ночь.
Бумажка с адресом должна лежать на столе около компа.
Папенька вырвал из какого–то навороченного блокнота листочек, разлинованный странными сине–зелеными клеточками. Одна часть клеточки — синяя, другая — зеленая.
И оба родителя диктовали мне адрес Симбы: нависли надо мной, как два привидения, и забухтели.
Папенька — голосом низким, с каким–то даже подвыванием:
— Записывай, улица… Какая там улица?
И тут вступает матушка, уже таким щебечущим призраком: вот улица, вот номер дома, а там тебе надо будет идти так, чтобы не потеряться, ты ведь сумеешь не потеряться, надеюсь…
И снова папенька:
— С чего это он потеряется, если тебе кажется, что этот оболтус в свои пятнадцать…
Собственно, потому–то я и забыл листочек на столе рядом с компом.
Они сцепились, им было уже не до меня, и оставалось одно: побыстрей уносить ноги.
Но вот что мне делать сейчас, неужели разворачиваться в обратную сторону?
Снова трамвай и двенадцать остановок, только в ином направлении?
Передо мной тенистая улица с большими белыми домами. Улица явно та самая. Но домов много, а нужный номер напрочь вылетел у меня из головы. То ли три, то ли двадцать три…
А впереди ведь ещё — подъезд и квартира.
И кодовый замок на двери подъезда.
Можно бы спросить, вот только о чём и у кого?
Сумка всё сильнее оттягивает плечо, я весь взмок — солнце палит нещадно, хотя времени уже почти шесть. И Симба должна меня ждать. Сумасшедшая тётка бродит по квартире и дожидается племянника, который заблудился неподалёку от её дома. Ау, Симба, ты где?
Симба не отвечает, я скидываю сумку на асфальт и сажусь на неё — видела бы меня матушка!
Надо вспомнить, что она говорила, когда ругалась с папенькой. Им уже пора было собираться и выходить, а матушка ещё толком не начинала одеваться, в тот момент её это бесило, бесили её и мы с отцом.
Матушку всегда что–то бесит, иногда я не понимаю, как отец прожил с ней столько лет.
А порой не понимаю обратного — как это она столько лет живёт с таким занудой, ведь иногда нуднее папеньки нет никого на свете. У него каждый день расписан по минутам. И не дай бог, если что–нибудь нарушит график. Если куда–то запропастится чашка, из которой он собирался пить свой утренний кофе. Или вечерний чай. Ну а где его пепельница? Кто посмел прикоснуться к его пепельнице? На самом деле матушка просто вымыла её и поставила на холодильник сушиться. Но зачем идти на кухню и заглядывать на холодильник, если пепельнице положено находиться на своём месте? Папенька начинает орать, в ответ орёт матушка, всем, кроме меня, становится страшно весело.
Впрочем, мне вот сейчас весело.
Сижу на тротуаре и веселюсь.
И, самое интересное, — никто не проходит мимо.
Хотя это как раз понятно — тётушка обитает на такой отдалённой улице, что я вообще не представляю, кто здесь может жить. А сегодня ещё и суббота, так что если тут кто и живёт, все умотали за город — а что остаётся делать в такую жару? Но даже пройди кто–нибудь мимо, я не сообразил бы, как сформулировать вопрос. Так что там говорила матушка, ругаясь с папенькой?
— Ты выйдешь из трамвая! — говорила она и была права: я действительно вышел из трамвая.
Кондуктор–маньяк и дама поехали дальше.
Мне нравится слово «дама», сам не знаю почему.
Так вот, они поехали дальше, а я вышел и…
— И перейдёшь на другую сторону! — продолжала матушка.
Умей я снимать кино, снял бы про то, как кондуктор–маньяк и дамочка едут в одном трамвае.
А вот на другую сторону я не перешёл.
Это точно.
Я встаю, поднимаю сумку с асфальта и смотрю, где лучше перейти улицу.
Она сейчас такая пустая, что всё равно где.
Можно дойти до перехода, можно не ходить.
Я выбираю второе и перебегаю дорогу, таща сумку в руке.
Снова ставлю сумку на асфальт и сажусь на нее, но уже напротив того места, где сидел только что.
— Ты выйдешь из трамвая и перейдёшь на другую сторону!
— Тут всё написано, — вклинился папенька, — что ты ему объясняешь, как идиоту?
— Вдруг он потеряет бумажку?
Матушка оказалась дальновиднее, я не потерял бумажку, я её просто забыл.
Ау, Симба, где ты?
Ответа опять нет, дома тянутся влево и вправо, точно такие же, как на той стороне.
Большие, белые, похожие один на другой.
И хорошо видна гора, до неё отсюда рукой подать. Стоит пройти в глубь жилого массива, и окажешься прямо у подножия. А потом начнёшь подниматься вверх. Продираться через лес, меж странных сосен с большими ветвями.
Идиот забыл бумажку и не знает, что ему делать дальше.
Если б предки не сцепились, этой беды не случилось бы.
Они сейчас, наверное, уже в самолёте, хотя нет, им еще проходить таможню, а потом — ожидать посадки. Но скоро они так или иначе будут в самолете, а вот когда я доберусь до Симбы — неизвестно.
Надо перейти на другую сторону.
Перешёл. И что дальше?
— Дальше пойдёшь налево.
— Ты уверена? — Это папенька.
Изредка компьютер выдаёт предупреждающую надпись: «Конфликт адресов». Это значит, твой временный интернет–адрес вступил в конфликт с ещё каким–то адресом, который отчего–то совпадает с твоим. У двух разных пользователей адреса одинаковые. Бред полный. И машина сообщает: конфликт адресов.
У меня в мозгах сейчас именно такой конфликт.
Пойдёшь налево — никуда не попадёшь, пойдёшь направо — то же самое.
Точно на одной улице расположились два дома под одним номером.
И почтальон растерян, он не понимает, куда нести письмо, налево или направо.
Скоро появится трамвай с знакомым кондуктором, я сяду в вагон и потащусь обратно домой, любопытно только, что маньяк сделал с дамочкой.
Папенька обожает фильмы про маньяков. Он их покупает пачками и смотрит по субботам и воскресеньям.
В связи с чем матушка говорит, что он никак не может выйти из подросткового возраста. Версия помрачнее: он обдумывает, как избавиться от матушки. Она ему надоела, и он изучает эти фильмы, мечтая зажить новой жизнью — одинокой и свободной!
Папенька ничего не отвечает, лишь смотрит на матушку и облизывается.
Та краснеет и опускает ресницы.
Я понимаю, что мне самое время свалить, но не сваливаю, а наблюдаю за развитием событий.
Папенька превращается в кота, который охотится на матушку как на муху.
Между тем на экране маньяк маньячит очередную жертву.
Папенька становится похож на него, улучает момент и набрасывается на матушку. Та верещит, и тут я сваливаю — остальное для моих глаз не предназначено.
Хотя не скажу, чтобы мне очень хотелось увидеть, как они этим занимаются.
Раз в детстве я напоролся на это зрелище — пыхтящий папаша, навалившийся на голую мамашу.
Матушка увидела, что я вошёл в комнату, и пискнула: «Ой!»
По крайней мере, так мне помнится: она пискнула «Ой», а папенька велел мне проваливать.
И я послушно убрался, а что оставалось делать?
Трамвай действительно появляется у остановки, и мне кажется, что это — тот же самый трамвай.