После ужина мы с Кэрол воссоединились и вернулись на скамейку в коридорчике, ведущем к черному ходу. Нам столько всего нужно было рассказать друг другу.
— Вижу, Чудик, твоя жизнь не стоит на месте, — заметила она. — Замужество, ипотека, материнство, да?
Я рассказала ей все про Джека (ему три года) и Сайэру (ей всего годик) и спросила, есть ли у нее дети.
— Боже, нет, — ответила она. — Ни детей, ни мужа, ни дома, даже страны нет. Свободна, как птица.
— Да, — промолвила я, а про себя подумала: «Это здорово, когда тебе двадцать или тридцать. Но в тридцать восемь…»
— А вот ты! Бог мой, — продолжала Кэрол, — где та девушка, что лежала на коврике в ванной, ожидая смерти?
Да.
— Так как тебе Уоррен? — спросила я, меняя тему разговора.
— Милый.
О боже.
— Да, — сказала она. — Он очень, очень… милый.
Я хорошо знала, что означает слово «милый» в устах Кэрол. Скучный и банальный. Словом «милый» она словно выносила мне убийственный приговор, осуждая за то, что я избрала спокойную жизнь с безобидным неинтересным человеком.
— Полагаю, Уоррен не знает, как мы с тобой подружились? — уточнила она.
— Нет.
— Понятно.
Но я знала, что она ничего не понимает.
Кэрол начала говорить мне о преимуществах переселения в другую страну в середине налогового года. Ей удалось вернуть уплаченные налоги в обеих странах. Что-то вроде этого. Точно я не поняла, так как слушала ее вполуха. Я объясняла себе — в очередной раз, — почему никогда не рассказывала Уоррену о своей попытке самоубийства.
На первых порах нашего знакомства открывать это, разумеется, было бы глупо. С той самой минуты, как я увидела Уоррена, мне стало ясно, что он — человек совершенно иной породы, не такой, как все мои бывшие приятели, и в частности Марк. Уоррен был честный, добрый, внимательный, и это лишь малая толика его достоинств. Характеризуя его одним словом, я бы сказала, что он — джентльмен. И я четко понимала две вещи: во-первых, что он наверняка человек надежный; а во-вторых, что он не должен знать о том, что я и в самом деле с приветом.
Постепенно я рассказала Уоррену историю своей жизни, в том числе о Марке, но про попытку самоубийства умолчала. Незачем выкладывать о себе абсолютно все. Ведь, по сути, тот поступок совершила другая я. Наши отношения развивались, я вновь обрела уверенность в себе. Стала столь непохожа на себя прежнюю, что то ужасное событие вспоминала как нечто нереальное, как эпизод мыльной оперы.
— Ну что, дамы, — сказал Уоррен, — позвольте освежить ваши бокалы?
Мы отдали ему свои бокалы, и он исчез.
— Мне нравится его акцент, — сказала Кэрол. — Где ты с ним познакомилась?
— Он из Белфаста, а познакомились мы в «Волосатом лимоне», на корпоративной вечеринке по случаю Рождества. Незадолго перед твоим отъездом. Я не успела представить вас друг другу.
— Боже! — воскликнула Кэрол. — «Волосатый лимон». Я и забыла про него. Все еще находится на том же месте?
— Находился, когда я последний раз заглядывала туда.
— А «Прорыв к границе»?
— Тоже.
— «Джут»?
— Закрыли. Там теперь интернет-кафе.
Это настроило Кэрол на ностальгический лад. Она принялась вспоминать наши «безумные» деньки до ее отъезда в Австралию: как к нам пристали фермеры с белыми повязками на безымянных пальцах, как в «Абракебабре»[24] какой-то наркоторговец в фуфайке с капюшоном предложил купить «дорожку», а я, пьяная и совершенно несведущая в таких делах, по наивности своей спросила: «Дорожку? В целях благотворительности, что ли?»
— Да, повеселились, было время, — сказала Кэрол. — Особенно ты, шиза!
Она улыбалась мне, словно мы вместе смеялись какой-то общей шутке, но я не понимала, к чему она клонит. И пожалуй, не хотела понимать.
— Помнишь новогоднюю вечеринку, когда ты…
Заметив приближение Уоррена, Кэрол умолкла на полуслове и заговорщицки подмигнула мне, давая понять, что нам обеим известно, что именно она собиралась сказать.
Кэрол и мой муж принялись обсуждать цены на недвижимость.
Канун Нового, 2000 года был не такой, как все предыдущие. Он знаменовал окончание уходящего тысячелетия и наступление нового. Но я встречала его на дрянной вечеринке на Дорсет-стрит с кучкой людей, которые мне не очень-то нравились. С Уорреном к этому времени мы были знакомы уже три недели, но наш роман еще только начинал развиваться, и потому он не стал менять свои планы, уехав встречать Новый год в Белфаст, к своим родным. Утром тридцать первого он попрощался со мной на автобусной остановке на набережной Иден, откуда отправлялся экспресс в аэропорт.
В тот вечер мы с Кэрол пошли гулять рано. Как всегда, сначала посетили пабы на Кинг-стрит, потом — на Харкорт-стрит, но к одиннадцати часам вечера на такси вернулись в Нортсайд[25]. Мы были уже не совсем трезвы, и нам казалось, что это хорошая идея, поскольку в Нортсайде намечалась всем вечеринкам вечеринка. Так сказал какой-то парень. Но он наврал.
Кроме Кэрол, я почти никого не знала из собравшихся. Все парни были потные тупые орангутанги, постоянно спрашивавшие мое мнение о проблеме 2000 года. Из музыки ставили только «Палп»[26] и Принца[27]. Вина вообще не было, приходилось пить пунш. Было уже 11.45, слишком поздно для того, чтобы искать что-то лучше. Да нас в это время уже никто бы и не отпустил. Потом часы показали 11.55. До конца старого тысячелетия и начала нового оставалось пять минут. В дверь позвонили, и, поскольку на звонок никто не отреагировал, это сделала я.
— Привет, красотка, — сказал мужчина, стоявший на пороге.
Это был Марк.
Он шагнул в дом. Я потянулась к нему, поцеловала его.
Мне не хочется думать о том, что произошло потом. Меня переполняет стыд, когда я вспоминаю, как утратила всякое здравомыслие. В двух словах это выглядело так: спустя десять минут Кэрол стала искать меня и нашла в одной из спален на верхнем этаже. Я была с Марком. С тем самым Марком, из-за которого так убивалась у нее на глазах. С тем самым Марком, которого она никогда не видела, но узнала тотчас же — по фотографиям, которые я столько раз ей показывала. В том числе в ту ночь, когда я взяла в руки ножницы и изрезала почти все снимки, на которых он был запечатлен. И вот этот самый Марк теперь сидел на кровати, а я стояла перед ним на коленях. Мои волосы были убраны назад. Я делала ему минет.
Кэрол ничего не сказала. Ее изумленный возглас привел меня в чувство. Она закрыла дверь, а я, пьяная, покачиваясь, поднялась с колен.
— Закончи, не уходи! — простонал Марк, но я, не обращая на него внимания, потащилась к двери.
К тому времени, когда я спустилась вниз, Кэрол уже исчезла.
— Вернись, сучка! — крикнул с лестничной площадки Марк, но мне нужно было найти подругу. Я вышла на улицу. Увы, Кэрол и след простыл. И тут пикнул мой мобильный, сигнализируя о том, что поступило SMS-сообщение. Длинное, оно было от Уоррена. Он выражал мне свое восхищение и говорил, что ждет не дождется, когда мы вновь увидимся.
Я опустилась на ступеньку и разрыдалась. Я ненавидела себя за свой поступок. Но плакала я не столько из-за того, что изменила Уоррену, а потому, что разочаровала Кэрол.
— Спустись на землю, дорогая! — сказал Уоррен, размахивая рукой перед моим лицом.
Я смотрела перед собой невидящим взглядом, пока он и Кэрол обсуждали достоинства покупки нуждающегося в ремонте жилья на Синдж-стрит.
— Думаю, пока лучше снимать квартиру, — сказала я. — Цены на рынке продолжают падать. Возможно, снизятся еще процентов на пятнадцать.
— Ба, вы только послушайте ее! — воскликнула Кэрол пьяным голосом. — Само благоразумие! Бог мой, Уоррен, знал бы ты, что она вытворяла до того, как ты ее приручил…
Да уж! Все, с меня хватит. Я извинилась и удалилась в ванную. Заперев дверь, я опустилась на сиденье унитаза и стала думать о том, как мне быть дальше.
Уоррену я никогда не рассказывала о том, что делала Марку минет, хотя и не довела дело до конца.
В общем, как ни назови, это была ужасная ошибка, о которой я пыталась забыть, и за те восемь лет, что мы живем с Уорреном, у меня и в мыслях не было изменить ему. Вспоминая ту отвратительную ночь, я говорю себе, что к тому времени мы с ним встречались всего три недели. Между нами еще ничего не было решено. Ни один из нас не произнес: «Я люблю тебя».
Тем не менее Уоррен взял себе в привычку каждый год десятого декабря дарить мне цветы. Он — безнадежный романтик, отмечает годовщины не только нашей свадьбы и помолвки, но также нашего знакомства.
— Все началось в «Волосатом лимоне», — рассказывал он всем и каждому. — Это была любовь с первого взгляда. С той самой минуты, как мы увидели друг друга.
Естественно, вряд ли он обрадуется, узнав, что спустя три недели после того, как «мы полюбили друг друга с первого взгляда», я удовлетворяла похоть своего бывшего дружка. Это весьма неприятная новость. А чем дольше мой муж беседовал с Кэрол, тем больше была вероятность, что она проболтается. Уоррен будет оскорблен в своих лучших чувствах. Раз уж я это от него утаила, тогда чего вообще от меня ждать?
