— Это моя работа, родная, — сказал он, и кровь заиграла у меня на щеках. — Не беспокойся, положись на меня.
— Прекрасно. Делайте все, что считаете нужным, только разбудите меня, когда суд закончится, ладно?
На сегодня все.
В.
Мечтала о том, чтобы уехать подальше из города. Найти какое-нибудь местечко на другом конце света, где меня вовек не отыщет Роджер с его очередной пигалицей и где мы с Питом сможем начать новую жизнь. Дело даже не в Роджере. Этот город и так становится с каждым днем невыносимее. Уйма причин, хотя бы эти четыре:
1. Шишки. Так я называю модных дамочек, мелькающих повсюду на здоровенных белых авто — не помню, как эти роскошные драндулеты называются (кстати, я решила, что моя следующая машина будет не меньше полуприцепа, — достало, что все затирают меня на дороге, к тому же попробуй обойди восемнадцатиколесного монстра). Каждый день трое шишек переходят дорогу к спорткомплексу, и всегда по трое, нагло наплевав на правила. Три одинаково задранных головы с обесцвеченными волосами и одинаковой прической-грибом, три тощих задка, три вздернутых носа, три бриллианта размером с грецкий орех на пальчиках с французским маникюром. Кстати, я сняла искусственные ногти — заметила, что левый мизинец дрожит, и с перепугу решила, что акрил попал сквозь ногтевую пластину в кровь и вызвал болезнь Паркинсона. Стоило снять ногти, как до меня дошло, что мизинец дрожит из-за полутора часов работы в саду — корчевала сорняки специальной машиной. Этот подвиг был совершен исключительно благодаря волшебной силе воображения. Я представила, что вместо ростков чертополоха там гнездятся Роджеровы гениталии. Теперь полный порядок, никакой травы.
2. Клаустрофобия. Кажется, куда ни пойдешь в этом городе, везде знакомые лица. Вчера остановилась у перекрестка на красный свет и увидела, что водители трех соседних машин мне знакомы. На углу Шестнадцатой улицы произошло ДТП, и обоих участников я знаю. На почте взгляд случайно скользнул в корзину для бумаг — там был желтый конверт, адресованный Линн Свенсон. Я знаю Линн Свенсон, мы с ней были в одной группе школы для беременных. Роджер любил пофлиртовать с ней. Как-то раз, когда мы учились тужиться, она пукнула — не то чтобы тихо подпустила горошку, а выстрелила на полную громкость, смачно так. После этого Роджер перестал ее обхаживать.
3. Синдром Стоунхенджа. У здешних жителей просто мания складывать па газонах уменьшенные подобия этого обломка древней культуры (а чаще просто нагромождения здоровенных камней). Я этого не понимаю. В других городках и местечках у людей всегда получается что-то симпатичное: статуи святых, утки, гномики или плоские деревянные фигурки-толстячки среди цветов.
4. Нет хороших китайских ресторанов. Здешние китайские деликатесы привели бы в ужас любого нормального человека. В наших китайских ресторанах подают белый хлеб — этим уже все сказано.
Но, уверившись окончательно, что ни дня здесь больше не вынесу, я вдруг поняла, что ехать-то некуда. Родители мои здесь, пра- и просто бабушки и дедушки здесь похоронены. На прошлой неделе была в церкви, осталась на трапезу — мне был дорог каждый человек там, даже те, кто обычно меня раздражает. Даже брюзга Пили Уилсон, которая никогда не улыбается и украдкой пихает объедки в сумку, думая, что никто не видит. И Мел Рюкзакер, который вечно пытается кого-то втянуть в очередной план быстрого заработка. Даже Чед Вивер, прыщавая харя с жесткими кустиками вместо бороды, ловивший момент, когда Тифани Кемпбел склонится над чашей с пуншем и ее груди мелькнут в вырезе платья. Отец Ли здоровался за руку с молодоженами, которые недавно переехали к нам из Нью-Йорка. Он уверял их, что это местечко, конечно, не так впечатляет, как Город Небоскребов, но детей здесь растить замечательно. Пара вежливо улыбалась. Они понятия не имеют, что хочет сказать отец Ли, и не будут иметь, пока не начнут здесь растить детей. А когда начнут, точно узнают, что он имел в виду, и в конце концов будут удивляться, что люди находят в этом Нью-Йорке, пока кто-нибудь не подаст им белый хлеб в китайском ресторане.
На сегодня все.
В.
Сегодня обедала с Дейлом. Новость о юной протеже Роджера такова: Алиса пишет весьма откровенную книгу о своих похождениях в качестве институтской шлюхи. Роджеру там будет посвящена увесистая глава, где он, по слухам, представлен как вислозадый бумагомаратель, исписавшийся и обрюзгший.
Потихоньку начинаю сообщать окружающим о разводе. Реагируют в основном сочувственно. Удивительно — все эти люди, которых я едва знаю, говорят, что мой муж с самого начала им не нравился. Вчера, толкая к обочине мусорные контейнеры, увидела краем глаза вдову с другого конца переулка. Она шла в мою сторону. Я похолодела от страха: сейчас начнет выговаривать мне за контейнеры, стоящие у обочины, как два бомжа, когда все в околотке давно уже выставили свои и мусорщик убрал их…
— Знаете, я тут хотела сказать — я вам очень сочувствую. Он мне сразу не понравился. — Вдова пожала мне руку и благожелательно улыбнулась. — Без него вам будет легче, дорогая.
«Вы здесь живете уже лет семь, а я даже не знаю, как вас зовут», — чуть не сорвалось у меня с языка.
— Спасибо.
В банке столкнулась с Беном Мерфи. Спросил, как у меня дела.
— Развожусь, — выпалила я.
Чего я хотела от него в этот момент? Чтобы он закружил меня на руках, рассыпаясь в ликующих благодарностях? Честно сказать — да. Вместо этого Бен улыбнулся (хочется думать, хитрой, кривой, похотливой улыбкой) и произнес:
— Вот как?
— Да, вот так. — Я улыбнулась в ответ.
— Что же, неплохо.
Я немного подождала, но больше ничего не услышала.
На сегодня все.
В.
Роджер от меня не отвяжется. Сегодня звонил три раза! Как только я вижу его номер на определителе, переключаю на автоответчик. В третий раз он позвонил из автомата, и я взяла трубку, черт бы ее побрал.
Говорит, у него ко мне последнее, окончательное предложение, и он «абсолютно уверен», что оно меня заинтересует. У меня больше не было сил спорить с ним, сказала, пусть заедет завтра утром. На десять минут, не больше.
На сегодня все.
В.
Когда Роджер нарисовался в дверях, он выглядел довольно оптимистично для человека на грани развода и, по всей вероятности, тюрьмы. В руках у него был ящичек размером с тот, в котором Типпи нянчила своих малышей. Я выглянула в окно — Мэри загорала на одеяле, Пит носился с брызгалкой.
— Что ты сюда приволок, Роджер?
— Терпение, дорогая. — Он улыбнулся и кивнул в сторону кухни: — Можно?
— Заходи. — Я сделала шаг назад и пропустила его.
Роджер поставил ящичек на стол и сделал приглашающий жест.
— Ну, что, дружище, вот мое предложение.
— Что бы ты ни пытался всучить мне, дружище, я не куплюсь, не беспокойся.
— Ничего я тебе не пытаюсь всучить, женушка. Я делаю подарок. — Он торжественно пододвинул ящичек ко мне. — Давай открой его.
— Я тебе не женушка.
— Я знаю, ты думала, что это принадлежит тебе. Вот и прекрасно. Я не задаю никаких вопросов, никого ни в чем не обвиняю. Это твое. Распоряжайся им как хочешь, — он открыл ящичек, — но с одним условием.
Это был сейф с золотом. Значит, вот кто устроил разгром моим родителям! А я грешила на Эдди.
— Условие, Роджер?
— Брось эту глупую затею с разводом, давай восстановим семью. Я прошу тебя.
Шутил он, что ли? Нет, Роджер остался всего лишь Роджером. Его способность врать жене переплюнет разве что способность врать себе самому. Он же не знает, что мне известен истинный размер его состояния — куда больший, чем цена золота в этом ящичке.
— Ты меня не купишь, Роджер. Забирай свое жалкое золото и иди отсюда.
Я пыталась подтолкнуть его к двери, но он будто врос в пол. Спросил, нельзя ли ему повидать Пита.
Окно было скрыто моей спиной, я сказала, что Пит в гостях у Геракла.
— В следующий раз, если захочешь связаться со мной, позвони адвокату. Я серьезно.
Он вздрогнул.
— Мэри избавилась от ребенка, как я ей советовал?
— Роджер, катись отсюда!
Я с радостью совсем вышвырнула бы его из моей жизни, но, пока между нами будет стоять ребенок, мне придется иметь дело с Роджером. Еще около пятнадцати лет. Просто отвратительно. Хорошо бы я получила полную опеку, а Роджеру отказали бы в праве посещения. Но это вряд ли. Омар предупредил меня, что комиссия по опеке в штате становится все более благосклонной к мужчинам, даже с криминальным прошлым. Право посещения предоставили недавно одному парню, чей ребенок родился в результате изнасилования, совершенного им!
