Утром того дня, когда праздновался выход первого номера “Таунхауса”, ей позвонила знакомая продавщица из ювелирного магазина Гарри Уинстона и сообщила, что перед Рождеством к ним заходил Уайет и что, перед тем как подойти к витрине с браслетом-дорожкой, который она для него приготовила, он посмотрел на обручальные кольца. Корнелия обрадовалась, но не удивилась. Все шло как по-писаному. Уайет сделает предложение весной, и у нее будет целый год для подготовки свадьбы в июне в ее родовом имении в Норт-Ист-Харборе. Репетицию обеда можно будет устроить в родовом имении Уайета в том же Норт-Ист-Харборе. Свадьбе отпрысков семей Рокмен и Хейз будут посвящены четыре разворота в “Вог”, может быть, и больше.
Их размолвка слегка поколебала эти планы, но она сумеет все уладить. “Всегда добивайся того, чего тебе захотелось” — это был главный жизненный принцип, который Корнелия выработала за свои двадцать семь лет. Она гордилась своей победой, когда выиграла сумку крокодиловой кожи “Биркин”, когда ей удалось занять место в первом ряду на показе коллекции Марка Джейкобса и достать не один билет, а целых три на “оскаровскую” вечеринку, которую устраивал журнал “Вэнити фэйр”, и вот теперь, когда она вернет себе Уайета, это будет ее величайший триумф.
— Я пустила эту девицу жить в своей квартире, неужели этого мало? — Элоиза зацепила пальцем “Уоллстрит джорнал”, за которым прятался Трип, и потянула к себе, так что ему пришлось посмотреть на нее. Они летели на высоте двадцать тысяч футов, возвращаясь из Аспена, где провели праздники. — Теперь ты еще просишь меня угробить на нее всю пятницу в каком-нибудь спа-салоне.
— Можно подумать, я тебя посылаю на крестные муки, — Трип сложил газету и аккуратно убрал в кейс. Потом улыбнулся. — И пожалуйста, не притворяйся, что ты не в восторге от того, что переехала жить ко мне.
Элоиза легко шлепнула его по руке.
— Я бы с еще большим восторгом вернула себе свою гардеробную.
— У тебя слишком много одежды. Тебе кто-нибудь об этом говорил?
— Я стилист. А стилисту нужно пространство.
Она укуталась в толстый кашемировый плед, подвернув под себя ноги.
— Почему Уайет не может провести с ней этот день? Я не хочу, чтобы мне навязывали друзей. Это он все затеял, а не я.
— Я же сказал тебе, ему надо в Бостон по делам.
— Оставь, пожалуйста! Когда Уайет перестанет притворяться, что он работает?
Элоиза и сама не понимала, почему так упирается. Возможно, виной тому не Уайет и эта его девица Люси, а Трип, который в последнюю минуту отказался ехать на праздники к ее родителям в Даксбери и пожелал вместо этого кататься на лыжах. Весь первый день их отдыха Элоиза уговаривала маму ни о чем не беспокоиться. Но хуже всего было то, что она не смогла объяснить Трипу, из-за чего весь сыр-бор.
— Судя по всему, он пытается сотворить собственную идеальную женщину. Звонил мне вчера и спрашивал, что, по моему мнению, следует выставлять напоказ, а что скрывать.
Трип только засмеялся.
— Поверь мне, у Люси столько же шансов стать идеальной женщиной Уайета Хейза, сколько у “Кабс” выиграть в Главной лиге бейсбола[10].
Но ему не удалось окончательно разубедить Элоизу. С самой Люси она еще не встречалась, заходила иногда к себе вынуть почту и взять кое-что из вещей, но Люси никогда дома не заставала. Вероятно, та дни и ночи проводила у Уайета, в его питомнике, где выращивают светских львиц. Уайет тоже давно нигде не показывался, даже добился у матери позволения не приезжать на Рождество, чтобы не прерывать “занятий”.
— Честное слово, он еще никогда так странно себя не вел.
Трип отвел от ее лица прядь волос — на этот раз они были цвета пшеницы.
— Не знаю, но он буквально терроризирует меня: уговори да уговори Элоизу уделить Люси время. Ты просто будь с ней поприветливее. Пусть вам сделают массаж, маникюр, поболтайте немного. Неужели это такое тяжкое испытание?
Элоиза съежилась в кресле, она понимала, что ведет себя как капризный ребенок. После их поездки на Теркс и Кайкос, которая оказалась сказочной и прекрасной, как Трип и обещал, она почему-то пребывала в мрачном настроении.
— Ладно, если для тебя это так важно, я проведу с ней день. Но на этом поставим точку, договорились?
“Блэкберри” Корнелии проблеял первые такты Rich girl, прервав ее прогулку по Уорт-авеню. “Дафна Конверс, офис” — высветилось на экране.
— Ты сидишь? — выпалила Дафна. — Грандиозные новости! Только что звонили из “Дафинко”, и угадай, кого они хотят сделать лицом новой линии духов?
— Что за “Дафинко”? — спросила Корнелия, изучая витрину “Картье”. Ей хотелось иметь больше золотых украшений. Купить пару браслетов или что-нибудь еще. Она толкнула тяжелую красную дверь, и продавщица тотчас же подалась навстречу. Корнелия любила, когда ее узнавали.
— Всего-навсего крупнейший дистрибьютор косметики и духов в стране, вот кто, крошка, — тараторила Дафна. — И они хотят, Корнелия, чтобы ты представляла их следующие духи. Именно ты! Речь идет о миллионах!
Корнелия остановилась. Да, новость действительно потрясающая.
— То есть что же, везде на рекламе будут мое лицо и мое имя?
Корнелия подняла палец — пусть трепещущая продавщица подождет.
— Везде и всюду, на всех видах рекламы, крошка моя. Уж мы ничего не упустим. Сможешь быть на следующей неделе в Нью-Йорке? Надо же все обговорить.
— Я на Сент-Бартсе до вторника. После этого можешь назначать встречу на любой день.
— Мы выжмем из них все до капли! Ты — звезда. Это начало твоей блистательной карьеры, — говорила Дафна. — Они уже составляют образцы ароматов, чтобы у тебя был выбор. Они считают, что в “Светской львице” должны сочетаться ноты ландыша, жасмина, цитруса — с оттенком хвои. Это классика, она вне времени, чистая, прозрачная…
— Ну, не знаю… — Корнелия показала на бриллиантовый браслет “Картье” белого золота (восемнадцать карат!), и продавщица c удивительным проворством выхватила его из витрины. — Мне бы хотелось что-то более загадочное… Более сексуальное…
Дафна подхалимски согласилась, и Корнелия почувствовала, как мышцы спины начали расслабляться. Она подняла на лоб огромные солнечные очки и протянула продавщице черную кредитку “Америкэн Экспресс”. Впервые за все время после презентации “Таунхауса” она ощутила, что жизнь прекрасна.
Ее именем назовут духи! И когда она пошлет Уайету свою подвязку, надушенную “Корнелией”, он растает.
— Духи? — переспросила Дотти Хейз, подняв бровь.
— Она очень пробивная особа, — сказала Бинки Хоу.
В полутора тысячах миль к северу по-прежнему гремели вечеринки, однако значительная часть светского общества переместилась с Манхэттена в Палм-Бич — принять участие в широко известных сезонных благотворительных мероприятиях. На веранде Бинки, защищенной от полуденного солнца огромным баньяном, собрался организационный комитет помощи Музею Флаглера — общество дам от двадцати пяти до семидесяти пяти лет, одетых, при всей разнице в возрасте, на удивление одинаково.
Нарушила негласно утвержденный дресс-код только Корнелия Рокмен: на ней было обтягивающее платье, оставляющее полностью открытыми не только длинные стройные ноги, но и крепкие бедра.
Она сидела среди более молодых членов комитета.
— Пробивная, — повторила Дотти, неодобрительно глядя на нее. — Думаю, это очень точная характеристика.
Бинки наклонилась к ней.
— Меня поражает, сколько молодых женщин сейчас занимаются бизнесом. Лично я, когда вышла замуж, бесконечно участвовала в благотворительности. Но продавать какое-то изделие, названное твоим именем…
— Ах, не продолжайте, — сказала Дотти и протестующе подняла руку. Где мать этой девушки? Хотелось бы знать. Верена Рокмен подчас ведет себя нескромно, но, по мнению Дотти, как мать она не имеет права пустить все на самотек. До чего докатилась ее дочь — красуется на обложке последнего номера журнала “Светская жизнь в Палм-Бич”! Впрочем, стоит ли удивляться, ведь Верена и сама была моделью, демонстрировала купальники. Может быть, родив Корнелию, она заметно обесцветила голубую кровь Рокменов.
— Ты уж, Дот, не убивай меня, — повинилась Бинки. — Корнелия попросила посадить ее рядом с тобой. И так настаивала, я просто растерялась…
— Ну что ты, пустяки.
Дотти тотчас же захотелось уйти с обеда, которого она так ждала всю неделю. Ей было неприятно, что Корнелия втерлась в состав правления заведения, столь дорогого ее сердцу. Она уже двадцать лет входила в правление Музея Флаглера, как и ее мать, которая трудилась на этом поприще до нее. Со времен ее юности музей был единственной отдушиной в культурной жизни высшего общества, съезжавшегося в Палм-Бич. Построенный по проекту Каррера и Гастингса, знаменитых архитекторов, проектировавших здание Нью-Йоркской публичной библиотеки, Музей Флаглера словно бы возвращал ее в Золотой век, когда ее семья, ее родные, друзья и ближайшее окружение наживали огромные состояния.
