— И ты пытаешься это выяснить с помощью Макса?
— Макс очень интересная личность. Его оказалось тяжело сломить. Мне пришлось искать много подходов. Из троих он оказался самым стойким.
— Из троих? – Студент произнёс эту фразу испуганным шёпотом, и это позабавило Хасана, - А что было с другими двумя?
— Первый сдался уже через две недели, когда захотел есть. А второй и десяти дней не продержался. Когда они начинали плакать как бабы у моих ног и умолять, они мне становились больше не интересны. А Макс держится. Что бы я не делал, он горд как лев. Он как будто смеётся надо мной. – Хасан вдруг занервничал. И от воспоминаний, нахлынувших на него и от того, что слишком откровенен со Студентом. Никогда он ещё никому не позволял быть настолько близким к его мыслям, к его внутреннему миру.
— И где теперь те двое? – осторожно спросил студент.
Хасан посмотрел на него исподлобья недобрым взглядом.
— Просто делай то, что тебе положено, Студент, не задавай слишком много вопросов. И следи за девчонкой. Она не должна шуметь.
Он развернулся и вышел из лаборатории. В коридоре он снова услышал дикие вопли Макса и мысленно улыбнулся от осознания его боли.
*** Макс
Этим утром я лежал, опустив лицо на грязную ткань матраса. Мне было тяжело дышать, голова кружилась, лицо горело, кисти рук распухли от ударов о решётку, а пальцами я еле мог двигать.. Но всё это было пустяком по сравнению с душевной болью, которая изводила меня со дня потри Евы..
Я почти не помнил, как прошли эти восемь дней. Я перестал отмечать их в календаре, но мой мозг до сих пор продолжал отсчёт.
Я точно знал, что их прошло восемь. Восемь раз я видел, как всходит солнце, потому что не мог спать. Восемь раз в стену летела миска, расплёскивая своё содержимое. Восемь ночей разрывалась от бессилия моя душа, когда кончался очередной день, а её не было рядом.
Хасан не пришёл ни разу, как бы я не кричал, не звал его. Меня просто оставили одного в безызвестности. Женщина, приходившая с едой, не отвечала на мои вопросы, она просто в страхе убегала каждый раз.
Что сейчас с Евой? Она жива? Что они с ней сделали? Я закрыл глаза, и страшные кадры понеслись передо мной. Они бьют её, Ева беспомощно вырывается, падает. Их много, много разъяренных похотливых грубых мужиков. А она сейчас с ними совсем одна. Моя маленькая слабая девочка. А если они насилуют её? К моему горлу подступила горечь. Почему я не уступил ей? Ведь она просила меня о таком малом и в то же время важном. Я мог бы быть её первым, я был бы нежен с ней, ничем бы не обидел. А сейчас возможно ей больно, мерзко и это может стать последним, что она запомнит.
Я возненавидел себя за это, чувствовал себя виноватым во всём. Ведь это из-за меня Ева оказалась здесь. Из-за меня её приходится терпеть боль и унижение.
Меня в очередной раз накрыла волна отчаяния и безысходности. Я чувствовал, как силы стремительно покидают меня. Мне так хотелось подняться с матраса, кричать во всю силу лёгких, разнести всё вокруг, но я не мог даже поднять голову. Как будто вся тяжесть небес опустилась на мою спину, придавив меня. Глаза сами стали закрываться против моей воли и через несколько минут я отключился.
***
Ева услышала ускоряющееся пищание аппарата быстрее, чем осознала, что снова пришла в себя. Аппарат набирал темп. Голова постепенно начала проясняться и одновременно наполняться дикой пульсирующей болью. Ева прислушалась. Вокруг тишина. К ней никто не подошёл. Видимо, она была одна.
Ева попыталась успокоить взбесившийся пульс, но аппарат продолжал предательски пищать, каждым своим звуком отзываясь болью. Ева вдруг стала осознавать, что её тревожит ещё что-то помимо надоедливого звука. Затуманенным сознанием она поняла, что не слышит Макса. Он уже не кричит. Сколько прошло дней? Сколько она была без сознания? Она попыталась пошевелиться, но тело её почти не слушалось. Она не могла повернуть голову, а глаза были по-прежнему плотно закрыты.
Ева безуспешно пыталась справиться со своим волнением, когда услышала приглушённый шум приближающихся шагов, потом скрипнула дверь, и шаги стали слышны совсем рядом. Ева замерла.
— Смотри, она опять очнулась. Вколи ей ещё. – Еве показалось, что она уже слышала этот голос раньше.
— Нельзя его колоть так часто. Её сердце не выдержит,– второй голос был совсем молодой и тревожный.
Первый человек рассмеялся громким смехом с нотками презрения и жестокости.
— Студент, хватит пускать сопли! Девчонка не жилец всё равно! Ты разве не знаешь, что Хасан уже ввёл ей твой препарат? Так что коли ей снотворное. Если она полностью очнётся и начнёт орать – Хасан положит нас рядом. А я ещё жить хочу, и мне наплевать на эту девку.
Ева вздрогнула от услышанных слов. Неужели всё вот так нелепо кончится? Неужели она никогда больше не увидит Макса, не увидит родителей? Сейчас ей было не столько страшно, сколько обидно. Её сердце забилось ещё отчаяние, и аппарат сзади незамедлительно среагировал. Она почувствовала, как по щеке из под повязки, закрывающей глаза, потекла слеза, оставляя за собой обжигающий воспалённую кожу след.
Рядом послышались шаги. Подошедший человек остановился и стоял около неё с минуту. Потом его палец мягким движением вытер её слезинку, и она почувствовала на своей щеке чьё-то дыхание.
— Лежи тихо, и увидишь его, - он прошептал это на ухо почти не слышно, но она смогла разобрать.
Человек взял её под локоть, и Ева почувствовала, как вену проткнула игла, но через секунду игла двинулась назад. Холодные струйки потекли вниз по коже.
Ева, всё ещё не веря в происходящее, ждала, что темнота снова поглотит её, но сознание вопреки всему оставалось ясным. Ужасная головная боль и слабость во всём теле подтверждали то, что она всё ещё в памяти.
Она была в полной растерянности от происходящего. Зачем кому-то помогать ей? Что будет дальше? Сколько ей ещё осталось? Лишь слабая ниточка надежды удерживала её. Человек, подошедший к ней, сказал, что она увидит его, Макса. Только ради этого стоило сейчас взять себя в руки последний раз, успокоиться и ждать.
Ева стала дышать как можно размеренней, прислушиваясь, как аппарат отзывается на её действия. Звук его постепенно замедлялся.
Она лежала неподвижно очень долго, потеряв счёт времени. Она слышала голоса переговаривающихся между собой мужчин, но смысл сказанного не могла уловить. Все темы были ей не знакомы, а люди, о которых шёл разговор, не известны. Никаких упоминаний о её судьбе или о судьбе Макса.
Через несколько часов к ней опять кто-то подошёл, поправил датчики на виске, а потом Ева почувствовала, что в вену на сгибе локтя ей поставили капельницу. В том, что это была капельница, она не сомневалась, потому что игла оставалась в руке, даже когда человек отошёл от неё. Головная боль не проходила, а слабость в теле заставляла Еву часто засыпать, неглубоко и тревожно. Мужчины находились в одном помещении с ней, но судя по голосам, на достаточном расстоянии, чтобы не увидеть, как она вздрагивала каждый раз, когда сон её резко обрывался.
Ева не спала, она в очередной раз лежала и напряжённо пыталась уловить обрывки фраз, долетающих до нёе, когда вдруг послышался скрип двери, а вслед за ним тяжёлые шаги. Говорящие мужчины разом притихли.
— Студент, ты брал её кровь для исследования? – хриплый голос был совсем рядом с ней.
Этот голос Ева не смогла бы забыть никогда. Только Хасан мог говорить таким голосом – жестоким и леденящим. Она перестала дышать.
— Да, я брал… Всё так, как и должно быть – эритроциты распадаются очень быстро, следов препарата в крови нет…
Ева не могла не заметить тон отвечающего, он был напуган и подавлен.
— Сколько она ещё протянет? – снова спросил Хасан.
— Дня три, не больше…
Собеседник Хасана ответил совсем тихо, будто не хотел, чтобы она расслышала его слова, и в этом почти шёпоте Ева узнала голос человека, который говорил с ней и не стал делать укол. На лбу у неё выступила испарина от услышанных слов.
— У нас меняются планы. Там Макс мне решил забастовку устроить, - Хасан усмехнулся, - не встает третий день. Девчонку спустим раньше, а то он умрёт и пропустит самое интересное. Подготовь её.
Ева потеряла сознание.
*** Макс
Десять дней… Я потерял надежду. Мной завладело полное безразличие ко всему. Я уже не чувствовал голода, только жажду, но пить не вставал. Мне казалось, что за два последних дня я даже не сменил позу, в которой лежал. Какая-то невидимая сила вдавила меня в матрас. Иногда я погружался в темноту, и мне нравилось это состояние беспамятства, когда пропадали все мысли, окружающее не тревожило. Просто пустота.
Мне вдруг стало интересно, куда они денут моё тело, когда я умру? Просто выбросят где-нибудь в лесу? И никто никогда не узнает, где я нашёл своё последнее пристанище. Я понял, что меня даже оплакивать будет некому. Я совсем один. В голову ползли несуразные мысли, и мне захотелось снова погрузиться в темноту, на этот раз навсегда.
