И мне каждый раз казалось, что рабочий и есть мой Серёжа, а принцесса - это я сама. Мы так долго искали друг друга, ошибаясь, обжигаясь и теряя наших любимых, так долго шли навстречу друг другу, что от этого феерия счастья была ещё сильнее. Нас переполняли эмоции, нужно было найти выход нашим чувствам, и мы занимались любовью ночи напролёт, а наутро умиротворённые, успокоенные и тихие, засыпали в объятиях друг друга.
И теперь, лёжа в больничной палате с казённым интерьером, я, двадцатидевятилетняя идиотка, мечтала, чтобы пришёл тот рабочий из сказки и укутал мне ноги. Тем более, что одеяло некстати задралось, и правая нога, которая была без гипса, мёрзла, а я ничем не могла ей помочь, поскольку лежала под капельницей.
* * *
Утро. Седоватый свет проникает в комнату сквозь щель между голубыми занавесками. Со дня аварии прошла ровно неделя. Отпуск закончился, пора звонить на работу. Я представляла себе реакцию шефа, Артёма Евгеньевича на своё отсутствие: девять часов - Жанны Юрьевны нет, десять часов - её по-прежнему нет, телефон накалился от звонков, клиенты атакуют, а помощница директора где-то прохлаждается. - Алло. Свиридов на проводе. Здравствуйте, Артём Евгеньевич, - начала было я свои оправдания, но шеф перебил: "Жанна Юрьевна, где Вы, чёрт побери, шляет..." - он оборвал себя на полуслове, грубое слово не было высказано, но мой начальник был на пределе бешенства: "Я с девяти часов один от клиентов отбиваюсь. Кстати, Ваш э... друг, Сергей Анатольевич, всю неделю, что Вас не было, терроризировал меня на предмет Вашего местопребывания. Вы что, прячетесь от него? Впрочем, меня это не касается. Меня интересует одно - когда Вы появитесь на работе. - Я не прячусь, я в больнице. Попала в аварию, но ничего страшного, только ходить не могу. - Как это не можете? А работа? голос шефа стал почти свирепым. - Понимаете, Артём Евгеньевич, у меня нога в гипсе. Передвигаюсь только с костылями. Но если нужно, я выйду на работу сегодня же, - говоря это, я представила себе сцену моего появления пред ясные очи сотрудников фирмы, затем в воображении возникли другие образы: вот я встречаю нового клиента, встаю из-за стола, чтобы сварить ему кофе и на костылях ковыляю в соседнюю комнату к чайнику. Клиент в шоке: таких секретарш он видит впервые. Видимо, отстал от жизни.
Не знаю, представил Артём Евгеньевич нечто подобное или ему просто стало по-человечески жаль меня, но голос его потеплел, он завещал мне выздоравливать как можно скорее, и мы простились уже добрыми друзьями. На прощание я попросила его на все вопросы о моём местонахождении отвечать кратко "я не знаю".
Итак, отпуск был испорчен. Подумать только, я взяла эти отгулы, чтобы провести их вместе с Серёжей! Помню, как неделю назад уставшая, но довольная, ехала к Сергею, чтобы рассказать ему о том, что на ближайшие семь дней я свободна, как птица, и что он может делать со мной всё, что пожелает. Если бы я знала, что ждало меня впереди!
Я открыла дверь своим ключом; чтобы застать Сергея врасплох, я постаралась сделать это как можно тише. Я думала, что Серёжа опять сидит за своим ноутбуком или учит очередную роль, и знала, что моё появление будет для него приятным сюрпризом, но с порога поняла, что ошибалась. Квартира была задымлена, несло перегаром, потными телами и дешёвым вином. Из гостиной вывалился какой-то человек и, кивнув мне, скрылся в уборной, какая-то смеющаяся парочка неторопливо прошествовала в нашу с Сергеем спальню и заперлась там. Я поставила на пол сумку с продуктами (купила для нашей с Сергеем недельной идиллии) и заглянула в гостиную. Не увидев Сергея, прошла на кухню.
Да, Сергей был там. И не один. На обеденном столе с разведёнными почти в шпагат ногами сидела темноволосая девушка. Рядом, почти вплотную прижавшись к ней, стоял мой Сергей. Они целовались. Взасос, вульгарно и отвратительно. Я никогда не видела, чтобы Сергей так целовался. Меня, во всяком случае, он так не целовал.
Девушку я знала, я видела её однажды в театре во время репетиции. Играла она статично, но благодаря красоте и шарму к своим двадцати семи годам сделала неплохую карьеру в кинематографе. Звали девушку Лиля. Именно она первой заметила меня - стоящую в дверном проёме с потрясённым лицом. Лиля с усилием оторвалась от Сергея, и мне показалось, что она немного смущена. Она знала, что мы с Сергеем живём вместе. Затем оглянулся Сергей. Я не узнала его лицо, оно было совсем чужим, искажённым страстью и выпитым. Глаза, обычно светлые и лучистые, потемнели и приобрели оттенок мокрого асфальта. - Жанна, - только и смог сказать он.
А я уже неслась вон из этого дома. Проскочила мимо ванной, едва не сбив с ног кивнувшего мне типа. Помню, как споткнулась о сумку с продуктами, как они рассыпались по полу. Но мне было не до них. Выбежав на улицу, я затравленным взглядом посмотрела в последний раз на родные окна и бросилась дальше. Куда? Я и сама не знала.
Миновав несколько кварталов, я вбежала в тёмную арку, прижалась спиной к холодной стене с выбоинами, опустилась на корточки и разрыдалась. Не знаю сколько это длилось, помню только, что ко мне подошла какая-то старушка, погладила по голове и пошла дальше.
На меня эта ласка подействовала странным образом: я успокоилась, но впала в состояние оцепенения. Я встала, достала из сумочки платок, вытерла глаза и собиралась выйти из арки, как вдруг раздался звук лязгающих тормозов, я увидела алый силуэт автомобиля, четыре кольца на бампере и потеряла сознание. Время от времени я приходила в себя, я помню, как меня укладывали на носилки, как везли в операционную, подозревая серьёзные последствия от аварии. Но всё более-менее обошлось. И на том спасибо.
* * *
"Больная Дубровская, к Вам посетитель", - голос медсестры был всё такой же металлический, без единой эмоции. Кто бы это мог быть? Неужели Артём Евгеньевич не сдержал обещания и всё рассказал Сергею?
В дверь постучали, я что-то промямлила в ответ. На пороге стоял незнакомец. Я с удивлением рассматривала гостя. Высокий, темноволосый, лицо бледное, узкое, костюм дорогой, насколько я могла судить. Вероятно от Армани: видела такие же в бутике на позапрошлой неделе. Что нужно этому пижону от контуженой хромоножки, коей я являлась в настоящий момент? Ответ я получила незамедлительно. - Здравствуйте, Жанна. Можете запустить в меня вон той ужасной вазой на Вашем столике, но я именно тот негодяй, благодаря которому Вы здесь. - Ну зачем же вазой. И потом, здесь очень мило. Только скучно. Никто, знаете ли, не приходит. Вы - первый. - Простите меня, Жанна. Я очень сожалею о случившемся. Если я в состоянии что-либо сделать для Вас - я готов, только скажите. - Поговорите со мной, а то я здесь совсем одичала. Медсестра ходит, точно немая, сегодня впервые услышала её голос. Приятный? - в глазах гостя сверкнуло лукавство. - Скажем так: полностью ей подходит.
Посетитель улыбнулся и присел на стул возле моей кровати. Затем он внимательно взглянул на меня и сказал: - А ведь я здесь уже был. Вы меня совсем не помните?
Надо сказать, что с его приходом, в моей памяти возникли какие-то размытые образы. Теперь они, наконец, приняли более отчётливые очертания, и я ответила вопросом на вопрос: - На Вас была белая рубашка? - Да, кажется, да. Точно да. Я тогда очень за Вас испугался, всё рвался в палату. Сначала меня не хотели пускать, но потом главврач сдался, и мне разрешили побыть с Вами недолго. Как Вы?
Пока он говорил, я изучала его лицо. Черты его, в целом гармоничные, были весьма выразительны, глаза, как мне показалось, смотрели на меня с симпатией и некоторым лукавством. "Приятный тип" - таков был мой вердикт.
Что я делаю здесь, почему я не дома? Мама, где ты, ты так мне нужна сейчас. Как мне одиноко, как больно. - Как мне одиноко, - невольно вырвалось у меня. - Неужели Вас никто не навещает? Родные, друзья, муж, - в его голосе зазвучали тёплые нотки.
Я заглянула в глаза незнакомца: они были большие, тёмные, точно августовское небо и какие-то добрые.
Иногда мы прячем истинные чувства глубоко внутрь себя и надеваем маску безразличия. Мы обманываем самих себя, обманываем окружающих, которым, в сущности, всё равно что у нас на сердце, но если вдруг в случайном человеке встречаем интерес к нашему горю или хотя бы его подобие, мы перестаём владеть собой, и тайное выходит на поверхность. Я никогда не была лихой комедианткой, и поэтому, едва я увидела отблеск своей боли в глазах незнакомца, как на глаза мои навернулись слёзы. Чтобы скрыть мимолётное проявление слабости, я решила отвлечь его внимание от своей персоны и переменила тему: - А ведь знаете, мы с Вами находимся в неравном положении. Вы знаете как меня зовут, а я до сих пор не знаю Вашего имени. - Простите, мне почему-то показалось, что я представился. Меня зовут Марк. Вы читаете Сэлинджера? - спросил незнакомец, увидев на прикроватной тумбочке карманный томик рассказов Дж. Сэлинджера на английском языке - сувенир, с которым я не расставалась. - Нет, к сожалению я не знаю языка, книга дорога мне просто как подарок.
