Амелия подошла к двери и прикрыла ее: она услышала голос мужа в коридоре.
— Ну дай же папе войти, мама, — сказала Элизабет. — Это просто глупо!
Амелия отпустила ручку двери. Пьер вошел в комнату с застывшим взглядом и искривленным ртом. Обогнув жену и дочь, он решительным шагом подошел к платяному шкафу и снял с вешалки пальто.
— Я иду в гараж, — зло заявил он, хотя его никто ни о чем не спрашивал.
— Можешь идти куда тебе угодно, — холодно ответила Амелия.
Он вышел, хлопнув дверью.
— Ну вот! — сказала Амелия, вздрогнув от стука. — Сам виноват, а изображает из себя обиженного. Согласись, что это уже слишком!
— Да оба вы уже слишком! — ответила Элизабет. — Неужели можно ссориться из-за подобных глупостей? Объяснитесь же наконец, поцелуйтесь и дело с концом.
— Нет, — упрямо сказала Амелия.
Когда клиенты кончили обедать, Амелия и Пьер как обычно сели за стол, Элизабет приоткрыла дверь столовой и украдкой взглянула на них. Сидя напротив друг друга в большом пустом зале, они не разговаривали и едва смотрели друг на друга. Необходимость есть за одним столом отнюдь не способствовала тому, чтобы они забыли о своей ссоре. «Приступ ревности? И это в их-то возрасте? После двадцати лет совместной жизни? Это просто немыслимо! Мама слишком чувствительна, а папа слишком добр». Элизабет тихонько подошла к ним и сказала:
— Знаете, на вас не очень-то приятно сейчас смотреть.
Ни одна из враждующих сторон не удостоила ее улыбкой. Тогда Элизабет ушла, решив, что утро вечера мудренее.
Проснувшись утром, Пьер и Амелия так и не помирились, но их ссора скоро забылась, когда они узнали новости из газет. Важные события, происходившие в Париже, отодвинули их личные проблемы на второй план. В очень подробных статьях, снабженных документальными фотографиями, наводящими ужас, говорилось о бунте шестого февраля, во время которого в столице пролилась кровь. Перестрелка на площади Согласия, отряды жандармов на Кур-ля-Рен, кафе, превращенные в пункты скорой помощи: десятки убитых и раненых. Пьер считал, что кровопролития можно было бы избежать, если бы Даладье оставил Шиаппа в префектуре полиции. «Огненные Кресты», «Союз патриотической молодежи», «Ветераны войны» и даже объединения французских националистов были, по его мнению, правы, в то время как радикал-социалисты и франкмасоны вели страну к бесчестью. Большинство клиентов согласились с ним, но выразили опасение, как бы компартия не воспользовалась волнениями на улицах города для захвата власти. Несколько экзальтированных молодых людей из постояльцев, верных читателей газеты «Грингуар», сожалели о том, что не приняли участия в этой справедливой борьбе. Глория была уверена, что военным запретят увольнения и отпуска из-за этих беспорядков и опять задержат ее жениха. Обеспокоенные жены звонили из гостиницы своим мужьям: им долго приходилось ждать связи, и их разговоры часто прерывались. Несмотря на отставку кабинета министров Даладье, седьмого февраля продолжились демонстрации около зданий общественных организаций. Пансионеры «Двух Серн» собирались в холле перед радиоприемником и слушали последние известия. Когда, наконец, девятого февраля Гастон Думерг, уже бывший к этому времени на пенсии, согласился по призыву президента Лебрена сформировать правительство «национального спасения», ветер надежды охладил горячие головы. Даже Элизабет, мало что понимавшая в политике, почувствовала облегчение. На следующий день она пошла с Сесиль и Глорией на гору Арбуа. Они взяли с собой еду, рассчитывая перекусить в шале «Тетушки».
Подъем на лыжах, зачехленных тюленьими шкурами, был долгим и трудным. Девушкам стало жарко. Они сняли куртки и привязали их рукавами на бедрах. Расстегнув кофточки, девушки медленно поднимались, глядя на ослепительный снег. Даже темные очки не спасали глаза от этого слепящего потока света. Они остановились неподалеку от фермы, чтобы намазать кремом обожженные лица и съесть по апельсину. Белый склон был усеян кожурой, отливающей на солнце золотом. Неподалеку от них поднималась группа молодых людей, идущих параллельной дорогой. Их силуэты выделялись на фоне залитого солнцем пространства. Они шли друг за другом, двигаясь в одном ритме. Большие черные очки делали их похожими на огромных насекомых. Еще ниже растянулись пунктиром в снежной пустыне другие группы. Отдохнув и утолив жажду, Элизабет снова двинулась в путь. Сесиль и Глория пошли по следу, проложенному ее лыжами. Она слышала позади себя равномерный скрип и прерывистое дыхание. Элизабет и теперь не могла отделаться от воспоминаний. Не так давно, на другом заснеженном склоне, она видела перед собой мужскую широкую спину; тогда она была счастлива и верила в будущее. Плотный ряд пихт. Снег, испещренный следами лыж. А там, на блестящей, как серебряное озеро, платформе — шале «Тетушка» с дощатыми ярко-желтыми стенами, заснеженной крышей и изгородью из лыж, воткнутых в снег перед дверью.
— Наконец-то! — с облегчением воскликнула Сесиль. — А то я уже стала думать, что эту хибару переставили на другое место!
Переступив через порог дома, девушки, еще ослепленные ярким горным светом, попали в сумеречный задымленный зал. Повсюду виднелись смуглые лица, на которых ярко выделялись белки глаз и зубы. Сидя за длинным столом, люди с жадностью ели посреди беспорядочно валяющихся раскрытых рюкзаков, смятой бумаги, бутылок и котелков. Одним только запахом, идущим из кухни, можно было насытиться. Звенела посуда, слышались громкие голоса:
— Дадут нам, наконец, хлеба?
— Эй, Делаша, сюда три супа!
— Поторопись, Эмиль, или мы уйдем без тебя!
— Здравствуйте, тетушка!
— Здравствуйте, барышни! Давненько вас не было видно. Эта канатная дорога на Рошебрюн отбивает у нас клиентов. Все в порядке?
Женщина, которую просто звали тетушкой, была упитанной, с розовыми пухлыми щеками и пушистыми светлыми волосами, придающими ей вид сорванца.
— Сейчас освободятся места в конце зала, — сказала она. — Идите быстрее! Вы возьмете суп?
— Конечно, — сказала Сесиль. — И бутылочку красного вина. Оно у вас такое вкусное.
Люди выходили из-за стола, громко стуча лыжными ботинками. Девушки прямо-таки рухнули на еще теплые деревянные скамейки.
— Уф! Как я устала, — выдохнула Глория.
— А я еще ничего, — сказала Сесиль. — Но затылок у меня просто горит от солнца.
«Племянник» Делаша принес пузатую супницу и наполнил тарелки до краев. Сесиль и Глория были в восторге:
— Здесь все такие спортивные, приятно посмотреть!
После супа они съели все, что взяли с собой: два крутых яйца, два ростбифа, кусок савойского сыра, шоколад и апельсины. Вернулся «племянник», неся под мышкой толстую тетрадь в обклеенной тканью обложке: «Книга отзывов».
— Вы уже расписывались в ней? — спросил он.
— Нет, покажите-ка нам ее, — попросила Сесиль.
Тот стряхнул крошки со стола, торжественно раскрыл книгу перед девушками и сказал:
— Я вас оставляю. Можете не спешить.
Они забавлялись, читая ироничные, поэтичные, а порой и резкие отзывы, написанные в столбик среди различных рисунков на хорошей мелованной бумаге. Дойдя до последней страницы, Элизабет едва сдержала свое удивление. Рамочкой были обведены следующие слова: «Незабываемый день дружбы, непомерной усталости и неиссякаемой радости. — Жорж и Франсуаза Ренар». Ниже можно было прочесть: «Кристиан Вальтер» и дата: 9 февраля 1934 года. Вчера он был здесь со своими друзьями, радуясь снегу и солнцу. Его смех раздавался в этих закопченных стенах. Он прикасался рукой к этой книге, оставляя свою подпись. Мог ли он подумать, что двадцать четыре часа спустя Элизабет обнаружит этот след его пребывания здесь? Нет, он больше не думал о ней, она ему больше была не нужна, чтобы прожить «незабываемый день»!
— Что напишем? — спросила Сесиль.
Втроем они начали изобретать что-нибудь оригинальное. Но Элизабет с трудом вслушивалась в их предложения. Наконец Сесиль вынула из сумочки маленькую авторучку и написала:
«На вершине нашего счастья находится Тетушка, ее суп, ее снег и ее улыбка». Они расписались по очереди.
Выйдя из домика, они вновь были ослеплены голубым небом и белым снегом. Само совершенство окружающей природы усиливало печаль Элизабет. Зачем столько красоты, если рядом не было дорогого существа, чтобы вместе созерцать ее? Сидя на террасе, лыжники загорали на солнце. Другие, надев лыжи, начинали спускаться наискось по склону. Посоветовавшись, девушки решили пойти на трассу горы мандаринов. Спуск между пихтами показался им легким. Доехав до долины, они обогнули гостиницу «Гора Арбуа» и вышли на дорогу, ведущую к «Голгофе». Вдоль этого извилистого маршрута стояло множество маленьких часовен. Из-за оград на снег пристально глядели деревянные статуи с потрескавшейся краской. На большой скорости Элизабет проехала мимо большой скульптурной группы, изображающей распятого Христа, воинов с хлыстами, апостолов, застывших от холода, заплаканной Девы Марии… Вскоре с городского катка до нее донеслись звуки музыки, Межев был уже близко.